Изменить стиль страницы

Пэрри принял решение исповедаться перед главой Ордена и просить его об отпущении греха.

Но сначала было необходимо оправиться после утомительного путешествия. Несколько дней Пэрри лишь ел, отдыхал и отсыпался.

Джоли все-таки появилась.

— Извини, — сказала она. — Теперь я понимаю, что была неправа. Мне не следовало тебя искушать.

На этот раз Пэрри сам встал на ее защиту.

— Ты моя жена! — привел он веский довод. — Ты не можешь сделать мне ничего дурного!

— Нет-нет, с моей смертью все изменилось, и я не должна была возвращаться к жизни, зная…

— Ты просто воспользовалась чужой плотью, чтобы помочь мне выполнить долг! Без тебя я ничего бы не добился! Тебе не в чем себя винить!

— Но после того как всадник ускакал, я не имела права…

— Ты ведь видела, что я едва не падал от усталости — если бы не теплое жилище и еда, я так и замерз бы в снегу. Ты пыталась спасти, а не погубить меня!

— Однако мне не следовало являться к тебе ночью в облике молодой женщины.

С этим ему пришлось согласиться:

— Да, пожалуй, Джоли. Но если бы я сам не захотел, ты все равно не смогла бы меня соблазнить. Так что это мой грех!

— Наш грех, — поправила она.

— Пусть так, — подтвердил Пэрри.

— Как видно, такая уж я порочная — я все равно ни о чем не жалею. Я так тебя люблю, Пэрри, и так хочу быть с тобой…

— Ты всегда со мной, Джоли.

— По-настоящему — как живая, — договорила она.

— И мне хочется, чтобы ты была живая. — Теперь он понял, что не просто согрешил, а при первой же возможности готов повторить свой грех.

— Что же теперь будет?

— Я должен покинуть Орден, — ответил Пэрри. — Первое время мне хотелось раскаяться и попросить отпущения греха, теперь же я уверен, что это невозможно, ведь мой грех — со мной. Я не вправе больше оставаться доминиканским монахом.

— Кто же тогда будет повергать в прах планы Люцифера?

Пэрри обхватил голову руками:

— Боюсь, что никто! Никто в Ордене не посвятил себя изучению зла так, как я! Какая горькая шутка — я сам должен пасть жертвой зла!

— Которое состоит в любви ко мне.

— Вовсе нет! — Однако Джоли сказала правду. Ведь он был теперь монахом и не имел права на земную любовь. — Джоли, ты стала моей совестью. Ответь, что мне делать?

— Я вовсе не совесть, — сердито отрезала она. — А твоя жена, которая ввела тебя в грех!

— Как же мне быть? — мрачно повторил он.

Джоли в отчаянии парила в воздухе.

— Да, то, что я делала и буду делать с тобой, — грех. Однако иметь возможность и не препятствовать Люциферу плести свои злобные козни — настоящее преступление. Мне кажется, что ради добра, которое ты можешь совершить, оставаясь здесь, следует смириться с грехом.

Как они оба ни ломали голову, ни один, ни другой не мог придумать более приемлемого решения. Выходило так, что великая благородная цель оправдывает утаивание мелкого грешка…

Сознавая, что запятнал честь монаха Доминиканского Ордена, Пэрри умолчал о своем проступке. Хотя он и не был согласен с утверждением о том, будто цель оправдывает средства, однако в душе надеялся, что его случай особенный.

Впрочем, похоже, что так оно и было. Шли недели и месяцы — монголы так и не предпринимали военных действий против Европы, а затем и вовсе повернули вспять. Известие о смерти Великого Хана все-таки просочилось, и Европа была избавлена от сокрушительного удара, который собирался нанести ей Люцифер.

Однако ни сомнения, ни с новой силой вспыхнувшая страсть к Джоли не покидали Пэрри. Он понимал, что не может больше жить двойной жизнью. Требовалось каким-то образом разрешить противоречие, которое разрывало ему душу.

Вот только как?

7. ЛИЛА

Однажды весной тысяча двести сорок второго года Пэрри прогуливался по примыкающим к монастырю угодьям. Как всегда, он размышлял о том, как примирить обнаруженное внутри себя зло с тем добрым делом, которому служил. Пэрри успешно продолжал обращать на путь истинный даже тех еретиков, с которыми не удавалось справиться другим его собратьям. Почему же он никак не мог избавить от греха свою собственную душу?

— Потому что ты этого не хочешь, Пэрри.

От неожиданности он даже подпрыгнул: рядом стояла прекрасная молодая женщина. Как же он не заметил ее появления?! Впрочем, в монастырских пределах вообще не должно быть женщин, даже монахинь… Пэрри удивленно уставился на непрошеную гостью.

Та улыбнулась в ответ. Ее перехваченные узкой ленточкой волосы развевались на ветру. Одета она была в длинное платье, какие обычно носили незамужние девушки. Однако больше незнакомка ничем не походила на обычную женщину. Ее волосы блестели, словно золотые, а глаза, сияющие, как два маленьких солнца, тоже казались сделанными из чистого золота. Шелковистое платье плотно обтягивало стройное тело, делая его похожим на статую. Гостья чем-то напомнила Джоли, однако была еще красивее. Скорее Пэрри сравнил бы ее с облаченной в одежды Венерой.

— Здесь нельзя находиться женщинам! — поборов изумление, воскликнул он.

— Неужели? — спросила она, скривив губы в насмешке. — А как же твоя призрачная возлюбленная?

— Кто ты? — удивился Пэрри.

— Я Лила и послана, чтобы совратить тебя.

Такой откровенности он не ожидал:

— Так, значит, тебя послал… сам Люцифер?

— Да, Пэрри.

Неужели это правда? Вероятно, только так можно объяснить ее внезапное появление и то, что ей известно его имя, которое никогда не произносилось в монастыре. И все же…

— Люцифер действует обманом, — заметил Пэрри. — Если бы ты явилась от него, ты ни за что бы мне в этом не призналась!

— Да, Люцифер — Отец лжи, — согласилась незнакомка. — Однако даже самая откровенная ложь очень похожа на правду. Нам, мелким сошкам, не позволено свободно лгать — это привилегия Хозяина. Поэтому я всегда буду говорить тебе только правду, хотя, возможно, ты не всегда захочешь ее услышать.

— Я тебе не верю!

— Всему свое время.

— Что-нибудь случилось, брат?

Виновато обернувшись, Пэрри заметил, что к нему направляется монах. Как же он теперь объяснит ему присутствие здесь посторонней женщины?

Однако тот, похоже, никого, кроме Пэрри, не видел.

— Я заметил, как ты остановился и стал жестикулировать, как будто тебе плохо. Что-нибудь с животом?

— Мне что-то привиделось, — туманно выразился Пэрри.

— Темнишь, — бросила Лила. — Ты не просто думаешь, будто что-то видишь; ты действительно видишь дьяволицу. Причем там, куда, как считается, мы не способны проникнуть.

Ее слова как будто пригвоздили его к месту.

Другой монах огляделся по сторонам:

— Я ничего такого не заметил. А что показалось тебе?

— Зло.

Монах нахмурился:

— Зло? Здесь? Должно быть, ты ошибся, брат.

— Да, наверное, — согласился Пэрри.

— А теперь ты лжешь, — вставила Лила.

— Дело в том, что я видел женщину, то есть воплощенное в женщину зло, — признался Пэрри, — дьяволицу.

Собеседник с тревогой взглянул на него:

— Боюсь, ты попал в беду, брат.

— Вот именно, — уныло отозвался Пэрри.

— Ничего, крест прогонит видение. — Монах достал свой серебряный крест.

— Да-да, конечно, — с облегчением пробормотал Пэрри. Он вытащил свой крест и махнул им в ту сторону, где стояла Лила. Не издав ни звука, та исчезла.

— Ну что, ушла? — поинтересовался его спутник.

— Ушла, — подтвердил Пэрри. — Спасибо тебе, брат!

— Из-за сомнений и дурных воспоминаний нас всех порой одолевают злые силы, — заметил монах. — Но Иисус Христос — надежная защита от них.

— Да! — с жаром воскликнул Пэрри.

Вместе с другим монахом он направился к строениям, однако все равно не мог успокоиться. Ведь он знал, что даже вера в Христа не искоренила его дурных мыслей. И дело было вовсе не в Боге, а в нем самом — в том, что его вера ослабла…