Она уезжает из Чартаца. Несмотря на сестру, несмотря на данное своему любовнику обещание, Валентина возвращается в Варшаву. Он улыбнулся про себя и немедленно отправился в дом графа Потоцкого.

– Я же говорил вам, что надо проявить терпение, – сказал Потоцкий. – Со временем мы с ней разберемся. Честно говоря, я и не ожидал, что это время наступит так скоро. Как только она выедет за пределы своего имения, она в наших руках!

– Предлагаю взять небольшой отряд – человек десять – и арестовать ее самому, – сказал Теодор. – А затем я отвезу ее к себе во Львов, где и исполню приговор. Никто ни о чем и не узнает.

Потоцкий сомневался. Он знал, что, если позволить графу увезти свою жену в отдаленный замок во Львове, то наказание будет намного суровее, чем назначит любой суд. Он медлил с ответом, думая о том, что будет лучше – позволить ей бесследно исчезнуть или же подвергнуть себя опасности со стороны французов, когда им станет известно, что ее выдали мужу. В настоящий момент положение Франции было неясным – известия из России приходили противоречивые, да и то с большим опозданием. То и дело возникали слухи о кровопролитных сражениях, затем сообщали, что убили царя или он просит о мире. В последний раз пришло известие о победе французов под Бородино, но невероятной ценой. Нельзя еще было сказать, чем окончится вся эта война и стоила ли она всех тех страшных жертв, которые пришлось заплатить Наполеону. Потоцкий решил в деле с Груновскими занять нейтральную позицию. Возможно, ему еще придется объяснять французским военным властям, что случилось с любовницей и протеже полковника Де Шавеля.

– Я поручаю вам произвести арест, – сказал он. – Я вам это обещал и не нарушу своего слова. Но вы должны будете доставить ее в Варшаву, чтобы она могла предстать перед судом. Ее дело рассмотрит военный трибунал, и ее скорее всего отправят в Любинскую тюрьму. Граф, ваша жена – изменница и должна понести за это наказание, причем в соответствии с законом. Вы не можете казнить ее, а не то будут говорить, что ее единственным преступлением была супружеская неверность. Вы должны это понять.

Граф не ответил. Он встал, глядя на невозмутимую физиономию политикана, понимая, что если он вступит в пререкания, то его вообще отстранят от этого дела.

– Вы боитесь французов, – наконец произнес он.

– Я не могу о них забывать, – сказал Потоцкий. Он не стал говорить о том, что намерен оставить Валентину Груновскую в живых до тех пор, пока не узнает, что произошло с Великой Армией – вернутся ли они победителями или же побегут под натиском неприятеля. Она может несколько месяцев посидеть в Аюбинском остроге, а затем они уберут ее без лишнего шума, когда поймут, что о ней забыли или лишили своего покровительства. – Жаль, что мы не можем заманить в ту же ловушку и ее сестру, – заметил он. Он всю свою жизнь ненавидел русских, и существование богатой княжны Суворовой в Чартаце уже давно вызывало у него и других членов Сейма сильное раздражение.

– Почему же? – улыбнулся Груновский. – Уверяю вас, как только она узнает об аресте сестры, она начнет ее искать. Мы схватим их обеих!

– Отлично, – улыбнулся в ответ своей тонкой злой улыбкой Потоцкий, поднимаясь и показывая, что разговор окончен. – Прощайте, мой дорогой граф. Буду ждать от вас вестей.

– Вы их получите, когда я привезу в Варшаву свою жену, – тихо сказал Теодор.

– Мадам, умоляю вас – не надо ехать! – Яна выполнила все приказания своей хозяйки, упаковав ее вещи и приказав заложить карету, которой не пользовались со дня смерти их отца. Теперь же она упрашивала Валентину со слезами на глазах подождать, пока с охоты не вернется княжна.

– Нет, – твердо сказала Валентина. – Ты прекрасно знаешь, что она меня не пустит. Я отправляюсь в путь через полчаса, а она не вернется до темноты.

Каждый раз, когда она говорила о своем возвращении в Варшаву, начиналась страшная ссора с Александрой, и наконец та заявила, что если сестра не откажется от своей затеи, то она будет вынуждена держать ее в Чартаце силой. Чтобы успокоить ее и выиграть время, Валентина притворилась, что подчиняется ей, она больше не заговаривала о том, чтобы отправиться на поиски Де Шавеля, и не читала по двадцать раз на дню сообщения о ходе военных действий. Она не показывала своих страхов и так хорошо играла роль, что даже Александра решила, что она поумнела и старается забыть полковника. И только Яна, слышавшая каждую ночь доносившиеся из комнаты хозяйки рыдания, знала, что та не отказалась от своего плана найти человека, которого она любит. Теперь же, одетая в простой дорожный плащ и капор, Валентина ждала, когда подадут карету. Она не позволила Яне сопровождать ее, и это еще больше расстроило горничную.

– Ну как вы будете путешествовать одна? – причитала она. – Как может дама отправляться в такой путь совершенно одна, если не считать этого мальчишку и кучера? Так нельзя, мадам, так не положено! Позвольте мне поехать с вами!

– Нет, Яна, – сказала Валентина. – Я хочу путешествовать как можно незаметнее. Если кто-нибудь и охотится за графиней Груновской, то они ожидают увидеть ее с прислугой и горничными, никто не подумает, что она станет разъезжать одна. Ты останешься дома и отдашь моей сестре вот это письмо.

– Она убьет меня, – простонала Яна. – Она запорет меня.

– Нет, – возразила Валентина. – Я объяснила ей, что ты ни в чем не виновата. Она не тронет тебя, Яна. Иди и взгляни, готова ли карета.

Она не боялась; впервые после многих недель пассивного ожидания Валентина чувствовала, что в ней пробуждается жизнь. Напряжение, которое потребовало от нее притворство перед сестрой, совершенно измотало ей нервы, а размеренная жизнь в Чартаце стала невыносимой. Интуиция подсказывала ей, что Де Шавель серьезно ранен или даже убит. Ее поддерживала решимость выяснить, что с ним, и для этого она поставила себе еще более невероятную цель, узнав о которой, Александра пришла в совершеннейшее неистовство.

Она поедет в Россию. Варшава была лишь первым шагом на ее опасном и трудном пути, средством добыть хоть какую-нибудь достоверную информацию о положении французской армии, о погибших, и если среди них она не найдет Де Шавеля, то последует в Россию вслед за наполеоновской армией. Если он жив, то она будет с ним, если ранен – станет ухаживать за ним, если погиб, то убьет себя на его могиле. Это был бы простой и страшный поступок, поступок, на который могла решиться только отчаявшаяся женщина, и никакие уговоры и угрозы Александры не могли заставить ее изменить свое решение.