Больше Аллан не собирался раздумывать на эту тему. Он был не из тех, кто долго копается в том, что его огорчает и заботит. Он как следует вымыл руки и сел ужинать вместе с Лизой и Боем; они ели размягченный хлеб с растительным сыром, из чего обычно состояла их вечерняя трапеза, и пили кофе, но сегодня Аллан ужинал без особого аппетита. А ночью ему приснились бренные останки Джозефа Бина, и он проснулся весь мокрый от пота; ему все еще казалось, что он ощущает зловоние и к горлу его подступает тошнота. Он должен что-то сделать, не может же труп оставаться там... Аллан слышал, как крысы шуршат в бумажных пакетах, разбросанных вокруг фургона.
На следующее утро, когда Бой и Лиза еще спали, Аллан отправился в путь.
С большой неохотой Аллан во второй. раз приближался к тому месту, где лежал труп, но чувство долга пересилило сомнения и отвращение. Снова вороны увидели его и, когда он подошел к ним достаточно близко, поднялись в воздух, громко каркая и хлопая крыльями. Однако на этот раз он свернул в сторону и направился к груде разломанных бетонных плит, лежавших неподалеку от того места, где вчера утром произошла драматическая встреча с загадочными братьями. Казалось, это было так давно. Подойдя к этой груде бетона, Аллан достал из кармана грязную косынку и завязал рот и нос. Потом собрал несколько каменных обломков, сложил их один на другой и направился со своей ношей к тому месту, где лежал труп. Собрав последние остатки решимости, Аллан подошел к темной, разлагающейся массе и сбросил на нее один за другим обломки бетона. Потом, озираясь, прошел несколько сот метров, отделявших его от груды бетона, набрал обломков, сколько мог донести, и направился обратно.
Солнце уже прожигало покрывало из желтой мглы, висевшей над Свитуотером. Аллан обливался потом, и ему пришлось сбросить с себя куртку — рубашки, которые он взял с собой, быстро сносились, и теперь он использовал вместо них куртку. Тело и руки его побелели от цементной пыли. Спина ныла, но он продолжал трудиться: туда-обратно, туда-обратно.
Через час над тем местом, где лежал труп, выросла неровная груда бетонных обломков. Выпрямив спину, Аллан даже застонал от невыносимого зноя, но в общем несмотря ни на что испытывал чувство удовлетворения. Мертвых надо хоронить и ради них самих, и, ради живых.
Аллан смотрел на каменную груду и тяжело дышал: у него было такое чувство, словно он спас их всех от грозной опасности...
И тут оба они выросли перед Алланом. Они вынырнули откуда-то в нескольких шагах от него. Впереди стоял Феликс, за ним Рен-Рен, но теперь он не улыбался; у обоих были очень серьезные лица, во всем же остальном они выглядели точно так же, как в первый раз, когда он увидел их. Аллан вздрогнул, но не потому, что испугался, а потому, что они появились так неожиданно.
Феликс откашлялся и, слегка поклонившись, сказал:
— Ты, видно, хорошо потрудился?
— Да. Мне пришлось завалить камнями то, что здесь лежит и гниет. Иначе мы все могли бы заразиться какой-нибудь болезнью.
— А тебе не кажется, что тело, которое лежит и гниет, лучше так и оставить лежать и гнить?
Феликс говорил вежливо, взвешивая каждое слово, но в голосе его звучала угроза. Рен-Рен стоял позади, свесив руки, и внимательно слушал, что говорил брат.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.— В голосе Аллана не было ни излишнего дружелюбия, ни вызова.— Мертвое тело распространяет заразу. Покойников следует либо заваливать камнями, либо зарывать в землю.
Теперь он отчетливо вспомнил телевизионные репортажи о стихийных бедствиях, которые в течение многих лет происходили довольно регулярно: где-то эпидемия холеры, где-то еще эпидемия тифа, гриппа, оспы; неубранные трупы, которые заражали питьевую воду. В газетах довольно часто можно прочитать о подобных «катастрофах», потому что их всегда называют «катастрофами», хотя с катастрофами эпидемии не имеют ничего общего. Нередко они возникали в районах, расположенных совсем недалеко от Свитуотера, власти высказывали озабоченность по поводу «новых» заболеваний, которые еще никто не умел лечить; говорилось о появлении мутантов хорошо известных вирусов и бактерий, на которых не действовали испытанные вакцины; ученые лихорадочно искали новые вакцины, однако государство отпускало недостаточно средств на нужды здравоохранения. Иностранные туристы между тем сидели в карантине, а органы здравоохранения громогласно призывали к принятию действенных мер.
— Некоторые мертвые тела, возможно, должны... все-таки оставаться лежать. Чтобы они со временем совсем исчезли. Могилу можно всегда найти, всегда разрыть... Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Голос Феликса звучал скорбно, но в глазах вспыхивали молнии. Выражение лица было раболепное, туповатое. Рен-Рен шагнул было вперед, но Феликс остановил его едва уловимым движением руки. Казалось, он не чувствовал себя хозяином положения и хотел прозондировать почву — и Аллана,— прежде чем принять окончательное решение. Он продолжал:
— Ты случайно увидел то, чего тебе ни в коем случае не следовало видеть. И это может оказаться очень... некстати!
Бледное лицо его заливал пот, а голос вдруг сорвался на крик, выдавая крайнее раздражение.
— Теперь послушай меня! — прервал его Аллан.— Послушай, прежде чем наделаешь новых глупостей. Я расскажу тебе все, что мне известно. Мне известно, что полицейского, который лежит там, зовут Джозеф Бин. Мне известно также, что его номер К 13007/59510 и группа крови у него «А», и еще мне известно, что все эти данные записаны в его удостоверении личности, которое я забрал и спрятал там, где его найдут в том случае, если со мной случится беда. Мне известно, что у него длинная резаная рана на животе, нанесенная, по всей вероятности, ножом, и_ я полагаю, что ботинки, которые ты носишь,— кивком головы он показал на тяжелые ботинки Феликса,— принадлежали ему.
Аллан невольно содрогнулся при мысли об объеденных вороньем ступнях трупа.
— Кроме того, мне известно, что за убийство полицейского из войск по поддержанию спокойствия и порядка полагается смертная казнь. Но я не собираюсь ни на кого доносить или предавать огласке эти сведения. Меня не интересует, чем вы занимаетесь; единственное, что меня интересует, это чтобы у нас здесь был мир и покой и как можно меньше неприятностей. Понятно?
Пока Аллан произносил эту длинную речь, он не спускал глаз с лица Феликса. Он видел, как желтые глаза Феликса сначала сузились от страха и злобы, а потом начали перебегать с его собственных ботинок на каменный курган и на пряжку, которая была у Аллана на поясе. Когда Аллан кончил говорить, он едва заметно поклонился и сказал совершенно спокойно:
— Хорошо. Значит, мы понимаем друг друга. То, что с ним произошло,— он кивнул в сторону кургана,— весьма печальный случай. Очень некстати. Я постараюсь объяснить... Мы с братом незаконно перешли границу. Нет ни документов, ни работы. Полиция напала на наш след. Здесь не любят иностранцев. Один полицейский случайно задержал моего брата на улице. Мой брат попытался убежать, но полицейский бегал быстрее. Мой брат впал в панику и вот...
Феликс сделал двумя пальцами быстрый горизонтальный разрез в воздухе, Аллан кивнул. Немного помолчав, Феликс продолжал:
— Лучше, чем дать себя арестовать. У моего брата опасный темперамент. Он не хотел, чтобы его посадили в тюрьму. Весьма прискорбно. Несчастье. Так некстати... Но все-таки лучше, чем попасть в тюрьму,— повторил он, немного помолчав.
Рен-Рен широко осклабился и закивал.
— Понимаю,— сказал Аллан.
То, что он услышал, не было для него откровением и нисколько не шокировало его. Давно уже было известно, что реорганизованное ведомство полиции под названием «войска по поддержанию спокойствия и порядка» использовалось для подавления отдельных групп населения, именуемых «нежелательными», под предлогом охраны закона и порядка. Одной из таких групп были иностранные рабочие. Правила регистрации были чрезвычайно жесткие, а кара за их нарушение весьма суровая. Государство почти не отпускало средств на бесплатную юридическую помощь, которую закон гарантировал рядовым гражданам, и она практически отсутствовала, так как немногочисленный аппарат бесплатной адвокатуры был настолько перегружен делами, что от него трудно было добиться толку,— одним словом, возможности тех, кто хотел законным путем защитить себя от преследований, по существу равнялись нулю. Аллан все это хорошо знал со слов Дока, который всегда любил поговорить на эту тему; теперь Аллан сразу понял, почему Рен-Рен впал в панику, и даже посочувствовал братьям.