Нестриженый мальчишка подозрительно близко прошмыгнул перед нами, шаркнув меня по ноге. Я, не новичок на барахолках, рефлекторно, сунул руку в карман, проверил наличие монет. И не ошибся в предположении - карман опустел. В два шага, я догнал негодника, взял за шкирку и приподнял так, что ноги мальца продолжили энергичный бег, но уже в воздухе.

- Моё верни,- потребовал я, ещё выше поднимая негодника за ворот рубахи, его лицо теперь находилось немногим ниже моего. Мальчишка не испугался, посмотрел на меня лукаво, залез обеими руками к себе за пояс штанов и с улыбкой, излучающей само послушание, достал из складки на поясе деньги и протянул мне.

Желание надрать ему уши возникло как естественная потребность в назидании оступившегося, а руки были готовы отреагировать на вполне справедливое решение, и тут, к своему стыду я вспомнил спор вокруг «Наказателя», который посчитал варварским приспособлением. – И где же мой гуманный словесный метод убеждения? Может пора вернуться и купить штукенцию? Мальчику не больше шести лет, а он — уже карманник. Подавив желание возмездия, я открыл рот, чтобы отчитать наглеца.

- Отпусти мальчишку, - настойчивый совет исходил от Фадея Паныча. Я оглянулся, убедился, что он говорит серьёзно и ещё раз глянул на воришку. Ещё не уверенный, что правильно понял, всё же вернул того на место.

- Сынок, добрых людей не обижай! – снова попросил Паныч, по-прежнему, беззаботно смотрящего на нас ребёнка.

- Не буду, - пообещал тот в ответ, ангельским голоском.

- Вот и славно, - произнёс Паныч, убирая мою руку с локтя пацанёнка.

Освобождённый, смешавшись с толпой на площади, проказник умчался, только его и видели.

- Ты его знаешь?

- Впервые встретил.

- Чего же вступился?

- Вам на суд завтра идти. Не умно сегодня чужих детей воспитывать.

Такие аргументы меня не устроили. Мне хотелось знать, что за очередная примета. Фадей Паныч, проигнорировав моё любопытство, указал на сине-красные полки с серьгами.

- Значит, за воровство у вас не наказывают?

- Не ко времени было…поверь, - попросил он и подал мне первую пару длинных серёжек из бусин и металлических нитей.

Приняв мой неодобрительный взгляд как очередной вызов, Паныч принялся перебирать серьги, предлагая мне, то колечки, то невероятно тяжелые украшения, пока наконец, после дюжины неудачных советов, переключился на торговца.

«Да, заморочит ювелиру голову», - предположил я, но сочувствовать не собирался. - «А чего? Очереди нет. Пусть поболтают». Не торопясь рассматривал драгоценности, определяя из любопытства их стоимость. В основном, как и положено украшениям, они сверкали золотом и гранями камней. Большего, я как человек недалёкий в ювелирных тонкостях, понять не мог. Пробы на изделиях не видно, а метал некоторых украшений был мне вообще не знаком.

- Нынче обереги сильные привёз. Подскажи, пусть возмёт! – Советовал ювелир, я и глянул на него, чтобы отказаться, но предложение было адресовано отцу Есении. Перехватив мой взгляд, он заверил, что у меня нет надобности в оберегах, потому, что один уже имею и показал на мою руку, где кольцо обхватило палец намертво, так, что снять его даже намыленное в бане не удавалось. Удивляло, почему ещё палец под ним не посинел.

Сравнив с другими, я понял - кольцо с Ладушкиной Поляны имело свой неповторимый, какой-то чистый цвет. Подобного сплава металлов на рынке не было. Теперь и я заметил, что кольцо у Паныча из обычного красноватого золота. Я понял, что родители Есении нашли друг друга сами, как нормальные люди, а не по воле «сверху».

«Пусть сам покупает оберег, если хочет», - решил, а сам выбрал для старшей сестры, крупные серьги с синим камнем, как я надеялся на заверения торговца - золотые.

Пройдя ещё несколько лавок, нашел скромные серёжки для второй сестрёнки и, видимо войдя в роль купца из известной сказки, захотел купить, что-нибудь для «младшенькой» - Есении. Пусть девчонка носит серёжки на память. Маме выбрал брошь, схожую по форме с птицей взмахнувшей крыльями. Такие птички наверняка были самым любимым украшением у местных женщин. Они в разных вариантах занимали особое место в латках и на полках каждого ювелира. Та, что я купил, была сделана из метала синеватого отлива, с множеством вкрапленных, мелких камешков. Огранка камней, также отличалась от привычной для меня; выглядели они так, будто линии на них уходили вглубь камня, визуально увеличивая отблеск изнутри. Птичка на моей ладони, казалось, видела всех вокруг, необычайно живо сверкающими голубизной неба глазами.

- Сведищев Фадей Паныч? – Перед нами словно вырос высокий мужчина с солдатской выправкой, вперивший строгий взгляд в лицо Паныча.

- Точно, - подтвердил тот, подавив вздох разочарования.

- Вам велено явиться на совет к воеводе. В отсутствие старосты Волошина, следует привести с собой другого односельчанина. – Передав недлинное распоряжение мужчина, не прощаясь, развернулся и ушёл, в сопровождении ещё двух таких же, как и он сам здоровяков и Севки, который жил через дом от Сведищевых.

- Михей, не судьба нам сегодня пивка попить. Севка на раз нас сыскал. А ты как… насчет… на совете поприсутствовать?

- Категорически против.

- А потом бы в …

- Нет, мне вправду не интересно.

- Ну не хочешь – как хочешь. Скажу Егору тебя до Марьинки проводить.

Егор торговал сыром, маслом и яйцами, посчитал, что ему сегодня не повезло. Масла и прочих продуктов в этом году было, хоть объешься.

- Миш, ничего если ты ещё часа четыре тут походишь? Надо бы расторговаться. Я заверил его, что никаких проблем с этим не вижу. Даже, пока подменял его, ушедшего купить, как он сказал «кой чего», продал одну крынку топлёного масла.

Имея как минимум три часа свободного времени, я решил разузнать о пленнике, прикованном на площади. Поспрашивал людей из Марьинки, но ничего нового не выяснил. Мертвяк, говорили они, а мне как в это верить? Кровь на его лице не тёмная как у труппа, а такая, что может быть только обогатившись соединениями активного кислорода, а значит тот кого держат прикованным к стене – живой, а не мёртвый.

Сразу за последним торговым рядом несуразным безжизненным пятном на фоне городской суеты простирался всё тот же пустырь с огромными серыми валунами. Путь пешком мимо полуразрушенного каменного забора вызывал неприятный холодок, пробегавший вновь и вновь от затылка вниз по спине. Ещё через пару десятков шагов, мне, необъяснимо сильно, захотелось перейти дорогу, тем более, что я был единственным пешеходом, шедшим по эту сторону и это казалось неправильным. Люди ходили на рынок и обратно двумя тесными потоками через улицу от меня.

От ощущения растущего дискомфорта я всё-таки решился влиться в людской строй и сделал первый шаг на проезжую часть, чтобы перейти улицу, как вдруг услышал,

- Майкл…

Я остановился в нерешительности. «Может, показалось?» Но нет. Тихий голос, схожий с шорохом листьев называл моё европейское имя: - Майкл… Майкл… Майкл…

Может быть, зовущий меня человек скрыт за серой кладкой камня? Я вернулся к стене, подошел к широкому провалу. Пролазить внутрь не собирался, решил, что только гляну и, наклонив голову, просунулся в свободный от плюща проём.

Глаза часто заморгали, разгоняя видение гигантского пирамидального строения, давившего на зрение неожиданностью и масштабом. Огромная гора, сложенная из блоков чёрного камня растворялась в темноте ночного неба. Четыре мощные колонны поддерживали тяжёлые плиты над высоким, освещенным открытыми кострами-светильниками входом.

Я вытащил голову, глаза закрылись от яркого солнца и вновь оказался отделённым от шума многолюдной толпы лишь улицей с отъезжающими от ярмарочной площади редкими телегами. Народ, как и раньше, не обращал на меня внимания, будто меня не было здесь, стоящего на противоположенной стороне, согнувшего ноги в коленях под низким разломом в стене.

- Майкл, я жду! - расслышал, я более чётко. Даже смог различить тембр принадлежащий женщине, как я подумал, нетерпеливой и властной. Жуткий гнёт страха сдавил грудную клетку как огромный пресс, мозг был готов кричать от ощущения опасности, а я в полном сознании, приходил в ещё больший ужас от понимания того, что, не ведая почему, вновь просовывал голову в проём. Тревога нарастала, когда лишенный естественных реакций тела, я не сумевший остановиться, понял, что прохожу сквозь дыру в стене.