– Вот эту книгу ты будешь продвигать, – говорит он. – Я только что её закончил. Пожалуйста, не обращай внимания на опечатки, мои редакторы ещё не вычитывали её.

– Конечно, – слабым голосом отвечаю я. Мне никак нельзя показывать ему, что я в данный момент, по сути, планирую его убийство, нельзя давать ему такое оружие против себя. Он не должен узнать, насколько я опустошена.

Я чувствую себя так, будто потеряла друга.

В глубине души я знаю, насколько это нелепо. Насколько всё это глупо. Я настолько жалкий и одинокий человек, что позволила себе привязаться к вымышленным персонажам, а затем перенесла эту привязанность на человека, который, как я думала, придумал их. Но это было ложью. Всё это было ложью.

– Серьёзно, Меган, ты нормально себя чувствуешь? – мистер Райзингер пристально смотрит на меня. – Ты сейчас выглядишь как ходячая покойница.

– Я в порядке, – огрызаюсь я. – Мне просто... Мне просто нужно...

Ну и какое оправдание мне придумать?

– Я просто боюсь выступать на публике. Знаете, социальная тревожность и всё такое, – да, вот оно. Это даже почти правда. – Не уверена, что смогу это сделать.

В других обстоятельствах я бы никогда не показала ему свои слабости, но уж лучше так, чем рассказать ему правду.

– О, всё будет в порядке, – мистер Райзингер пренебрежительно машет рукой. – Я тебя натаскаю. Тебе просто нужно...

– Клянусь богом, если вы произнесете слово «самосовершенствоваться», я всем расскажу, что вы пишете порнушку для дам среднего возраста, – рычу я. – И гори оно синим пламенем, это соглашение о неразглашении.

Он слегка вскидывает брови.

– Какое красочное описание, – говорит он. – Надеюсь, ты поймешь, что они нечто большее, чем просто порнушка. Хотя, судя по моему опыту... – он улыбается.

– Боже, – я хватаю книги со стола до того, как он продолжит эту мысль. – Пожалуйста, пощадите меня. И, кстати, если хотя бы одна из страниц окажется липкой, я сожгу их все.

Одна только мысль о том, что мы с мистером Райзингером могли когда-либо мастурбировать, читая одну и ту же книгу, ужасает. Ничуть не меньше, чем то, что это была книга, которую написал он. Просто по-другому.

– Ну, извини, – говорит он, не выглядя при этом сожалеющим. – Но нет, обещаю тебе, эти копии совершенно новые. Только для тебя, – он подмигивает мне. Он, чёрт возьми, подмигивает мне.

– Иисусе, – я смотрю на стопку книг в своих руках. – Знаете, я всегда подозревала, что вы из тех парней, которые дрочат на собственное отражение, но вы пошли ещё дальше.

И выпустив эту прощальную стрелу, я отправляюсь навстречу своей погибели.

Я сижу в своей гостиной с этим чёртовым черновиком книги в руках.

Вчера, нет, даже ещё несколько часов назад, я была бы просто счастлива, окажись у меня в руках продолжение «Его секретарши». Была бы просто вне себя от радости. Но это было до того, как я узнала правду.

Кусая ногти, я размышляю над тем, упоминала ли меня когда-нибудь PR-менеджер мистера Райзингера, пусть даже мимоходом. Догадалась ли она, что я работаю на него. Это было тем ещё совпадением.

Если только...

У меня сжимается сердце, когда я открываю веб-страницу Натали МакБрайд. Мне не хочется смотреть, но я должна.

Мне нужно знать.

Я прокручиваю страницу до первой книги серии и ищу дату её публикации.

В тот же миг у меня пересыхает во рту.

Дрожащими руками я открываю своё резюме. Я всегда с точностью до дня указываю в нём даты приёма на работу. Вы удивитесь, как легко забыть о таких маленьких деталях, как дни, месяцы и годы после нескольких лет работы на психопата.

Я молюсь о том, чтобы меня просто подвела память, что на самом деле я работаю с мистером Райзингером не так давно, как мне кажется. Потому что если моя память меня не подводит, то...

Два месяца.

Через два месяца после того, как я устроилась на должность его помощника, он опубликовал «Его секретаршу».

Нет. Я не могу. Не могу примириться с мыслью, что мой невыносимый босс использует беллетристику для того, чтобы выплеснуть в ней свою страсть ко мне. В-первых, это самая нелепая идея из всех, которые я когда-либо слышала. Этого просто... этого просто не может быть.

Но ничего из того, что он говорил, не противоречит этому. Всё, что он сказал, так это то, что у него «возникла идея».

Нет. Я не могу принять этого. Не могу.

Это просто совпадения. Нам не хочется признавать этого, мы всегда ищем всему рациональное объяснение, но это просто глупо.

И, тем не менее, я пытаюсь вспомнить, описывает ли он Аманду в книге. Её внешность, я имею в виду. Я не могу отлистать книгу назад и посмотреть. Не смею. Вообще-то, фанаты в он-лайн сообществах настолько по-разному представляют её, что он, должно быть, не давал подробного описания. Или все просто упорно его игнорируют.

О боже, ты и правда всерьёз рассматриваешь этот вариант? Ты и правда сидишь здесь и гадаешь, действительно ли Эдриан-чёртов-Райзингер хочет тебя настолько, что написал об этом целую серию книг?

Посмотри на него, Мэг. Посмотри на него, а затем посмотри на себя.

Не хочу.

Я знаю, как выгляжу, особенно, когда сижу. Мои бёдра кажутся шириной в милю, а лишний жир на животе собирается валиком, который я всегда стараюсь скрыть на публике. За все эти годы Эдриан Райзингер как только меня ни называл: он называл меня ведьмой, зомби, кровососущим паразитом (вот ведь ирония, не правда ли?), но ни разу за всё это время он не говорил мне, что я толстая.

Я никогда раньше не задавалась вопросом, почему так, но теперь мне любопытно.

Никто никогда не стеснялся в выражениях. Всю старшую школу, все годы в университете я только и слышала, как люди посмеивались надо мной за моей спиной. Даже те, кто считался моими друзьями.

О боже, пару дней назад я видела, как она ела огромный сэндвич. Меня так и подмывало сказать ей, чтобы она после вызвала себе рвоту.

Во мне нет ничего особенно привлекательного. Даже когда я была похудее, у меня всё равно были веснушки и непослушные рыжие волосы. О таких героинях не пишут в любовных романах.

Дирк так точно списан не с него, его внешность, по крайней мере. У него типичные для таких романов тёмные волосы, тёмные глаза и так далее. Все книжные бойфренды, как правило, выглядят одинаково. У мистера Райзингера волосы скорее оттенка грязный блонд, и он слишком высокий. Взгляд его голубых глаз не столько тлеет, сколько прожигает насквозь, словно лазер.

Качая головой, я пытаюсь заставить себя вернуться в настоящее. Я не могу этого сделать. Не могу сидеть здесь и читать эту чёртову книгу. Я всерьёз подумываю над тем, чтобы уволиться, потому что даже если мистер Райзингер пошутил, сказав, что от того, как я исполню эту роль, зависит моя работа, я просто не смогу работать на этого человека, зная то, что я знаю. Как могу я? Мне что, полагается сделать вид, что этого разговора не было?

И что гораздо важнее, без книг «Натали», составляющих мне компанию, смогу ли я прожить хотя бы день и не убить его при этом?

На самом деле у меня нет выбора. Я сижу здесь, делая вид, будто раздумываю над альтернативами, но я уже знаю, что буду делать. Что я должна сделать. Я нужна мистеру Райзингеру потому, что я, вероятно, единственный человек, способный выносить его общество, но – и это гораздо хуже, – мне самой он тоже нужен. «Созависимость» – слишком слабое слово, чтобы описать нашу ситуацию. Я, вероятно, и не смогла бы работать на того, кто не является себялюбивым параноидальным эгоманьяком.

Раньше я закатывала глаза при мысли о том, что от работы можно заработать посттравматический стресс, и, полагаю, Вселенная наказала меня за мою самонадеянность. Но всё дело в том, что до тех пор, пока я остаюсь в своей нездоровой среде, мои собственные проблемы не так очевидны. В сущности, это даже не дисфункциональные отношения. До тех пор, пока я остаюсь здесь, я остаюсь в своём уме.