Почти полностью потеряв управление, тягач развивал все большую скорость и вскоре оторвался от нас. Сначала мне казалось, что Смолвуд пытается управлять тягачом, но я тут же понял, что всякие попытки в этом роде были бы совершенно безнадежны: пять тонн стали вырвались из-под контроля, как будто в них вселился дух безумия. Тягач заносило то в одну, то в другую сторону, в конце концов он описал полную дугу вокруг своей оси и понесся вниз по леднику, к большим глыбам породы, торчащим из-под ледяной коры на дальнем углу поворота.

Как он не рухнул в одну из расселин и не врезался ни в один из ледяных гребней, до сих пор остается для меня загадкой, но он действительно избежал этой опасности. Такой же загадкой оставалось для меня, как я и Джекстроу не простились с жизнью, когда стремглав бежали вниз по леднику, уже не в состоянии остановиться, перепрыгивая через расселины, к которым в нормальных условиях не решились бы подступиться, и скользя с разбегу на подошвах там, где поскользнуться значило погибнуть.

Нас отделяло от тягача ярдов двести, когда тягач наскочил на ледяную глыбу, завертелся сумасшедшим волчком и со страшной силой врезался задним бортом в самую крупную глыбу на изгибе поворота.

Мы еще были в пятидесяти ярдах от него, когда из кабины выскочил, вернее, вывалился Смолвуд с рацией в руке, а вслед за ним Маргарет. То ли она бросилась на него, то ли просто наткнулась, оступившись, но только оба поскользнулись, упали и в следующее мгновение исчезли из вида.

Вдруг я услышал стаккато орудийных выстрелов, казалось, что они рвутся у нас над головой. Когда я бросился на лед — не для того, чтобы уберечься от огня, а чтобы задержаться и не соскользнуть в расселину, в которую, должно быть, попали Смолвуд и Маргарет, — я увидел два истребителя, идущих на бреющем полете, и красное пламя, вылетающее из их орудий. Какой-то миг, перекатываясь и скользя, я больше ничего не видел, но затем перед моим взором вновь возникли ледник, падающие снаряды, вздымающие смертельный барьер из рвущейся стали, и ниже по склону люди с траулера. Они лежали лицом вниз, спасаясь от летящей на них шрапнели. Даже в этот краткий миг я успел заметить третий истребитель, вынырнувший с северной стороны. В точности повторяя курс первых двух, он уходил вслед за ними. Они не сделали ни одной попытки уничтожить людей с траулера, очевидно, им дали строжайшие указания стрелять только в крайнем случае и избежать ненужного кровопролития. Впрочем, в этом и не было необходимости, так как одно было совершенно явно: люди с траулера уже не причинят нам никаких неприятностей. И люди, и траулер теперь могли беспрепятственно удалиться, поскольку прибор был для них недосягаем. Они больше никого не интересовали.

Опережая Джекстроу, с мучительно бьющимся сердцем и почти обезумев от страха, я побежал к расселине у скалы и заглянул через край. Эта расселина, сужаясь в глубину до двух футов, уходила вниз футов на пятнадцать, и ее дном был прочный каменный шельф, своего рода карниз, высеченный в скале тысячелетними передвижениями льда. Маргарет и Смолвуд стояли во весь рост, оглушенные, это было видно, но, кажется, целые и невредимые. Упали они неглубоко и к тому же могли замедлить падение, цепляясь за стены расселины. Смолвуд, оскалившись, поднял на меня глаза и приставил пистолет к виску Маргарет.

— Веревку, Мейсон, — мягко сказал он. — Бросьте мне веревку. Эта расселина скоро закроется. Лед движется.

Это была правда. Я знал, что это правда. Все ледники двигались, и некоторые, особенно здесь, на западном побережье Гренландии, с удивительной быстротой. Словно в подтверждение слов Смолвуда, лед под моими ногами застонал и содрогнулся, сдвинувшись дюйма на два вперед.

— Скорее! — Необыкновенное самообладание не покидало Смолвуда, голос его звучал настойчиво, и лицо его, хоть он и сжимал губы, было спокойно.

— Скорее! Или я убью ее!

В этом я нисколько не сомневался.

— Сейчас брошу, — спокойно ответил я.

Мысли мои необыкновенно прояснились. Я знал, что жизнь Маргарет висит на волоске, но никогда в жизни не действовал так хладнокровно, никогда в жизни не владел собой так, как в эти мгновения. Я размотал веревку, которую держал на плече.

— Ловите!

Он протянул обе руки, стараясь схватить веревку, и я, прижав руки к бокам, в тот же момент спрыгнул на него. Он видел, как я прыгаю, но, запутавшись в веревочных петлях и имея перед собой лишь узкое пространство расселины, не имел никаких шансов. Я угодил ему ногами в плечо и вытянутую руку, и мы оба рухнули на каменный карниз.

Как я уже говорил, он был необыкновенно силен для своего роста, но сейчас у него не было никаких шансов. Мое падение его несколько оглушило, но это компенсировалось моей слабостью и потерей крови из раны в плече.

И все равно у него не было никаких шансов. Я сомкнул руки на его жилистой шее и, хотя он отчаянно пытался вырваться из этих тисков и осыпал ударами мою незащищенную голову, сдавливал ему горло все сильнее и сильнее, бил его головой о голубые, слоистые стены расселины, пока не почувствовал, что он обмяк в моих руках. И тогда я заторопился: пора выбираться наверх, так как между ледяной стеной и отшлифованной поверхностью скалы оставалось не более восемнадцати дюймов.

Не считая Смолвуда, я был здесь один. Хилкрест и его люди уже успели спустить в расселину Джекстроу, он обвязал Маргарет вокруг пояса веревкой и, как только ее подняли, поднялся вслед за ней.

Я готов был поклясться, что моя схватка со Смолвудом длилась не более десяти секунд, но потом узнал, что она продолжалась целых три-четыре минуты.

Первое, что ясно дошло до моего сознания, это голос Джекстроу, быстрый и настойчивый, а также прикосновение веревки к моему плечу.

— Скорее, доктор Мейсон! Расселина может сомкнуться в любой момент!

— Сейчас... Но сначала еще одну веревку, пожалуйста. — Я показал на рацию около моих ног. — Мы слишком долго везли ее с собой, столько выстрадали из-за нее, так что не бросать же ее здесь!

Буквально секунд через двадцать, после того как я выбрался из расселины, сокрушительная стена придвинулась к скале еще на дюйм или два, и в тот же момент до нас снова донесся голос Смолвуда. Он приподнялся, опираясь на руки и колени, и неотрывно, словно не веря своим глазам, смотрел вверх на сужающееся пространство над головой.

— Бросьте мне веревку! — Он уже видел, как рука смерти протягивается к нему, но все еще владел своим голосом, и лицо его выглядело бесстрастной маской. — Ради Бога, бросьте мне веревку!

Я вспомнил о кровавых следах, которые оставил после себя Смолвуд: о мертвом пилоте и трех убитых членах экипажа, о полковнике Гаррисоне, Брустере и мисс Денсби-Грегг. Вспомнил о том, что он привел Мари Ле Гард и Малера почти к могиле, о том, как часто он угрожал смертью девушке, которая сейчас, вся дрожа, опиралась на мою руку. И, думая обо всем этом, я взглянул на Джекстроу, который держал в руке моток веревки. На его лице я увидел выражение той же непреклонности, той же мрачной неумолимости, которые наполняли мою душу.

И тогда Джекстроу подошел к краю расселины, поднял высоко над головой туго свернутый моток веревки и швырнул его на Смолвуда. Потом, не сказав ни слова, отступил от расселины.

Мы отвернулись, Джекстроу и я, и, поддерживая с обеих сторон Маргарет Росс, медленно пошли навстречу офицеру, возглавлявшему десантный отряд. Мы шли и чувствовали, как ледник содрогается под нашими ногами и миллионы тонн льда медленно сползают в море к началу Кангалакского фиорда.

Жан Брюс

Настоящая партнерша 

Глава первая

Все лампы мгновенно погасли. В зале стало темно. Перекрывая приглушенные разговоры публики, забил барабан, постепенно усиливая звук. Разговоры смолкли. Напряженные лица внимательно вглядывались в темноту на сцене. Потом, резким ударом, барабан закончил свою роль. Наступила полнейшая тишина.