Родители не говорили о хосписе, когда я их спросил об этом, сказали только, что там умирают люди, а умирают они от любой серьезной болезни. Злокачественные опухоли, Паркинсон и все прочее, что смогли вспомнить родители.

С виду, обычная больница, но зайдешь на территорию хосписа, поймешь, что тут главенствует смерть. Она бродит рядом, наблюдает за пациентами, как и медсестры. Только вот в компетенции медичек - облегчать страдание, а запах приближающейся смерти говорит об обратном.

- Слушай, - говорит Женя, - у меня тут лишние украшения, давай повесим внутри палаты, а? А то повесили снаружи, а внутри ни праздника, ни хера.

- Будто шарик на двери облегчит недуг, - сказал я.

- Но праздник в сердце должен быть, ты так не думаешь?

- Я не уверен, что некоторые «жильцы» хосписа доживут до самого праздника. Ладно, идем вешать украшения дальше.

Жене было непривычно находиться в таком месте. Одно дело, когда ты лежишь с какой-то травмой, после чего выйдешь в свет, и совершенно другое лежать сутками на кровать, и после не выйти из здания. Никогда.

Парень представлял себе, как проходит день в хосписе. Он безжизненен так же, как и пациенты. Время, словно застывает, боль не утихает, а пожирает все сильнее, вгрызается клыками и тащит к «терминалу». И только белый свет за окном, бесконечная метель и последующие сумерки дают знать о времени. Еще один день прожит, но что с него взять, что взять с завтрашнего дня, если переживешь ночь?

Стало как-то не по себе. Ты не хочешь смотреть на людей в койках, но смотришь краем глаза. А они просто лежат, кто спит, кто укутан в одеяло и смотрит в точку на стене.

- Подойдите, прошу, - слабо сказала женщина. Она тянула руку в мою сторону. - Мне п-плохо... оч-чень...

- Я могу позвать медсестру, - сказал я, приблизившись к женщине.

- Нет...

Женщина схватила меня за халат. У нее была крепкая хватка, что меня испугало. Смотришь, и вроде слабый человек, а подошел - взял в плен.

- Останьтесь со мной, - молила она, - я не хочу умирать одна. Мои д-дети... Они бросили меня здесь. Я же люблю их...

- Отпустите, прошу, - сказал я, скребя зубами, но не давая места страху, который меня охватил. В груди болело, а глаза наполнялись влагой. - Я приведу медсестру, только отпустите.

- Эй, ты чего так долго? - показался головой Женя из коридора.

- Мне больно! Я не хочу уходить в одиночестве.

- Зову медичку, бегом! - кричу я Жене.

Полноватая медсестра говорит, что пора уходить, идти домой. Для Льва это облегчение, он больше не может здесь находиться. У него есть дела.

Тут Лев замечает, что двух человек из подгруппы нет.

Куда подевались, где пес этот и Вован? Черт, как же ему подходит это имя, смотришь на этого пацана в наушниках, и вылитый Вован!

Женя выбежал в коридор.

- Стой! - кричит ему Лев. - Ты куда так?

- Там, - Женя судорожно трясет рукой в сторону палаты, - блин... найди медичку и тащи ее туда, там, видать, человек помирает!

Болезненное чувство охватило спину. Лев побежал в палату, откуда вышел.

- Там в палате, - говорит он, - человеку плохо... Умирает!

Медсестра проходит через толпу студентов, которые, с округленными глазами, не верят своим ушам, или просто не успели понять, что происходит.

Лев зашел в палату после медсестры. Все тихо. Два студента стоят над мертвым телом. Не знали бы, чтоб женщина умерла, то подумали бы, что пациент просто спит.

Рука болит от крепкой хватки. Женщина ослабила освободила мою руку только под конец.

- Выйдите из палаты, - сказала медсестра.

Я не могу понять, хорошо ли это, - что человек ушел из этого мира, и ему больше не придется страдать. А может, это плохо?..

Я не хотел об этом думать, но я думал. Это только один человек, но в крыле еще с десяток человек, которых ждет та же участь, и этот запах... ничто так не пахнет.

Хоспис - безысходное место, куда мы пришли поздравлять таких же безысходно-больных людей.

Но мне не страшно. Я видел смерть не так давно. И та смерть была страшнее на мой взгляд. Тело лежит на снегу, который скоро растает, руки раскинуты по сторонам, ноги подкошены, словно человек в самом начале упал на колени, а потом на землю; глаза пусты и смотрят в ночное небо.

На улице вонь.

Галя спрашивает:

- Откуда такое амбре?

- Так это с птицефабрики, - отвечает Женя. - Я, когда еду в шарагу, тоже чувствую. Карачуры насквозь провоняли этими отходами.

- Не представляю, как тебе живется, - влилась в беседу Даша.

- Живется-то нормально, вот только вонь, - просто убейся об стенку.

- Ты как? - спросил Лев у меня.

- Нормально, - говорю, - я... видел подобное один раз.

- Посторонний кто, или... - Лев замолчал, не хотел давить на больное, но мне было терпимо.

- Друг.

Я не уверен в свой невиновности, мне кажется, что я виноват в том, что произошло тогда. Погибнуть ради защиты другого, и все равно не спасти. Я понимал, что у нее не было выбора, она не могла поступить иначе. Однако можно было справиться и без нее, а мы взяли ее собой.

В первое время я навещал ее на кладбище, но потом забросил, потому что от этого ничего не поменяется, как и от моих визитов. Об этом надо было забыть, как и обо всем остальном. Говорили жить настоящим и стараться ради будущего, но прошлое оставляет след, и оно, как клеймо, не исчезнет.

Лучше бы так - в хосписе, - собственной смертью, чем от чужих рук.

Женя сидел на скамейке в парке, недалеко от дома Полины. Он настоял на том, чтобы прийти, но она сказала, что к ней приехал отец.

На улице тепло, пурпурное небо нависает над Чебоксарами и готово вывалить новую порцию снега. В парке никого нет, тишина. Дворняга рылась в мусорной корзине, что-то вытащила и начала вынюхивать носом. Нюхает какие-то помои минуту, а потом уходит, не убрав за собой. А чего он ожидал, чего-то вкусного?

Женя начинал сомневаться. Странное чувство, особенно, после всех прогулок, которые были после той драки с Павлом. Этот придурок говорил, что уезжает в шесть часов утра, предлагал проводить его, но никто не пришел. Никому нет дела, и сон - дело святое для каждого студента.

Тут через арку прошел знакомый силуэт. Грация в каждом шаге, уверенность, что это Полина, мелькнула в сердце Жени. Не ошибся, это она.

Они встретились под чистым, белым светом фонаря. Лицо девушки бледное, небольшие круги под глазами ей шли. Только недавно вышла из дому, видно, что не успела замерзнуть.

- Ты не устал меня ждать? - спросила она, впав в объятия своего парня.

- Нет, - ответил Женя, в этот момент он не чувствовал холода, не чувствовал себя одиноким. Теплота и любовь окружали его в этот момент.

- Значит, замерз - видно по твоему лицу. Идем, я знаю, где можно посидеть и отогреться.

Гирлянды свисали на окна, медленно переливались из одного цвета в другой. Дух приближающего Нового года не покидал ни на секунду сердца возлюбленных. Полина заказала чай, Женя то же самое.

- Я, кстати, прочитала «2033», - сказала Полина. - Если честно, ожидала большего.

- Чего ты ожидала? - любезно спросил Женя.

- Не знаю. Просто читаю и чувство, будто я читаю о быте людей в метрополитене.

- А ты когда-нибудь сама была в метро?

- Думаю, каждый был хоть раз в Москве, а там в метро. А ты не был?

- Был, конечно, просто... Ладно, забудь, я почему-то предчувствовал, что тебе не понравится. Так, погоди... мы же обсуждали ее только вчера. Ты прочитала ее за день?

Полина ухмыльнулась и пожала плечами.

- Ну, что я могу поделать? Я проглатываю книгу за книгой.

Разговоры продолжаются, появляются новые темы, а из них вытекает еще несколько. Студенты узнавали друг о друге все больше, наслаждались вечером, но долго не засиживались.

- Слушай, Полин, - сказал в какой-то момент Женя, когда они шли к ее дому. - Я должен спешить на вокзал. Автобус, который едет в Карачуры, скоро перестанет ходить...