Место Ачанского городка Хабарова было установлено лишь в 1946 г. экспедицией Хабаровского педагогического института под руководством кандидата исторических наук Н. И. Рябова. Городок находился на мысе Джары, в 3 км от села Троицкого, на территории нынешнего Нанайского района[46].
Нужно было подумать о запасе продовольствия на зиму. 5 октября хабаровцы «оснастили два судна, парусы вверх поставили» и отправили 100 человек ближе к устью Амура «для прокорму по рыбу». Там казаки часть рыбы выловили «крюками железными», т. е. баграми, а часть выменяли на русские товары у местного населения.
«Ачанская землица» была заселена густо. Улусы были многолюдными. Ачаны подсмотрели, что с Хабаровым осталась только половина отряда. 8 октября на утренней заре к Ачанскому городку со стороны Амура подошли большие раскрашенные струги, каждый из которых вмещал по 50–60 человек. Выйдя из засады («из прикрыта напустили»), флотилия незаметно причалила к берегу. Ачанский лазутчик бесшумно снял часового Никифора Ермолаева, дежурившего в ту ночь на сторожевой башне. По знаку ачане и дючеры беспрепятственно высадились на берег и подползли к городку. Неприятель был обнаружен только тогда, когда стал поджигать со всех сторон городские стены. Казаки забили тревогу, спешно одели куяки и бросились защищать свой городок и тушить пожар. По команде Хабарова 70 человек сразу же предприняли отчаянную вылазку, а 36 обороняли городовые стены, стреляя из пушек и мелкого ружья. Неравный бой, со слов Ерофея Павловича, длился «часа с два боевых». Городок удалось отстоять. Казаки бросились преследовать нападающих. Последние, видя, что дело проиграно, спешно «побросались в струги» и ушли вверх по Амуру. Из расспроса пленных выяснилось, что к городку приступили 800 человек ачан и дючеров, объединивших свои силы[47].
На следующий день подоспели казаки, ходившие за рыбой. Внезапное нападение послужило должным уроком. Ачанский городок «накрепко укрепили», а ночные караулы усилили, оставляя теперь дежурить по нескольку человек.
Главным занятием полчан Хабарова во время зимовки в Ачанском городке были сбор ясака, охота на соболя и рыбный промысел.
Сбор ясака в Сибири. Миниатюра из Кунгурской летописи XVII в.
Хлеб кончился уже к зиме, и рыба заняла главное место в рационе хабаровцев. Всю зиму «свою голову той рыбой кормили», сообщал в отписке Хабаров.
28 ноября 1651 г. из Ачанского городка Хабаров посылал казаков в большой ачанский улус князьца Жакшура для «призыва ачан под высокую государеву руку» и сбора ясака. В улусе Жакшура были взяты аманаты, в том числе и его сын, и получен ясак —2 сорока соболей. Поход занял 3 дня.
Несколько позже был предпринят более дальний поход в улус дючерского князьца Нечиги. В отряде было 95 человек. По приказу Хабарова их возглавили Степан Поляков и Дунай Трофимов. Нечига дал в аманаты трех своих братьев и прислал ясак — 5 сороков соболей.
Хабаров контролировал всю окрестную территорию. Постепенно отношения с ачанами налаживались.
Зима оставалась позади, когда 24 марта 1652 г. Ачанскому городку вновь пришлось испытать нападение, на этот раз маньчжурских войск. Каковы же были причины, побудившие маньчжуров совершить тысячеверстный поход и вооруженное вторжение в Приамурье, где уже были русские? На этот вопрос дан исчерпывающий ответ в работах советских историков.
Главная причина цинской агрессии заключалась именно в том, что маньчжуры узнали об успешной деятельности русских на Амуре. До маньчжуров доходили сведения, что русские начали хозяйственное освоение Амура — промыслы собольи и рыбные, что они усиленно ведут разведку полезных ископаемых, а в будущем намерены начать их разработку, что русские поставили на Амуре свои первые острожки и хотели всерьез заняться земледельческим освоением Приамурья.
Тревожило, их и то, что политика России в Приамурье привлекала местное население. Большинство князьцов соглашалось платить ясак. «За ясаком де дело не станет, было бы постоянство», — часто приходилось слышать Хабарову и его товарищам. Эвенкийские и даурские вожди Гантимур, Туйдухонь, Бойгонь приняли российское подданство, подавая этим самым пример другим племенам и народам, населявшим не только левобережный, но и правобережный Амур. Маньчжуры понимали, что принятие в российское подданство народов Приамурья навсегда положит конец их набегам в этом регионе, грабежу, безнаказанному захвату и угону пленных.
Маньчжуры начали захват Внутреннего Китая в 1644 г. Эта акция могла и провалиться. В таком случае единственным тылом для династии Цин стала бы территория собственно Маньчжурии, где можно было бы укрепиться, отсидеться и собраться с новыми силами для продолжения захватнических войн. Но территория Маньчжурии в условиях войны с китайским народом, с точки зрения цинов, была уже мала. Тыл нужно было расширить за счет более отдаленных от Китая территорий. И такой территорией было Приамурье.
Маньчжурское войско вышло из Нингуты. Отныне этот город, как отмечает Г. В. Мелихов, стал играть для маньчжуров роль «ключевого пункта на переднем крае борьбы против русской колонизации Амура». В войске было более 2 тыс. человек. Почти половину из них составляли «сведенцы» — даурские и тунгусские люди, еще ранее насильственно угнанные в Маньчжурию.
Так как на каждого из двух всадников приходилось по 3 лошади, путь от Нингуты до Ачанского острога войско преодолело, почти нигде не останавливаясь, за 3 месяца. Общее командование осуществлял фудутун (военный наместник) Хайсэ. Его помощником был Сифу, которого русские источники называют Исинеем.
Вооружение войска состояло из холодного и огнестрельного оружия: сабель, пик, куяков, 6 пушек, 30 пищалей, 12 петард. Последние представляли собой глиняные сосуды, набитые порохом. В каждую из петард было положено по пуду пороха. Их подкладывали под городские стены и башни и взрывали.
Замысел маньчжуров состоял в том, чтобы внезапным ударом отрезать казаков, которые находились в избах вне городских стен, уничтожить их, а затем расправиться или взять в плен защитников города. 24 марта на утренней заре маньчжурам удалось бесшумно приблизиться к Ачанскому острожку и окружить его. Первым увидел врагов казачий есаул Андрей Иванов, который поднял тревогу, закричав: «Братцы казаки! Ставайте наскоре и оболокайтесь в куяки крепкие!» В этот момент, по словам Хабарова, «сверх Амура-реки славные ударила сила и ис прикрыта на город на Ачанской, на нас, казаков, сила богдойская, все люди конные и куячные!» Особенно тяжело пришлось тем полчанам, которые находились в избах за пределами городка. Чтобы не очутиться в руках неприятеля, им нужно было в считанные секунды попасть в город под прикрытие его стен. Ворота для них открывать уже было поздно. Оставался один путь: перебираться туда через стену. «И метались казаки в город, в единых рубашках, на стену городовую», — писал об этом трагическом моменте Хабаров. Одновременно маньчжуры открыли огонь по городку из пушек и из пищалей. Однако когда первые секунды замешательства прошли, казаки открыли ответный огонь из пушек и из ружей и не дали врагу подойти близко. Окрестности огласились страшной канонадой: «И мы, казаки, чаяли, ис пушек, из оружья бьют казаки из города, ажно бьет из оружия и из пушек по нашему городу казачью войско богдойское». Бой продолжался «с зари до схода солнца».
К концу дня перевес стал клониться в сторону маньчжуров. Им наконец удалось подойти близко к стенам, занять пустые казачьи дома, с их крыш начать прицельный обстрел и тем самым на мгновенье сковать действия защитников внутри городка. Этих секунд было достаточно. Маньчжуры прорвались через линию огня к одному из участков стены. Здесь они повесили на стену свои знамена («знаменами стену городовую укрывали») как призыв к штурму. Однако стену взять не удалось: казаки крепко держали круговую оборону. Тогда маньчжуры «вырубили три звена стены сверху до земли». Исиней отдал приказ «всему войску богдойскому», который в пересказе Хабарова звучал примерно так: «Не жгите и не рубите казаков, емлите их, казаков, живьем!» Его слова были переведены. Исиней предлагал казакам сдаться с оружием в руках. Но не такими были казаки. Многие из них, предпочитая позорному плену смерть, стали между собой прощаться. Используя минутную передышку, наступившую в штурме, ободряя своих товарищей, Ерофей Павлович обратился к ним: «Умрем мы, братцы казаки, за веру крещеную, и постоим за Дом Спаса и пречистыя и Николы Чудотворца, и порадеем мы, казаки, государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Руссии и помрем мы, казаки, все за один человек против государева недруга, а живы мы, казаки, в руки им, богдойским людям, мы, казаки, не дадимся!»