Женя учил вопросы к экзаменам весь день. Со звоном будильника, Женя надел чистую одежду, сложил выглаженный халат в рюкзак. По дороге в колледж он повторял ответы, смотрел на вопросы - выбирал «ключевые» слова, которые ударят парня по голове, и он вспомнит ответ на вопрос.

Полина уходила на второй план. Женя придавался воспоминаниям, глядя на нарисованный портрет, который она вернула через день после разлуки.

- Делай с ним, что хочешь, - сказала она, отдавая портрет.

Жене хотелось порвать нарисованное лицо девушки, изрисовать, прожечь в больших, темных глазах портрета дыры, чтобы они не смотрели на него. Но он не мог так поступить. И дело было не в Полине, а просто в том, что он нарисовал картину, потратил на ее уйму времени. Старосте плевать, она его только получила и пару минута маялась над тем, куда прикрепить свое изображение. Но сам художник... Картина вызывала тяжесть на душе, проникала своим взглядом глубоко в сознание Жени, видела сокровенные тайны, мечты, связанные с Полиной.

Но копаться в себе, чувствовать, как внутри все обрушивается, не давали экзамены. Если, однажды, Женю спросят, как он справлялся с разлукой, он ответит, что есть более важные вещи, которые, скорее всего, разрушат не твои розовые мечты, а саму жизнь. Жизнь, которая полна непредсказуемых вещей, удивительна, ужасна и прекрасна одновременно, бессмысленная и полна мечтаний и целей. А девушка, или парень, заполнявшие какую-ту брешь в сердце и ушедшие также неожиданно, как появились, не дают причин опускать руки перед более ответственными вещами. Жене было тяжело держать такие мысли в голове - не придаваться забвению и уйти в воспоминания вновь. Надо было учить, и он учил.

Казалось, солнце поднимается медленно специально, чтобы дать еще время на повторение. Но этого уже не хватит, никакого времени уже нет. Если вчера не учил, не учил позавчера, то за это прохладное утро ты не выучишь ничего.

Я не хотел, чтобы кто-то провалился из группы. Вечером, может, и были мысли о том, что некоторым не место в колледже, но это так, злость и страх, что я сам не сдам ничего. Но теперь, сидя в маршрутке и зубря через телефон ответы, я понимал, что это только первый курс. Мы не имеем права провалиться, потому что первый курс - ничто. У нас не было экзаменов зимой, мы не ходим в университет, где до экзаменов нужно еще дожить. Жизнь студента полна зубрежки, алкоголя, любви, у кого-то секса, но это на первый взгляд. На деле - ты просто подстраиваешься под новую систему и не замечаешь, как обыденно существуешь до экзаменов, времени, когда ответственность за свой кутеж просыпается перед самым ответственным моментом в данный момент.

Я волновался, родители предлагали принять успокоительное, но мне нравилось чувствовать этот страх, как он ползает по телу, лезет в голову, перебирая все вопросы, ответы, знания, которые в голове уже давно. Ничто так не мотивировало меня, как страх провалиться. Что на ГИА и ЕГЭ, что сейчас. Страх. Он заложен с самого рождения, мы боимся еще детьми монстров в шкафу, растем и начинаем бояться, что нас никто не полюбит, что не сможем найти себя. И именно страх подталкивает нас действовать - искать, любить, бороться. Учить.

Полина зашла первая в аудиторию, села за компьютер. По указке очкастого преподавателя включила тест и начала решать. Рядом с ней сидела Галя, которая быстро отвечала на вопросы.

Девушка учила все два дня. Чувствовала, что устает, но продолжала набивать голову ответами на вопросы. А Женя... кто он теперь для нее, как не человек, который просто существует. Таких, как он миллион, таких, как она столько же. И теперь они - одногруппники, бывшая пара. Окончат учебу и забудут, не вспомнят друг о друге, будут думать, что кто-то из них уже свел счеты с жизнью. Полину такой расклад устроил бы, она не проронит ни слова, ни одарит скорбящих жалостью. Ухмылка на лицо и красивая походка мимо своей первой любви.

В аудитории слышны только щелчки кнопок мыши, тяжелый вздох кого-то в другом конце аудитории. Ритмичный стук сердца слышится в ушах, кажется, что его слышат все присутствующие. Пальцы медленно скользят к нужно кнопке. Курсор на мониторе стоит на нужном месте, ждет указаний. Вопросы плывут перед глазами, появляются точки около нужных ответов, исчезают и дальше по кругу, пока все тесты не заканчиваются.

Очкастый учитель, худой мужчина с обвисшей кожей на лице, делает подсчет процентов, полученных от каждого теста. И вот он говорит:

- Немного не хватило.

В эту секунду хотелось провалиться глубоко под землю, или уйти куда-нибудь, где никому не сдался твой сраный диплом уже с пятью тройками. (Да и вряд ли он будет нужен, оценки - не показатель твоего интеллекта.)

Девушка вышла в коридоре. Ее словно окружила толпа репортеров, которые вели прямую трансляцию своего канала.

- На сколько сдала?

- Трудно было?

- Списать вообще нельзя?

- На «3» сдала, - холодно ответила Полина. - Отвалите от меня.

Подготовка была в жопе, по крайней мере такое чувство было не только у меня. Зашел, сел и чувствуешь, как задний проход забит двумя днями зубрежки.

И все равно «3», и иди на хрен отсюда - зови другого.

Мог получить только две тройки, а получил целых шесть! Это же, сука, надо так проебаться на экзамене! Стараешься, тратишь время и все через жопу.

- Надо было сливаться сразу, - сказал Максим, у которого была аналогичная ситуация с Полиной и мной. - Так бы пересдал сразу осенью, а теперь... На хуе вертел эти экзамены!

- Угомонись, Макс, - сказал Родион, который сдал на «5», - у нас еще анатомия осталась.

- Ха-ха-ха... а-а-а, сука... - Макс положил голову на плечо Родиона. - Столько времени, а все... каким образом-то?!

- Хер знает, каким, но... вот так вот.

Льву было плевать на все. Что там будет с анатомией его не волновало. Провалится - и пусть. Он провалился разом с пятью предметами, поэтому теперь ему ничего не страшно. Бояться нечего, потому что изначально было плевать на результат.

Женя сдал, но был на самом краю, чтобы упасть вместе с Левой и еще несколькими студентами. И тогда его охватило сладко чувство победы, которая охватывала каждого студента-медика, вообще сдавшего экзамены. Тогда никому не было важно, какой результат они получили, студенты просто радовались, что справились. Остальное было неважно. То, что они сдавали не сделало бы их фельдшерами. Было стыдно провалить фармакологию или патологию, но все остальное... Никому нет дела до всего остального. Кому какое дело, если ребенок имеет отклонения при рождении, - это не забота фельдшера. Куда смотрят окна здания и с какой стороны стоит мусорная корзина около двери - это не к фельдшеру.

Он пошел в общежитие сдавать анатомию. Рядом шли Коля, Родион, Максим и все остальные.

«Леч Д» шел сдавать анатомию уже с измотанными, уставшими головами. У половины группы не было желания даже повторять что-либо, все перестало иметь значения. Кто-то сдал, кто-то нет, но они закончили первый курс, а производственная практика - это то, что им не хватало. Некоторые перешептывались, говорили о том, что лучше все лето практиковаться в больнице, чем сдавать экзамены. Студенты-фельдшера видели своими глазами только дну сторону медицины. Уколы, капельницы - это обычное дело, которому можно обучить каждого.

***

Несколько человек сидели на ступенях в общежитие. Стоять, идти домой не было сил. Отдохнуть. Нужно подышать воздухом, проветрить голову, никуда не направляясь. Голова пустовала, какие-то небольшие картинки мелькали перед глазами. В основном это был подсчет результатов, поставленные в зачетку оценки. Но ни вопросов, ни ответов, ничего, что отняло так много времени, уже не было в сознании. Летний ветер унес все с собой.

- Надо напиться, - сказал Лев.

- Согласен с тобой, - промолвил Коля, сдавший экзамены на «4». - Я хочу забыть весь этот день.

- И это только первый год! - поражался Лев. - Какие из нас медики получатся?

- Удивляюсь, что ты задаешься этим вопросом, - заметила Маша.