Ребята доверчиво выслушали Костю, и работа началась.
Прежде чем браться за какую-нибудь деталь, они листали страницы книг, читали, сличали с чертежами и только тогда или ставили ее на место, или принимались ремонтировать. Работа шла медленно, но интересно. Много интересного и нового узнавали с каждым часом Петя и Ваня. Пришедший сюда старший радист из взвода связи помог разобраться в непонятных вопросах, и теперь уже все надеялись на восстановление рации. Но в этот день в гарнизоне разбушевался пожар. Он начался от взрыва заводского нефтехранилища, что находилось у изгиба железнодорожной линии, проходящей в верхней части заводского района. Его взорвали фашисты.
Тысячи тонн горящей нефти, мазута, разливаясь по территории осажденного гарнизона, затопили окопы, траншеи, ходы сообщений. Кипящая масса устремилась в овраг, где были расположены штаб, санитарная рота и блиндаж для больных. Расползаясь по всем щелям и канавам, нефть выкатилась на Волгу. Горела земля, гулко лопались камни, рушились руины. Это был самый страшный пожар. Осажденный гарнизон утопал в море огня. Казалось, сгорит нефть — и тем закончится героическая борьба. Если бы кто-нибудь посмотрел на эту картину со стороны, то никогда бы не поверил, что там, в пучине этого пожара, еще живут и борются люди.
Да, то были тяжелые часы и минуты осажденного гарнизона. Но там не было паники. Закаленные в огне Сталинграда, бойцы и командиры не отступили перед этим пожаром, а вступили в борьбу с ним. Они бросались в пламя, выносили из горящих блиндажей раненых и больных, осыпали их землей, тушили огонь и снова шли.
К трансформаторной, где жили ребята, огонь не дотянулся, его потушили перед заводской стеной. В эти часы Костя, Ваня, Петя, Лиза, Гира стояли возле своего жилища с лопатами и ведрами с песком. С ними был Александр Иванович Фомин. Видя, как борются с огнем взрослые, ребята были готовы так же отстаивать и свою трансформаторную, которая для них была и школой, и родным домом.
— Скажи, Костя, через огонь радиоволны проходят? — вдруг спросил Петя, как бы ища выхода из положения, если пожар не утихнет.
— Проходят, — ответил Костя. — По радио передают сигналы со дна моря через воду, не только через огонь.
— Тогда иди скорей, ремонтируй, а мы постоим, — предложил Ваня.
День и ночь не унимался пожар. Местами его потушили воины героического гарнизона; местами огонь, высосав всю нефть из оставленных окопов и траншей, погас без вмешательства людей.
Главное, удалось отстоять заводскую ограду и основные позиции обороны полка. Титов предвидел, что после такого пожара фашисты начнут новое наступление. Поэтому он еще ночью, связавшись по радио с командующим и доложив свой план, начал готовить полк к отражению предстоящих атак. В первую очередь он приказал открыть нефтяные баки, что были зарыты у заводского заправочного пункта.
— Будем клин клином выбивать, — говорил Титов своим боевым помощникам.
К утру вся заводская площадь была вновь залита нефтью и бензином. Только теперь эта территория должна была вспыхнуть, лишь когда будет дан сигнал Титова. Не каждый мог понять этот план командира. Да и в самом деле, после такого пожара вызвать новый было, на первый взгляд, опасным риском. Но Титов твердо стоял на своем.
— Мы уже умеем жить и бороться в огне, а фашисты нет. Посмотрим, смогут ли они выдержать такой урок, — разъяснял он, инструктируя группу воинов, составленную из самых надежных и отважных бойцов, среди которых был и Зернов.
Утром над осажденным гарнизоном повисла непривычная тишина. Сначала Косте показалось, что он оглох. Он вышел из трансформаторной, чтобы побежать к Титову и доложить, что в полку с этого дня есть вторая рация. Он, Костя, собрал ее и уже поймал первые сигналы. Правда, передатчик еще не действует, но прием идет нормально. Теперь только надо узнать, на какой волне работают рации штаба армии, чтобы принимать оттуда радиограммы.
«Но что это, почему такая тишина? Ни выстрела, ни взрыва». Костя остановился. Перед его глазами была заводская стена. Она стояла, как скала из черного камня. С неба еще продолжали валиться хлопья сажи. Кругом черно и тишина.
Вслед за Костей вышла Лиза, за ней потянулись остальные. Они молча прижимались друг к другу, вздрагивали и не могли понять, почему наступила такая тишина. Даже в той стороне, где был враг, тоже было тихо. Фашисты, притаившись, прислушивались к мертвой тишине осажденного гарнизона.
Да, было именно так. Фашисты считали, что после такого пожара осажденный гарнизон погиб полностью. Они были уверены, что не встретят сопротивления. И двинулись вперед.
Цепь за цепью, колонна за колонной шли фашисты по бывшему парку на заводскую площадь. Костя видел это, забравшись на кучу щебня. Впереди ползли танки, их было не меньше десятка. Они ползли по пустырю, на котором чернели пятна кустов, искалеченных деревьев и пней.
За танками двигалась пехота в серо-зеленых шинелях. И вот уже над головой засвистели пули.
— В нас бьют! — крикнул Костя, прогоняя ребят в укрытие.
Прошло еще несколько секунд. Танки остановились и, подождав пехоту, двинулись прямо на заводскую площадь.
Вдруг от самой кучи, где лежал Костя, кто-то выскочил и помчался навстречу танкам. Он бежал проворно по ходу сообщения, держа на плече какой-то шест. Косте показалось, что у этого гвардейца было какое-то новое оружие: металлический шест, на конце которого — большой сверток тряпок, как на факельной палке.
Добежав до окопа, гвардеец с шестом припал к брустверу. Он, казалось, подкарауливал головной танк, что двигался прямо к трансформаторной через бугорки и ямки, политые нефтью. Местами из отдельных лужиц нефть под тяжестью гусениц разлеталась в стороны, обливала броню, захлестывала смотровые щели.
Знали ли фашисты, что огненный меч, который они готовили на защитников Сталинграда, теперь повертывался против них? Могли ли они думать, что у них под ногами загорится земля?
Гвардеец выскочил из окопа, держа над головой шест. На шесте красным флагом полыхал факел.
И земля загорелась! Вспыхнул головной танк!
Вражеские пехотинцы застрочили из пулеметов в гвардейца с факелом. Тот рухнул на землю и тут же встал, весь в огне. Метнувшись в сторону, затем прямо, он выбежал на площадь. И везде, где он появлялся, сразу же загоралась земля.
— Что это такое?! — воскликнул кто-то из ребят, видя, как на площади мечется огненный ком. Вот он бросился навстречу бронированным машинам, как бы преграждая им путь…
Загорелся танк, другой, третий… Остальные попятились назад, давя гусеницами свою же пехоту, припавшую к земле.
А земля горела, горела…
Сквозь огонь и дым было видно, как огненный ком выкатился на бугорок и там остановился. И когда остановился, Косте стало ясно, что это человек. Он поднял руку. Слившиеся языки пламени развевались вокруг него, как знамя на ветру. Он звал своих товарищей, друзей на помощь? Нет, он звал вперед, на врага…
Но не все гвардейцы, как показалось Косте, поняли этот жест героя. Вдруг наступила какая-то оглушительная тишина. Перестали строчить фашистские пулеметчики. Они были ошеломлены появлением горящего человека, который бежал на них, затем остановился. Замолчали и наши, видно ожидая какой-то команды. Косте даже показалось, что все ждут команды горящего человека, и, кажется, услышал его захлебывающийся в огне голос. Нет, это огонь так плескался.
Пламя на бугорке взметнулось еще выше и бросилось вперед. Сквозь огонь Косте плохо было видно, как и куда повел за собой горящий человек поднявшихся в атаку гвардейцев. Он только видел, как через всю пылающую площадь, по горящей земле, ринулись большие группы гвардейцев, словно их не брал огонь, словно они сами были жарче огня. А потом до Костиного слуха донеслось нарастающее «ура». Грозное и мощное, оно катилось все дальше и дальше.
Броситься бы вслед за гвардейцами, да нельзя: туда же потянутся и малыши… Однако надо узнать, кто же выскочил из-под этой кучи щебня с шестом и не пустил головной танк к трансформаторной, а потом поджег землю и сам превратился в горящий факел.