Они целовались какое то время, и бешеное, мало контролируемое желание Надежды превращалось в тягучую истому… Она тихо стонала и прижималась всем телом к мужчине, желая ещё большего контакта.

Ей казалось, что она парила от поцелуев, разных, от практически невесомых, до алчных, прикусывающих, стремящихся захватить…

Игра языками, телами, руками приводила Надю в неистовство, уводя за грань желания, пока она не почувствовала прикосновение мужских пальцев на самом чувствительном месте, прикосновение умелое, и Надежда погрузилась в оргазм мгновенно, вцепившись Рою в плечи, она напряглась, а потом стала словно проваливаться в мягкость матраса.

Все её дальнейшие движения были остановлены Роем, несмотря на то, что ей было более чем очевидно его желание…

— Скоро выезжать за твоим подарком, Надья.

Надежда провела рукой по груди Роя, отчего его пробила крупная дрожь, но всё, что последовало за этим:

— Тебе обязательно нужно поспать.

— Ладно, — Надя не видела смысла в поведении актёра, но и принимать на свой счёт не стала. В своём поведении и реакциях она тоже не видела смысла.

Интенсивно… Рой был прав, всё было слишком, даже отчаянно интенсивно, и, конечно, это пугало Надю своими последствиями. Это всё меньше походило на сказку, а Золушке, вероятно, уже вот-вот принесут не подходящую ей туфельку. Рой Флеминг не подходил Надежде, как и она ему.

Когда Надя села в небольшое, странного вида авто, за рулём которого сидел Рой, было темно, рассвет ещё не торопился, только небо поменяло оттенок на более светлый. И стремительно гасли звёзды.

Рой протянул ей бумажный стаканчик с кофе.

— Тебя было не разбудить, но надо поторопиться, я налил кофе в термос.

— Спасибо, — она отпила глоток, — ты сварил кофе и перелил его в термос? — сама мысль о Рое Флеминге, который сам переливает в термос кофе, показалась ей странной.

— Сварил не я, а кофе-машина, — Надя вспомнила, что в помещении, выполняющем функцию кухни, была кофеварка, — а я перелил в термос. Ты говоришь так, словно я запустил коллайдер.

— Просто… ты же Рой Флеминг!

— Да. Это я, — он улыбнулся и повёл бровями, — и у меня есть руки, которыми я определённо умею пользоваться. Так что я могу нажать на пару кнопок на кофе- машине и даже умею готовить некоторые блюда.

— Какие?

— В основном десерты, для племянников.

— Ооооо, — Надежда сглотнула от мысли о сладком.

— Сам я почти не ем, в связи со съёмками мне нужно быть в определённой форме, иначе бы моим племянникам не доставалось ни кусочка.

— Понимаю. Я толстею, даже когда смотрю на сладкое…

Рой засмеялся и бросил взгляд на декольте Надежды. Говорящий взгляд. Довольный.

— Думаю, тебе не нужно сильно усердствовать с диетой, десерты на твоём теле находят самые аппетитные места, — подмигнул.

Надежда с интересом смотрела по сторонам, но мало что видела. Тёмное небо, очертания гор и на их фоне — следы присутствия человека: дороги тонкой лентой вдоль скал и домики.

— Неееееет, — Надя смотрела на людей и оборудование вокруг неё и нерешительно отступала куда-то назад, при этом всё ещё держась одной рукой за Роя.

— Ты боишься высоты?

— Не боюсь, ты как-то спрашивал, но это, — она махнула рукой в сторону аппарата, не внушающего никакого доверия, — безумие.

— Жизнь безумна, Надья. Опасна и в то же время прекрасна. И она быстротечна. Как рассвет, который сейчас будет. У тебя есть только один шанс увидеть сегодня рассвет с высоты птичьего полёта.

— Я боюсь. Ты сумасшедший! — она завизжала, обведя глазами присутствующих, которые, казалось, не обращали внимания на практически истерящую женщину. Каждый сосредоточенно занимался своим делом.

— Правильно, ты боишься. Все бояться, я боюсь, Тони, твой инструктор, с которым ты полетишь, тоже боится, поэтому мы все очень щепетильны и аккуратны с безопасностью, но полёт стоит страха.

— Я боюсь, — она готова была заплакать от страха и, наверное, разочарования. Кому вообще может прийти в голову подарить полет на дельтаплане? В горах! На рассвете!

Полёт на рассвете.

— Не бойся, — Рой нагнулся и смотрел в глаза Нади. Несмотря на темноту и свет только от фонарей, она готова была поклясться, что видела отражения себя. Уже в специальном комбинезоне и шлеме, испуганную и жалкую, плачущую, — не бойся. Ты хотела научиться не бояться жизни… сейчас, сегодня, на рассвете, ты сможешь перестать бояться. И начать жить.

— А если я не перестану, в следующий раз ты заставишь меня прыгать с парашютом или погружаться на сто метров в лёгком оборудовании?

— Почему нет? Это здорово. Можно ещё в коробке с пауками посидеть… — Рой широко улыбнулся.

Надежда покрылась потом, побледнела, судорожно сглотнула, и только под собственный выдох услышала.

— Нет, нет, никаких пауков, я понял.

— О…

— Даже самых маленьких, даже коллекция резиновых насекомых Филиппа, моего племянника.

Надежда ещё раз вздрогнула.

Тони, оказавшийся высоким мужчиной с явно арабскими корнями, максимально подробно рассказывал об устройстве дельтаплана, половину технических подробностей она забывала тут же. Сосредоточилась только тогда, когда Тони стал объяснять, как вести себя в полёте. Казалось, ничего особого от Надежды не требовалось — только выполнять команды инструктора и получать удовольствие от полёта. Постепенно идея пролететь на дельтаплане перестала казаться безумием и увлекла Надю, она ощущала волнение и даже нетерпение.

— А ты? — спросила Роя.

— Я немного позже, встретимся внизу, — снимая на ходу тонкую куртку, чтобы переодеться в комбинезон, ловя при этом взгляд Надежды, подмигивая уже спокойно улыбающейся женщине.

Внутренности Надежды поднялись вверх, кровь хлынула к голове, руки занемели от напряжения, она чувствовала тошноту, головокружение и страх открыть глаза. И ещё порывы холодного ветра, и странный гул вокруг себя, вибрирующий.

Но глаза она всё же открыла, встречаясь с огромным красно-оранжевым морем, которое растекалось по небосклону и надвигалось прямо на них, рассеиваясь по берегам синим, переходящим в бирюзу и голубой. Она летела прямо на рассвет. Внизу было не менее огромное зелёное море, отражающее первые, ещё холодные, лучи солнца. Она парила над огромной бескрайней землёй и своим страхом, оставив его далеко-далеко, на взлётной площадке, вместе с собственным криком и смехом инструктора. А потом время остановилось, рассвет, который длился, по Надиным ощущениям миг, растаял и уступил место дню… они парили, ловили ветер, который трепал, ударял и был против непрошенных гостей, а потом вдруг подставлял своё плечо под крыло дельтаплана и нёс мягко, не позволяя колыхнуться, показывая, что он не враг. Соперник, друг, участник приключения, показывающий жизнь с высоты птичьего полёта, но не враг.

Дважды Тони отдавал управление в руки Нади, что приводило её в восторг, и, наконец, шумно, но, к удивлению Надежды, мягко, они приземлились. Первое, что почувствовала женщина — тишина, потом тепло. И то, что она сидела на траве, а Тони снимал с неё шлем и интересовался:

— Все о’кей?

— О’кей, — отозвалась, Надя, в удивлении слыша свой голос.

Внизу, где была сейчас Надя, была мягкая, сочная и невысокая трава, яркие всполохи весенне-летних цветов и мягкий, невесомый ветер. Тони присел рядом, молча, видимо давая время своей подопечной. Оставить её одну он не мог.

В домике, куда зашла Надя, было немноголюдно, несколько инструкторов, спортсменов дельтапланеристов, мало кто говорил на английском, только некоторые инструкторы. Стоял огромный стол, кулеры с водой, пара кофе-машин и громко играла музыка. Ритмичные латиноамериканские мотивы создавали контраст с тишиной за стенами, после чашки горячего чая хотелось танцевать, прыгать, скакать на месте и вдоль помещения. Надежда не помнила, когда она ощущала подобный подъем в душе и ощущала ли когда-нибудь.

Прямо сейчас она не боялась ничего. Ни полёта, ни «Логана» в кредит, ни даже пауков.