Изменить стиль страницы

- Хочешь что-нибудь выпить, Элли?

- Нет, - сказала я. - ...Спасибо. Все отлично.

Когда он кивнул с неподвижным лицом, я поколебалась, желая сказать больше. Я попыталась решить, стоит ли расспросить его поподробнее о Четырёх Всадниках Апокалипсиса, или о Четвёрке, как он их называл, или лучше оставить это на другой день. Почему-то мне не очень хотелось заталкивать его в научный, лекторский режим.

Вместо этого я подняла чашку. Увидев, что это обычный дерьмовый человеческий суп, я испытала облегчение. Подув на ложку, чтобы остудить, Ревик показал на доску пальцами, которые держали ложку.

- Белые ходят первыми, - сказал он.

Я съела первую ложку супа, кивнула, затем поставила миску с супом.

Мне приходило на ум, что он с большой вероятностью и здесь надерёт мне задницу, учитывая, что в шахматах тоже должна быть составляющая видящих, как и во всем остальном. И все же мои губы приподнялись в улыбке, когда я сосредоточилась на доске, слушая тихое постукивание его ложки, пока он ел.

Когда я подняла взгляд, мои глаза остановились на вышитой тханке, которая висела на стене - золотистый Будда с умиротворёнными глазами. Под ним на маленькой полочке стояла зажжённая свеча. Палочки благовоний испускали крошечные завитки белого дыма.

Мне приходило на ум, что должно быть, это сделал Ревик - после того, как мы с Микой ушли.

Я никогда не была буддистом или вообще религиозным человеком, но по какой-то причине это тоже тронуло меня.

Я двинула свою первую пешку. Наблюдая, как Ревик смотрит на доску, прищурившись и держа в одной руке миску с супом, я снова улыбнулась.

Я не позволяла себе слишком задумываться о причинах этой улыбки.

Глава 18

Отъезд

Он обогнал меня, первым выйдя на улицу.

Я стояла в дверном проёме ниже уровня улицы, моргая от нудного дождя сиэтлского дня. Ревик на моих глазах перекинул ногу через сиденье мотоцикла, и моя нервозность ещё усилилась.

Мы уезжали.

Прошло почти четыре недели с тех пор, как я впервые проснулась в постели с ним.

Я начинала задаваться вопросом, собирались ли мы вообще покидать Сиэтл. Но отслеживая активность Шулеров и СКАРБ, Национальной Безопасности и неизвестно кого ещё, группа видящих где-то в Азии наконец решила, что для меня и Ревика будет безопасно двигаться дальше.

Главные новостные каналы все ещё гоняли «специальные репортажи» о том, кто я такая, и о моих возможных мотивах. Эти репортажи показывали изображения автомобильной погони по шоссе 101, наряду с аквалангистами и баржами, ищущими на озере Вашингтон GTX и наши тела. Пока власти не подтвердили и не опровергли слухи, некоторые новостные передачи все ещё называли меня телекинетиком. Я видела интервью с посетителями «Счастливого Котика» и с несколькими моими бывшими коллегами.

Касс и Джон не мелькали в недавних интервью, но я видела, что брали интервью у повара, Сасквоча. Я также видела интервью Анжелин и Кори, и некоторых других сотрудников тату-салонов, в которых я работала.

Большинство моих друзей выглядели довольно сильно потрясёнными, судя по их аватарам.

Лицо Ревика не появлялась ни в одном из этих репортажей.

Моё, напротив, мелькало всюду.

Они открыто называли меня террористкой, используя мои фотографии без аватара, примерно трёхлетней давности, с презентации одной из моих работ. Единственное изображение Ревика, которое я видела, показывало только аватар, и его называли «потенциальным сообщником», не используя его имя.

Плюс один - мою мать отпустили из тюрьмы.

Мика заверила, что они приставили людей наблюдать за её домом, чтобы удостовериться в её безопасности. Я пока не слышала ничего конкретного о Джоне, но Уллиса и Айви сказали мне, что его тоже наверняка скоро отпустят. Касс, видимо, залегла на дно. Они не нашли никаких отчётов о том, что её арестовали правоохранительные органы, так что я вынуждена была предположить, что она унесла ноги - или самостоятельно, или с Джеком, её то бойфрендом, то не бойфрендом с тех самых пор, как мы все вместе ходили в школу.

И все же я ни разу не расслабилась по-настоящему.

Дело не только в Ревике, и даже не в нескончаемом физическом дискомфорте с того утра, когда мы с ним проснулись в одной постели. Здесь я была чужаком, и я это знала. Большую часть времени я не могла забыть об этом дольше, чем на несколько секунд.

Более того, кажется, они все воспринимали эту тему с Мостом слишком серьёзно.

В результате, даже когда они видели во мне сестру-видящую, я не была по-настоящему одной из них. Я чувствовала это в каждом слове, которое они мне говорили, всякий раз видела, какими закрытыми делаются их выражения лиц, когда я рядом. С Уллисой, Микой и несколькими другими это было менее очевидно, но это все равно присутствовало.

Я была не такой, как они. Я была чем-то другим.

Во время наших частых, пусть и неравных, шахматных партий Ревик рассказал мне всё то, что ему известно о мифологии Моста - может, чтобы получше познакомить меня с этой идеей.

Он также более подробно объяснил, что меня будет ждать в Азии, а также рассказал о лидере тамошнего правительства видящих, пожилом видящем по имени Вэш, который возглавлял то, что они называли Семёркой. От Ревика я узнала, что это сокращение обозначало «Семь Племён», которые представляли изначальные земли или кланы, образующие их общество. Совет Семёрки являлся их официальным правящим органом, а Вэш - его старшим членом.

Ревик продолжал отпускать замечания о Четырёх Всадниках. Думаю, в основном он делал это в шутку, хотя с ним сложно сказать наверняка. Я чувствовала, что в его поддразнивании есть некая доля серьёзности. Он то там, то тут мог обронить фразу, которая говорила мне, что он верил во всю эту тему с Мостом не меньше остальных, пусть даже он, казалось, видел меня иначе.

В любом случае, большую часть времени в Сиэтле я провела в своей комнате.

Когда я была не одна, я практиковалась с пистолетом Baby Eagle, играла в шахматы или училась трюкам видящих с Уллисой. В одиночестве я в основном рисовала или читала тексты о видящих, которые Уллиса переводила для меня на английский с помощью какой-то программы, установленной в её гарнитуре.

Теперь я стояла снаружи и ещё больше чувствовала себя чужачкой.

Вдобавок к обучению стрельбе и навыкам видящей, Уллиса и её видящие оказались невероятно полезными в ещё одном отношении - они рассказали мне массу всего о том, как жить в мире, если ты видящий вне закона. У меня появились новые паспорта, визы, местные идентификационные карты. Мне даже сделали поддельное свидетельство о рождении. Все эти документы гласили, что я Иоланда Эмили Патерсон из Финикса, Аризона, родилась на четыре года и несколько месяцев раньше моего настоящего дня рождения - который, давайте будем честны, тоже наверняка вымышленный.

Я носила лицевые протезы на носу, щеках и лбу, и контактные линзы, которые делали мои глаза карими - все это причиняло дискомфорт. Я также надела солнцезащитные очки. Мои волосы отрезали, оставив длину до подбородка и покрасив их в винно-красный цвет - за это надо благодарить Айви и видящую с африканской внешностью, которую, оказывается, звали Ярли. Они обе закидывали меня вопросами о Финиксе все то время, что красили мне волосы и накладывали макияж, пока не удостоверились, что я знаю достаточно, чтобы благополучно миновать пограничников.

Они спросили, на каких языках я говорила - ни на каких, кроме английского и поверхностного знания испанского и французского. Они спросили, в каких странах я бывала - нигде, кроме Мексики в детстве, за добрых десять лет до того, как границы ужесточились.

Айви, которая возглавляла работу с моими документами, также спросила у Уллисы, хотели ли мы избегать для меня «обычных мест», на что Уллиса ответила согласием.

Обычные места, как я потом узнала, представляли собой список городов и стран, где Шулеры поддерживали усиленное наблюдение. Этот список оказался пугающе длинным.