— Исходя из этого, ничем, что касается заработной платы, к сожалению, порадовать не могу. Об этом месяце говорить не будем, он фактически прошёл, а вот в октябре… — Зыков подождал, какова будет реакция, но ее не последовало. — Финансовый директор сейчас в банке. Но даже если его миссия увенчается успехом, то мы сможем получить не более половины нужной суммы…

— Это что же получается, за август зарплату не дали, весь сентябрь без денег, а в октябре вы нам, может быть, только по половине заплатите?! — наконец из задних рядов небольшой толпы выплеснулось давно зреющее недовольство.

— Может быть… а может и не быть, — подтвердил с леденящим спокойствием Зыков.

— Так что же, мы тут задарма, что ли вкалывали, здоровье гробили! — обстановка явно начала накаляться. Выкрикивали по-прежнему сзади, в то время как передние хмуро безмолвствовали. Это был добрый знак, говорящий о том, что рабочие далеко не едины в своём возмущении и многие ждут именно от директора разрешения ситуации.

— То, что вами заработано всё будет выплачено, но когда, этого я, к сожалению, сказать не могу. — И тут же Зыков, не давая вырваться новому всплеску недовольства из задних рядов, пошёл с козырной карты. — Единственное, что я вам могу обещать твёрдо, это то, что производство свёрнуто не будет, и никто не будет сокращён и уволен, если сам того не пожелает.

Слова директора произвели должное впечатление: увольнения боялись все, но в разной мере. Зыков своим манёвром сумел отсечь крикунов, в основном грузчиков, самой низкооплачиваемой категории, от более высокооплачиваемых литейщиков и автокарщиков, которым было куда сложнее найти работу. Зыков действительно никого не хотел увольнять. За шесть лет методом отбора ему удалось, наконец, подобрать постоянный производственный состав, в котором не осталось пьяниц, прогульщиков, лентяев и просто нежелательных. А процент крикунов — обязательный элемент любого, так называемого, трудового коллектива, был невелик.

— Но если кто всё-таки желает найти более подходящую работу, пожалуйста, никого не держим. Для расчёта деньги найдём, — в голосе директора уже слышались и угрожающие нотки с недвусмысленным подтекстом: назад потом не примем, хоть в ноги падайте. — Вопросы есть?

Даже разбитные крикуны-грузчики оказались не в состоянии мгновенно сформулировать свои вопросы. Расчёт директора оказался верен.

Зыков запретил помещение, арендуемое для управления его фирмой называть офисом, как это делалось повсеместно. Контора — только так именовался штаб «ЦВЕТМЕТа». Она располагалась неподалёку от завода, тоже в здании некогда сверхважного учреждения. Фирма здесь арендовала расположенные особняком четыре комнаты. Строгий пропускной режим остался в далёком прошлом. Потому бабульки-привратницы, сидевшие на месте бдительных вохровцев, пропускали, кого знали в лицо, даже без предъявления пропусков. Таким же образом проследовал через проходную и Зыков, миновав турникет, не глядя по сторонам, и по этой причине не заметивший как привратница указала на него худенькой девушке стоявшей на проходной:

— Ну, что же ты? Это же он прошёл…

Но девушка, видимо растерявшись, так и не решилась окликнуть Зыкова и только проводила взглядом его удаляющуюся спину.

В конторе если не считать Вали, тридцатидвухлетней секретарши, никого не было. Кузькин уехал в банк, а снабженцы, получив накануне задания, разъехались по Москве и области искать сырьё, то есть алюминиевый лом пригодный для переплавки, и который, по возможности, можно приобрести на «халяву», по дешёвке. Невысокая, с кривыми ногами Валя внешне так же соответствовала «классическому» образу секретарши, как её шеф образу крутого «нового русского».

— Меня спрашивали? — поздоровавшись, спросил у неё Зыков.

— Вас с утра Владимир Михайлович искал, и поставщики факсами забросали.

— Понятно. Эти факсы Кузькину отдай, как приедет, пускай, что-нибудь сочинит в ответ.

Больше ничего?

— Тут вас с утра какая-то девушка на проходной дожидается.

— Какая ещё девушка? — недоумённо переспросил Зыков.

— Не знаю, всё допытывалась, когда вы придёте.

— Если насчёт трудоустройства, объясни, что у нас нет вакансий. Не знаешь, что ли как это делается? — Зыков говорил с лёгким раздражением.

— Я с ней только по телефону разговаривала, — обиженно отреагировала Валя, — она говорит, что по личному вопросу пришла.

— По личному!? — Зыков даже не стал копаться в своей памяти, никакой личной жизни после смерти его жены почти десять лет назад у него не было, если конечно не считать мучений с единственным сыном. — Ладно, некогда мне ерундой заниматься, — он не сомневался, что посетительница всё же приходила устраиваться на работу, ведь кругом идут повальные увольнения, вызванные кризисом. — Я у себя буду.

Зыков отпер свой кабинет. Узкая, похожая на пенал комната с высоким потолком и большим окном была погружена в полумрак. Он не стал ни открывать штор, ни включать свет, сел за свой рабочий стол и, вытянув ноги, откинулся в кресле. Всплеск энергии, вызванный визитом в цех, сменился депрессией. А ведь когда-то он мог работать, по десять-двенадцать часов кряду. Когда-то он ясно видел цель и стремился к ней, и у него было, для кого работать — сейчас не было ни того, ни другого.

3

Кудряшов в жизни Зыкова играл роль и ангела-хранителя, и сатаны-искусителя. Имея влиятельных покровителей, он шествовал по служебным ступеням, нигде не задерживаясь надолго, и всюду тянул за собой Зыкова. В ГОСПЛАНе, казалось, их обоих ждала блестящая карьера, но в середине семидесятых, Кудряшов, вообще склонный к авантюрам, вдруг делает крутой «вираж» и уходит в организацию, занимающуюся реализацией импортного ширпотреба. Через некоторое время там же оказался и Зыков. Тут-то всё и началось.

То было время неимоверных очередей за импортными товарами: обувью, одеждой, косметикой… Партия и правительство, вбухивая сотни миллиардов, вырученные от продажи сибирской нефти, на космос, оборонку и внешнеполитическую экспансию, сподобились чуть побаловать «широкие массы трудящихся». Кто занимался распределением импорта, находился вблизи весьма соблазнительного «корыта». В непосредственной близости от него расположились, и молодой энергичный экономист Володя Кудряшов, и его лучший друг и помощник Коля Зыков. Они плодотворно дополняли друг друга. Идеи, в результате которых реальная прибыль от проданных товаров значительно превышала официально заявленную в отчётных документах, исходили от Кудряшова, а доводил их до ума и производил расчёты уже Зыков. Он же и оформлял всю документацию.

Период с 74-го по 82-й стали лучшими годами жизни Зыкова. Он полюбил раз и на всю жизнь, женился, у него родился сын, он был счастлив в семейной жизни… Он уже не думал о кандидатской, ибо смысл жизни видел в обеспечении семьи. И он её обеспечивал, «делая» дикие по тем временам деньги. Недаром про Брежнева говорили, что он и сам жить любил и другим давал. Под покровительством мощного кудряшовского клана «брать» удавалось настолько легко, почти официально, что к 80-м годам Зыков уже не сомневался в уверениях друга об отсутствии всякого риска. В это счастливое время Зыковы купили кооперативную квартиру, машину, построили дачу, объездили все курорты… мечтали о втором ребёнке. Он работал и нёс в дом, работал и нёс…

— Николай Семёнович, опять эта девушка звонила, — на пороге кабинета стояла Валя и вглядывалась в полумрак.

— Какая девушка? — Зыков с трудом отходил от полусна воспоминаний.

— Ну, которая на проходной… я же вам говорила.

— Ты выяснила, что же всё-таки ей от меня надо?

— Она говорит, что ей необходимо с вами поговорить.

Зыков тяжело вздохнул и обречённо проговорил:

— Ну что ж… раз она такая упорная. Проведи её…

Валя быстро сходила на проходную и вернулась с посетительницей. Это оказалась рослая и очень худая девушка в вязанной светлой кофточке и серой юбке, которая ей была явно велика.