- Что делаешь сегодня вечером? - Спросила она, подняв на него своё личико.

- Играл в Чарльза Буковски, - ответил он.

- В кого играл?

- Очень много пил, - ответил он.

Она хихикнула.

- Я слышала, ты зависаешь в Перекрёстке. - Её глаза широко раскрылись в сладких воспоминаниях. - Меня отпороли там как-то десять парней за раз, я взяла с них аж по десять долларов за каску. В следующий раз, когда там будешь, найди тёмное пятно у заднего столика - это я выплюнула их сперму.

Писатель онемел.

- А о ком ты говорил, кто этот Чарльз?

- Чарльз Буковски. Он был величайшем писателем нашего времени. Он писал о жизни, о такой, какая она есть на самом деле, без приукрашиваний, настоящий, чистый грязный реализм.

Её персиково-кремовые сиськи подпрыгнули, когда она снова захихикала.

- Думаю, мне нужно его почитать!

Выпитое пиво давало о себе знать, и писатель шатался на месте.

- Обязательно почитай, а мне уже пора идти...

- Подожди минутку! - Она наклонилась и раздвинула свои сливочные бёдра, согнув колени над краем кровати.

- Следи за моими сиськами...

- Эм, конечно, - почему нет, в конце концов, он был мужчиной и любил женскую грудь.

Нэнси закрыла глаза и откинула голову назад. Восхитительный розовый язык облизал ее губы, и она начала медленно, глубоко дышать через нос. Её аккуратный живот медленно поднимался и опускался, а затем она эротично застонала.

Взгляд писателя переключался с её груди на промежность, затем обратно на грудь. Он сконцентрировал свой затуманенный алкоголем взгляд на её сосках, таких же розовых, как и её язык. Её соски начали увеличиваться в размерах, так же как и сами груди, казалось набирали объём, по-видимому, расширялись кровеносные сосуды, по команде её мозга. Ему казалось, что он даже видит нежные синие призрачные линии вен, усиленно перекачивающие кровь. Её ареолы грудей, не только росли по окружности, но и росли в ширину, пока не высунулись, как розовые миндальные печенья. Когда писатель опустил свои глаза и посмотрел между её ног.

- Боже милостивый! - Её клитор размером с горошину трансформировался в оливку.

- Нравится? - Возбуждённо спросила Нэнси.

- Твоя красота вызывает восхищение, Нэнси.

Она томно принялась ласкать свои соски, которые теперь были размером с минизефиринки со вкусом клубники. Она застенчиво улыбнулась.

- Хочешь знать, чего я хочу?

- И чего же...

- Я хочу, чтобы ты достал свою елду, и обкончал моё лицо и сиськи, а потом размазал всю сперму своим членом по моему телу...

- Боже, мой...

Её босая нога упёрлась писателю в промежность, и она зашевелила пальчиками. Писатель почувствовал, как молниеносно по его пенису побежала предэякулярная жидкость.

- Сегодня такая холодная ночь, - сказала она. - И я буду свободна ещё полчаса...

Писатель знал, что, несомненно, на его штанах уже появилось позорное мокрое пятно. Он начал отступать назад, стараясь не шататься.

- Мне очень жаль, Нэнси, но мне действительно нужно идти.

- Да, понимаю, - сказала она, ни капли не смутившись его бегством, - думаю, тебе стоит вернуться к написанию своей книги.

- Да, точно, точно, - и прежде чем он успел пожелать ей спокойной ночи, его взгляд увидел что-то знакомое на комоде. Это была система экономии свежих продуктов. Очень медленно взгляд писателя вернулся к молодой проститутке.

- А, Нэнси, зачем вам всем эти термо-штуковины?

- У нас у всех они есть, - весело сказала она. - Они... - Но на полуслове зазвонил телефон. Писатель застонал.

- Привет, бабушка, - весело сказала Нэнси в трубку. - Нет, сегодня не очень много, всего три клиента, из них два минета. И был ещё тот парень, который любит какать мне в рот за двадцать баксов! Да, бабуля, ты была права, это отличный способ заработка. Я так рада, что последовала твоему совету.

Писатель вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Его пах пульсировал. Сколько лет прошло с момента его последней мастурбации? Я не могу, я не должен позволять себе поддаваться низменным желаниям! Я должен лишить себя этого ничтожного порока, чтобы направить свою сексуальную энергию на написание книги, подобно тому, как Сальвадор Дали ускорил свои творческие видения, лишив себя сна... Чёрт, здесь слишком много соблазнов в виде этих молоденьких красивых проституток. Мне нужно срочно добраться до своего номера. Когда он уже открывал свою комнату, дверь напротив открылась, и оттуда выскочила полуголая мексиканка, одетая в белый бюстгальтер с чашечками и белые трусики, больше на ней из одежды ничего не было.

- Мистер писатель! Подождите минутку! Видите ли, мы снимаем одну комнату на двоих с Беатрис, и сейчас у неё клиент. Не возражаете, если я воспользуюсь вашим туалетом?

Ну разве он мог ей возразить?

- Это не займёт много времени...

- Разумеется. Проходите сюда.

Девушка скользнула в комнату перед писателем, и он заметил обильное коричневое пятно сзади на её трусиках.

Она хихикнула.

- Если хочешь, можешь посмотреть, - и после этих слов она зашла в ванную.

Не было никакой логической причины хотеть смотреть на испражняющуюся латиноамериканку. Тем не менее, писатель, к его удивлению, был захвачен примитивным мужским любопытством, которое, вероятно, было механизмом, подобным тому, что заставляет людей смотреть на жертв автокатастроф или мёртвых животных на дороге. После нескольких секундных колебаний писатель вошёл в ванную. Анита не сидела на унитазе, как можно было бы ожидать. Вместо этого она лежала на полу, задрав вверх свои стройные ножки, её трусики валялись рядом на полу, писатель невольно обратил внимание, что помимо заскорузлого коричневого пятна там были ещё и жёлтые разводы. Девушка что-то принесла с собой, но писатель был слишком шокирован видом её нижнего белья, чтобы обратить на это внимание. Она принесла с собой систему хранения свежих продуктов. Девушка уже подключила его к розетке, в которую писатель включал электрическую зубную щётку.

- Понимаете, при нашей профессии, как ни предохраняйся, залететь очень легко, - сказала она, лёжа на спине с широко расставленными ногами. Она смазывала своё влагалище кремом для рук, который стоял у писателя возле раковины, а также намазала им и вакуумную трубку, идущую из машинки. Теперь, когда она всё смазала, она принялась медленно засовывать во влагалище трубку.

- Понимаете, в девяти случаях из десяти парни кончают прямо в нас, не вынимая, и риск залететь очень высок, а делать постоянные аборты - дорого, плюс некоторые девочки не возвращаются с таких операций назад, и куда они деваются, никто не знает. Так что теперь, когда мы залетаем, мы используем эти крутые машинки. Я уже делала себе четыре аборта, и зародыши высасываются не больше картофелины, ну если срок не сильно большой, конечно. Знаете, это миссис Гилман показала нам, как хитро можно использовать этот приборчик. Она его даже назвала самоабортник!

Шокированный писатель потерял дар речи. Он в ужасе наблюдал, как девушка включила вакуумную машинку. Она загудела как старый пылесос.

- Да! - Простонала девушка. - Чувствую, как он движется! - Девушка начала тужиться, её лицо напряглось, как будто она страдала запором. В это время её пальцы поворачивали трубку в её лоне. - Ууу! Сука, больно лезет! - Прохрипела девушка сквозь зубы. Она закрыла глаза, трубка наполнилась кровью. Анита выключила машинку, вытащила трубку и встала. Лицо писателя продолжало быть в непонимающем ужасе. Девушка отсоединила другой конец трубки, затем она опустила её в унитаз. Когда она не смогла опорожнить пакет, она взяла в рот заляпанную кровью и кремом трубку и дунула туда. Шлёп! Нечто упало в унитаз вместе с небольшими брызгами крови. - Вот, видишь? - Она подняла пальцами что-то крошечное из толчка и положила это на ладонь.

Писатель отважился и посмотрел. Он увидел что-то вроде эмбриона. Человеческий плевок, подумал он.

- Стоит намного меньше, чем у коновала, - сказала мексиканка, - и лучше всего то, что это абсолютно безвредно...