Саид с интересом рассматривал страницы. По реакции жены он ожидал, что увидит собрание изображений голых людей, что-то подобное индийскому трактату о любви, но перед ним был качественный и несомненно дорогой сборник репродукций картин великих художников всего мира. Да, там был раздел, посвященный творениям Рембрандта и Рубенса, а также других художников, работающих в этом стиле. Сам Саид не видел в этом ничего ужасного, но ему стало ясно, из-за чего так всполошились Ранья.

— Мунир пришел, когда я рисовала, — стала объяснять она, — Чтобы его развлечь, я предложила ему полистать книгу. Я даже не подумала, — девушка тяжело вздохнула, опустив голову.

Саид посмотрел на дочь с высоты своего роста. Как они были далеки. Воспитывайся Хадижа все эти годы в этом доме, он бы тоже возмутился и запретил держать такие книги.

Вряд ли бы они даже появились у нее, но девушка была той, кем ее сделал Запад. Она рисует, она несомненно талантлива, и запрещать ей иметь такие книги, все равно, что запрещать врачу изучать анатомию. При том, жёсткие и ненужные запреты только ещё больше оттолкнут дочь от него, от семьи. Тут нужно было действовать аккуратно и сдержано. Он протянул руку и погладил склонённую голову.

— Я понимаю, что ты ещё не привыкла к правилам и традициям, и к некоторым вещам относишься с присущей западным людям легкомысленностью, но ты должна понять, что ты не одна из них.

Хадижа подняла взгляд на отца, ожидая приговора и готовая бороться за то, что ей дорого, пусть это всего лишь книга.

— Это подарок, — произнесла она, — Я не могу и не хочу его выбрасывать.

Отец продолжал медленно гладить ее по волосам, задумчиво смотря на нее и словно не видя. На его губах возникла грустная улыбка.

— Только не давай ее больше Муниру и не показывай Раньи.

— Спасибо, отец! — подскочив, порывисто обняла его девушка. — Обещаю, ее не увидит никто кроме меня.

— Хорошо, — выдохнул мужчина. От этого неожиданного порыва дочери по телу растеклось тепло и появилась уверенность, что все изменится к лучшему, и они снова станут семьёй.

— Только обещай мне, что больше не уйдешь из дома без разрешения. А я поговорю с Раньей, чтобы не цеплялась к тебе.

Слова о жене отца воскресили неприятные воспоминания о ссоре, и Хадижа поморщилась.

— Обещаю.

— Вот и славно, — Саид поцеловал дочь в лоб. — А теперь отдыхай, завтра у тебя первый день в школе.

— Первый день в школе? — непонимающе посмотрела на него девушка.

— Мне позвонил директор и сообщил, чтобы получить аттестат, ты должна проучиться вместе с выпускным классом.

Хадижа кивнула.

Она обессиленно рухнула на кровать, прижимая к груди отвоеванную книгу. Что же вместо ссылки в Фес, снова в школу, не так уж плохо. Оставалось надеяться, что новые одноклассники будут лучше предыдущих.

Седьмая глава

Девушка все утро нервничала и не могла заставить себя проглотить хоть что-то за завтраком. Ей самой такое, до спазмов в животе, волнение казалось до ужаса смешным, но ничего поделать она не могла. Лишь надеть маску безразличия и невозмутимости, но стоило ей переступить порог класса, где уже собрались ученики, все головы обратились к ней, и девушка почувствовала, как холодеют ладони.

Саид специально не стал переводить дочь в новую школу в надежде, что знакомые места всколыхнут память. События пятилетней давности Саид, как мог, сохранял в тайне, так что по официальной версии его старшая дочь все это время жила у родственников в Париже.

Стараясь не обращать внимания на взгляды в ее сторону, Хадижа подошла к учителю, подав ему справку из администрации с пояснениями и разрешением на обучение.

— Хорошо, сеньорита Рашид, — кивнул учитель. — Третья парта слева свободна.

Девушка кивнула и села на указанное место, но не успела осмотреться, как прозвенел звонок.

Учитель рассказывал новую тему, расписывая ключевые моменты на доске. Хадижа старалась успевать конспектировать, но ловила себя на том, что иногда автоматически переходит на французский или теряет нить разговора, забывая значение того или иного слова.

«Пожалуй, учеба будет даваться сложнее, чем я думала. А может, это просто волнение первого дня? — глубоко вздохнув, Хадижа попыталась взять себя в руки. — Всего три месяца до выпуска. Нужно набраться терпения».

Звонок с урока заставил Хадижу вздрогнуть. Учитель попрощался с учениками, а те, дождавшись пока преподаватель выйдет, из класса, устремили взгляд на новенькую. Присматриваясь, но не подходя и не здороваясь.

— Привет, Хадижа, — первой обратилась к ней одноклассница за соседней партой. — Я — Эми. Мы часто играли в куклы, пока ты не уехала.

— Привет, — чувствуя себя в очередной раз неловко от общения с человеком, который помнит о тебе больше, чем ты сам. — Прости, я действительно не помню.

Девушка не стала уточнять, что не помнит не только Эми, но и детство. Отец ясно дал понять, что ему хотелось бы, чтобы о амнезии знало как можно меньше посторонних. Хадижа была полностью согласна с ним, вспоминая, как шушукались в приюте, когда ее только привезли туда, и сколько обидных издевок по этому поводу девушка выслушала в последующие годы. Повторения ей не хотелось.

— Ничего, — искренне улыбнулась новая-старая знакомая. — Надеюсь, мы снова станем лучшими подругами.

Хадижа молча кивнула. Хрупкая девушка, видимо, из-за смущения постоянно поправляющая резинку на волосах, действительно казалась милой и очень жизнерадостной. Друзья, кроме Самиры и Амина, ей точно не помешают.

— Эми, одолжишь мне тетрадь? Я снова запуталась в этих терминах. О, Аллах, и кто придумал, что женщины должны быть образованными? — к ним подошла ещё одна одноклассница.

— Да, конечно, — Эми потянулась к висевшему на спинке стула рюкзаку.

Девушку Хадижа заметила, как только вошла в класс. Незнакомка обладала именно той восточной красотой, которую представляешь себе, читая сказки «Тысяча и одной ночи». Была одета по всем мусульманским традициях. Она взглянула на Хадижу из-под ресниц и, видимо, оценив, как одета новенькая, произнесла:

— Салам Але́йкум, Хадижа Рашид.

— Откуда ты знаешь мое имя? — удивилась девушка, забыв ответить на приветствие.

— Мы встречались в детстве на празднике в Фесе. Меня зовут Сабира Абу Аббас, наши отцы — деловые партнёры. Два года назад наша семья переехала, но, если честно, я так и не привыкла к здешним нравам, — вздохнула она, одергивая свою длинную юбку.

Она хотела ещё что-то сказать, но в этот момент прозвучал звонок, и обе девушки сели за свою парту. Начиналась алгебра, и Хадижа вздохнула с облегчением. В цифрах она точно не запутается.

Настало время обеденного перерыва, и Хадижа, прихватив с собой рюкзак, вышла в школьный двор. Самый обычный двор самой обычной школы, разве что чище и аккуратнее, чем в менее престижных учебных заведениях. На детской площадке, за невысокой сеткой Рабица, резвились ученики младших классов — более старшие сидели за длинными столами. В здании была крытая столовая, но многие предпочитали обедать на воздухе. Хадижа, быстро перекусив, вытащила из рюкзака блокнот, карандаш и начала рисовать. Девушка заметила, что, когда человек чем-то занят, к нему меньше пристают, но, видимо, это работает не со всеми.

— Здорово рисуешь, — подсела к Хадиже Эми, с любопытством заглядывая через плечо на набросок детской площадки. — Можно посмотреть?

— Если хочешь, — девушка без энтузиазма подтолкнула блокнот к новой подруге.

Хадижа никогда особо не тряслась над своими работами, как другие художники, но и хвастаться рисунками тоже не привыкла. Одноклассница рассматривала рисунки:

— О, какой мужчина! — воскликнула Эми дойдя до портрета Зейна.

Хадижа выдернула блокнот из рук девушки, резко захлопывая.

— Откуда ты его знаешь? — глаза Эми загорелись любопытством. — Я всегда думала, что рисовать портреты незнакомых мужчин — это грех.

— Он — друг отца, — резче, чем хотела, ответила Хадижа, поспешив убрать блокнот обратно в рюкзак.