– Вот видишь кого ты пригрела! – прошипел я.

Ниггер стал не спеша приближаться.

– Тебья и тъебя… – указал клинком на меня и деда. – Буба будъет резъать и кушац! Ням-ням!

Вот сволочь, а я еще угощал его ганджубасом!

– А бъелий дзенсина… – черномазый, хохотнув, потряс наливающейся дубинкой. – Буба будъет йебат, хо-хо! А можъет вас всъех сначала йебат?

Он картинно задумался, закатив глаза.

– Нъет! Буба долгъа прятацъа в темнотъа, Буба гальодний!

– Давай, гнида! Один на один! – заорал я. – Слабо?!

– Эээииий! Нъееет… Буба хитрый! – оскалился негр, приблизившись вплотную.

– Ты же цивилизованный человек! Ты же не людоед!

– А кто называц Буба обезьянъа? Расъисты! – Ноздри бешено раздулись, белки глаз с красными прожилками навыкате. – Буба покажъет, чьто бываец с расъистами!

Безумно оскалившись, он приставил нож к моему горлу. Револьвер… мне надо вытащить револьвер. Не успею. Зажмурился, простившись с этим прекрасным миром. Сквозь яростное сопение Бубы, я услышал надсадно астматичное дыхание, а в следующий миг – душераздирающий визг.

Открыв глаза, увидел, торчащую из груди ниггера руку. Буба свалился на грядку, не переставая орать, взрывая пятками торф и песок.

– Шайссе! Грязный унтерменьш! – прогудело существо в оплавленной черной маске.

– По какому праву?! Я гражданьин юэсэй! Расъисты! Аааа!..

Рука в перчатке мелькнула неуловимо быстро, отсекая детородный орган гребаного негрилы, и запихнула прямиком в визжащую пасть. Лена, вздрогнув, отвернулась.

Конечно, я рад столь чудесному спасению, но… Ульрих? Какого хрена? Он издал особый свист, из темноты появились твари несуразные, жуткие. И страшно голодные. Когда раздался звук рвущейся плоти, хруст костей и жадное чавканье, даже я поспешил отвернуться, пока не вывернуло наизнанку.

Снова свист, но уже другой тональности. Мутанты, похватав куски тела Бубы, так же внезапно исчезли в закоулках пещеры. Ульрих медленно повернулся к нам. Егорыч задергался, Леночка тихонько заскулила. Конечно, ниггера-то она не боялась… а этот чокнутый древний немец – само воплощение безумия. Холодно щелкнул МР-38 в его руках.

– Ви есть арийская раса. Ви будеть жить! – Очередь перебила веревку, на которой подвешена сеть.

Бамс! Даже на мягкие грядки падать неприятно.

– Данке шон, блять… – простонал я.

Мосинка Егорыча заехала в затылок. Я помог Лене выпутаться и едва успел остановить боевого деда.

– Хэндэ хох, немчура! – стариковские руки быстро передернули затвор.

– Погоди, Егорыч! Он же спас нас! – вмешался я, не дав навести ствол.

– А теперишен убирайтесь из майне лабороториен! – прокаркал Ульрих.

– Не кричи, фашист, – сказал я, – у нас там друг остался. Похоронить бы его нормально…

– Найн!

– Санек… – произнес металлическим голосом киборг, подняв искореженную башку.

– Стасян! Ты живой! – обрадовался я.

– Повреждения критические…

– Фигня! Починим! – присел рядом, понимая, что андроид прав.

– Не порадовать мне больше своих разведенных поклонниц… – Стас Михайлов крякнул, один глаз завращался, как спутник на орбите, под остатками кожи пробегают разряды.

– Даст ист фантастишь! – к нам приблизился Ульрих. – Фюрер быть не прав, русишен мочь делать наукен! Отдайтэ мне этот дас маханизмус!

– Это не механизм, это товарищ! – Я хмуро посмотрел на фрица. – Сможешь починить?

– Ваше наукен уходить много вперед… Ульрих не знать…

– Вот и не лезь, блин!

Пещера вдруг стала наполняться голосами. Чужими.

– Кого ви приводить?! – Ульрих завертел башкой в шлеме.

– Это пендосы, – ответил я, – ну, американцы.

– Шайссе! Янки! Жиды!

– Санек… дай пулемет! Я задержу их, насколько смогу… – речь Стаса становится все неестественней. – А вы… идите…

– А как же «не стреляю по внешним врагам»? – спросил я, вкладывая в его руки суровый MG.

– Программа сбита… критическая ситуация… теперь стреляю! – улыбнулся киборг остатками лицевых мышц.

– Нихт янки! Нихт жиды! Нихт капитулирррн! Всех убивайтен! – Ульрих опять включил свой свисток.

В глубине подземелийрадостно взвыли твари. Я схватил «Сайгу».

– Саша! – крикнула Лена.

Я обернулся. Девушка с трудом удерживает заваливающегося Егорыча, который, однако, крепко сжал трехлинейку. Блин, хреново деду, сквозь фуфайку снова пошла кровь.

– Уходи, Санннняяя! – пропел сквозь клацающие зубы киборг.

Подскочив к старику с другой стороны, я подставил свое крепкое плечо.

– Давай, Стас, замочи побольше этих сучар! – крикнул напоследок.

Киборг поднял большой палец.

В дальних коридорах кто-то дико, отчаянно заорал. Ништяк, мутанты открыли счет. Мы побежали, увлекая бессильного деда. Коридоры, галереи, повороты, меандры, гроты и сталактиты замелькали в луче фонаря. А позади, сначала неуверенно, а потом все мощнее и громче зарокотало эхо боя.

***

В зале с пыльными саркофагами, в одном из которых покоится Валера, стоит вязкая тишина. Остановившись, аккуратно усадили старого ветерана. Всю дорогу он беспрестанно матюкался и порывался остаться, прикрывать отход. Пока Лена накладывала новую повязку, я вытащил самогон и хотел плеснуть деду двести грамм для бодрости. Он помотал седой головой. Странно. Что ж, приложусь тогда сам. В «Сталкере» помогало от радиации, хоть и знаю, что бред. Да и не мог я хапнуть летальную дозу в те пару секунд…

– Саша… – сказала вдруг Лена.

– Чего?

– Когда мы вернемся в Схрон?

– Не знаю, дорогая…

– Надо убить этих солдат.

Я нахмурился:

– Если б все было так просто. Мне пришлось вскрыть РИТЭГ… ну, ту хреновину, от которой заряжались аккумуляторы, и где ты сушила белье.

– И? – Она изогнула бровь.

– Теперь там радиация. Боюсь, придется поискать новое убежище.

– Что???

– Зато пендосы все передохнут очень быстро! А чем тебе здесь не нравится, любимая?

– Ты хочешь, чтобы я рожала в этой грязной дыре?! Или под елкой в сугробе?!

Лена закрыла лицо руками, принялась рыдать. Блять, и так херово на душе, а ненаглядная еще мозги ебет. Я сделал очередной добрый глоток и закурил.

– Деда-то угости табачком… – произнес Егорыч, морщась от боли. – А ты, не реви! Неча тут! Меня мать в телеге зимой рожала и ничо! Дурную девку ты выбрал, Санек!

– Хлебни-ка, старче, – сказал я, – надо еще повоевать сегодня. Тушняк могу достать, если закуска нужна.

– Эх, Санька, чует дед, отвоевалси ужо… хде бутылочка моя?

– Анабиозная жидкость? – смекнул я. – Здесь, у Ленки в сумке.

– Давай-ка сюды… дед пару раз хлебнет и до весны поспит, аки косолапый! Глядишь, и рана срастецца!

– Ничего себе, какой продуманный! – хмыкнул я. – Бросаешь, значит, в трудную минуту…

– Никаково уважения к ветеранам!

– Ладно, Егорыч, извини… что-то я погнал действительно… но просьба есть одна. Можешь час-другой повременить с летаргическим сном?

– Шо?

– На вылазку, говорю, сходить надо, посмотреть, сколько гадов осталось. А ты бы покараулил в узком проходе. Вдруг, я не вернусь? Ты уж им всыпешь, я уверен.

– Энто можна! – согласился старик.

– Саша! Что значит «вдруг не вернусь»?

– Все будет нормально, не переживай!

Пружинисто поднявшись, я сбегал в оружейку фрицев. Пополнил запас гранат, не забыв прихватить MG-42. Для деда. Трехлинейка, конечно, легендарная штука, но против массовой атаки ублюдков нет ничего лучше надежного пулемета. Для Лены взял МР-38 и несколько магазинов. Опасно, блин, оставлять ей трещетку, с ее-то суицидальными мыслями, но здесь могут еще бегать твари.

– Жди здесь, никуда не уходи! – велел я, помогая подняться деду.

Лена кивнула и грустно посмотрела глазами, полными слез.

– Все будет нормально, – как мантру, повторил я.

***