У курумцев был шанс. Им следовало принять бой. Пусть сахья больше, но ополченец против опытного пилота — аргумент слабый. Но Курум понес тяжелые потери. Пилоты не знали, что в бронеходах — ополченцы. Как и то, что их машины — списанное старье. Курумцы видели, как дефиле затопляют бронеходы врагов, и что их очень много. Они побежали.

Ополченцы гнали их до вечера. Догоняли, били молниями в спины, прожигая броню. Перепрыгивали и бежали дальше. Только ночь прекратила избиение. Без светила не работает живая батарея, а основные разрядились. Это спасло часть курумцев. В основном тех, кто добежал до отставшего обоза. Там они бросили бронеходы и залезли в автомобили. Понеслись на них к границе. У Сахья машин не оказалось. Утром им доставили батареи, но преследовать врага было поздно.

Разгром не привел к победе над Курумом. У него еще оставались войска. Наступать силами ополчения выглядело безумием. Бронеходы Сахья вышли к границе, и закрепились на ней. Начались переговоры, которые закончились перемирием. Оно не разрешило конфликт. Стороны готовились к реваншу…

В Сахья провели выборы. На них победили уцелевшие штрафники. Они объявили политику Обновления, для начала отменив разделение по половому признаку. Его пропаганду объявили преступлением. Но мир в обществе не наступил. Слишком долго хунта промывала людям мозги. Идеология «традиционных ценностей», проповедовавшая превосходство женщин, оказалось живучей. Общество разделилось на «традиционалов» и «обновленцев». За вторых стояло государство, в рядах первых оказались многие силовики. «В войне победили женщины! — утверждали они. — Они вели бронеходы. Причем здесь муримы?» В ряды силовиков влились изгнанные с постов назначенцы хунты. Нередко, их заменяли мужчинами, а это пробуждало ненависть. Добавьте проблемы в экономике…

Хунта опустошила бюджет. Наклепала бронеходов, призвала на службу много пилотов. Все пошло прахом. Бронеходы превратились в металлолом, пилотов похоронили. Заключи Сахья полноценный мир, это пережили бы. Провели бы конверсию производства, перешли бы на мирную продукцию. Но Курум мира не хотел, и Сахья готовилась к войне. В результате упал уровень жизни. Это вызывало недовольство. Страна кипела. Вот в этот гадючник я и вляпался.

4

Шли дни. Я уже уверенно говорил на сахья. Нейя с Вильгой перестали пользоваться переводчиками и хвалили мое произношение. А передо мной все отчетливее вставал вопрос: что дальше? Как найти себя в этом мире? Кем работать и, главное, где? Жить из милости я не хотел.

Нейя советовала не спешить, изучить местные условия и найти профессию. Мои не подходили. Пресс-секретарю нужно иметь связи, журналисту — знать страну. У меня не было не первого, ни второго. Я это прекрасно понимал, и, если быть честным, не рвался. Местные СМИ вызывали тошноту. Новостные выпуски представляли собой рапорты о достижениях народа и его мудрого руководства. Еще сообщали о проблемах в Куруме. Дескать, люди там не доедают. Мы этим возмущены и требуем: все, что они не доедают… Питались в Сахья скудно. Я жил в доме владелицы крупнейшей промышленной компании в стране. Но на стол ей подавали кашу и овощной суп, иногда — хлеб и мясо. У себя я его ел каждый день. Я спросил Вильму: почему так?

— Все по карточкам, — объяснила она. — А там норма.

— Даже для богатых?

— Для них тоже. Можно покупать на свободном рынке. Но там еда стоит дорого. Деньги у нас есть, только Нейя не желает. Мы должны жить как все.

— На меня карточки дают?

— У тебя нет чипа, — покрутила головой Вильга. — Не положено.

Я, вдобавок, их объедаю. Вот позор… Что делать?

Проблема разрешилась сама. В один из дней, возвратившись с тренировки, я застал в комнате незнакомого парня. Он сидел, развалившись, в кресле и грыз яблоко. Увидев меня, бросил огрызок в корзину и поднялся. Ничего себе паренек! Ростом выше меня, косая сажень в плечах. Лицом, правда, не вышел, некрасивое оно у него. Нос длинный, губы тонкие, подбородок острый. Зато одет хорошо. Не привычный комбинезон, а костюм-двойка из дорогой ткани. Только вместо пиджака — китель с отложным воротником.

— Меня зовут Кай, — улыбнулся парень. — Я сын Нейи. Ты Влад?

— Да, — сказал я.

— Перенесся к нам из другого мира?

Я кивнул.

— На вид не скажешь, — покрутил он головой. — Как тебе у нас?

— Плохо.

— Почему?

— Все чужое.

— Это да, — согласился он. — Но деваться некуда. Кем ты был у себя?

— Журналистом.

— На заводе не работал?

— Не пришлось.

— Плохо, — сказал он. — Не то взял бы к себе. У меня завод электродвигателей. Понимаешь в них?

— Ни бум-бум.

— Ни бум-бум? — засмеялся он. — Говоришь странно. Хотя речь правильная.

— Учу язык по книгам.

— Этим? — ткнул он в шкафы.

— Да.

— Мои учебники. Я здесь жил. Но когда вырос, съехал. Не хочу жить у матери под фартуком. Одобряешь?

— Да, — кивнул я. — Сам жил один.

— Тогда поймешь, — кивнул он. — Не желаешь съездить в город? Заскочить в ресторан?

— У меня нет денег, а еще чипа. Меня могут задержать.

— Только не со мной, — усмехнулся он.

— Я приму душ и переоденусь.

— Подожду, — сказал он и достал яблоко из кармана.

Через пять минут мы спустились во двор. У ворот стояла машина. Если та, в которой меня везла Грея, походила на советскую «Победу», то эта — на «Мустанг» 60-х годов. Двухместное купе с узким, длинным силуэтом. Окрашена в серебристый цвет.

— Собирали на заказ, — объяснил Кай и полез в машину. Я устроился рядом. По привычке захотел пристегнуться, но ремней не нашлось. Кай нажал кнопку, двигатель загудел. Поползла в сторону створка ворот, «Мустанг» выкатил наружу и рванул с места.

— Максимальная скорость — сто пятьдесят пять мергов, — похвалился Кай. — Жаль, что здесь столько нельзя. Как-нибудь прокачу по шоссе.

В поворот он вошел с креном, едва не протаранив трамвай. Разминулись мы чудом. Трамвай возмущенно загудел.

— Смотреть надо! — засмеялся Кай и обогнал попутный автомобиль. — Ползаете, как черви.

Я вцепился в ручку над оконным стеклом. Теперь мысль прокатиться не казалась мне привлекательной. «Мустанг» мчал по столице, накреняясь, входил в повороты. Птичкой взлетал на подъемы, а затем несся вниз.

— Хорошо пишешь и читаешь? — спросил Кай.

— Да, — подтвердил я.

— Тогда едем центр, — сказал он и свернул направо. «Мустанг» подкатил к трехэтажному зданию с большой вывеской на фасаде. «Социальный центр N 4 города Мея», — прочел я. Что такое Мей? Столица государства Сахья. Я об этом не говорил? Ну, так знайте.

Машин у здания стояло мало, и мы подкатили к самому крыльцу.

— Идем! — сказал Кай и отключил двигатель.

Мы поднялись на второй этаж. Кай уверенно вел меня коридорами. По всему было видно, что здесь он бывал. Навстречу попадались служащие в форме. При виде нас они кланялись.

— Прихожу сюда за работниками, — объяснил Кай, когда очередной служащий отвесил поклон. — В центры обращаются перемещенные лица, эмигранты из других стран, люди, потерявшие близких. Они ищут кров и заработок. У меня это есть. Нахожу с нужной специальностью и беру, поселяю в общежитии и даю зарплату. Дальше сами.

Он толкнул створку двери. «Директор», — прочитал я на табличке. Слово было, конечно, другим, но суть та же. В просторной приемной за столом за столом сидел какой-то невзрачный мужичок. Увидав нас, он поспешно вскочил.

— Домин Кай?!

— У себя? — небрежно спросил мой спутник.

— Дому Клейга примет вас непременно, — сообщил мужичок и скользнул в резную дверь.

«Дому» означает «большая госпожа». А «и» краткое в имени — принадлежность к аристократии. Здесь она делится на Дома, потому и обращение такое. Ну, и буква «й» в имени. У моего спутника она есть. У матери и двоюродной сестры — то же. Дома представляют собой касту. Браки заключали преимущественно между собой. Хотя новые времена принесли перемены. Благородная дама может выйти за простолюдина, тогда дети сохранят титул. Он наследуется по женской линии. Нужно объяснять, почему? А вот мужику с кратким «и» в имени брать нужно аристократку. Иначе дети теряют титул. На мой взгляд, ерунда, но здесь за этим следят.