После получасовых поисков она вернулась к себе в комнату, взяла плащ и вышла из дома. Ночь была туманной, и девушка на мгновение замерла, когда холодный воздух коснулся ее щек, а затем двинулась по извилистой дорожке к конюшням.

Звук рассерженных голосов заставил ее замедлить шаг. Спустившись по покрытым лишайником каменным ступеням, она перешагнула через упавшую завесу плюща и остановилась при виде нескольких темных фигур, загородивших дорогу.

Мария сразу узнала долговязую фигуру Тадеуса. Через несколько мгновений она поняла, что рядом с ним переминаясь с ноги на ногу от холода, стояла Молли. Третьего человека она, как ни старалась, узнать не могла, поскольку вся троица была частично скрыта густыми кустами.

Порыв ветра раскачивал ветки деревьев и шелестел сухими листьями. Мария вернулась и продолжила свой путь к конюшням. Она время от времени оглядывалась, недоумевая, зачем кому-то понадобилось назначать встречу на таком холоде. Но все мысли ее были заняты Салтердоном.

В конюшне было темно, тихо и тепло. Лошади фыркали в своих стойлах. Стараясь не шуметь, она шла по длинному проходу, вымощенному кирпичом, проверяя каждое стойло, пока не наткнулась на открытую дверцу. Внутри было пусто.

Аристократ.

Распахнув ворота, она выбежала наружу, прикрывая глаза ладонью от сыпавшейся с небес мороси.

Из темноты на нее надвинулось что-то большое и темное, стуча копытами и выпуская клубы пара из раздувающихся ноздрей. Горячее тело коснулось ее, и Мария, вскрикнув, отпрянула. Она чуть не упала, но чьи-то руки подхватили ее. На несколько мгновений она повисла в воздухе, а затем жеребец встал на дыбы, повернулся вокруг своей оси, и она оказалась на загривке животного. Пара сильных рук поддерживала ее.

Прислонившись плечом к груди Салтердона, Мария, тяжело дыша, смахнула с ресниц капельки воды.

– Ваша светлость…

– Хорошо, что ты составишь мне компанию, – прошептал он ей в ухо. – Никогда не любил кататься один.

С этими словами он пронзительно свистнул и ударил жеребца пятками в бока. Аристократ немного попятился, выгнул шею и издал громкое ржание, эхом отозвавшееся ночи. Затем животное пустилось галопом по мокрой дорожке под сводами блестящих от дождя деревьев, унося своих седоков прочь от конюшни.

Затаив дыхание, Мария прильнула к Салтердону и крепко ухватилась за него. Они неслись сквозь облака тумана и дождя. Ноги жеребца поднимались и опускались, подобно мощным пружинам. Раскачивающиеся плечи лошади и развевающаяся грива делали скорость еще более пугающей.

Мария вцепилась ногтями в плащ Салтердона и крепко прижалась к нему, повернув лицо навстречу холодному ветру. Странно, но она ощущала себя в безопасности. Хозяин успокоит и защитит ее, освободит от земных пут и унесет прочь от всех печалей и бед.

Казалось, они скачут уже целый час, когда Салтердон что-то тихо сказал жеребцу, и животное замедлило бег. Они остановились под пологом сплетенных ветвей. Салтердон долго молчал, продолжая обнимать ее. Его теплое дыхание касалось щеки Марии. Затем он взял ее за подбородок и повернул лицо девушки к себе.

– Когда-то я считал, что умру, лишившись всего того, что положено мне по рождению. Что я просто перестану существовать. Но последний год… Я был почти мертв, и никому до этого не было никакого дела, кроме тебя, Мария. Как я могу отпустить тебя? – он коснулся губами ее уха, и его горячее дыхание заставило ее вздрогнуть. – Ты мой разум, Мария. Моя сила. Мое… желание.

Его голос прервался, превратившись в тихое рычание, напоминавшее рычание льва. Губы Салтердона щекотали нежную кожу за ее ухом.

– Да, – выдохнул он. – Я хочу тебя.

Беспомощность. Боже, она чувствовала себя совершенно беспомощной. Слабой и испуганной. Она сгорала от желания повернуть лицо навстречу ему, ощутить вкус его губ, почувствовать его руки на своем теле. Но он принадлежал другой – хрупкой девушке с испуганными глазами, которая целый год ждала, чтобы стать его женой. Женщина из его сословия, которая с одобрения их семей должна стать следующей герцогиней Салтердон и родить ему сына, чтобы продолжился этот древний род.

Он соскользнул со спины жеребца, увлекая ее за собой. В его руках она чувствовала себя совершенно беспомощной, ощущая лишь бурю, бушующую в ее сердце. Мария знала, что если он поцелует ее, то она не сможет оттолкнуть его, как в тот памятный день в карете.

Он с жаром обнимал ее, запустив пальцы в ее пепельные волосы.

– Ты понимаешь меня? – спросил он охрипшим голосом, в котором сквозило отчаяние. – Я хочу тебя Мария. Я так сильно хочу тебя, что, кажется, вот-вот взорвусь.

Он положил ее ладонь на вздувшийся бугор между ног. Ощутив своими пальцами его напряженную плоть, она наконец начала понимать смысл его слов. Незнакомая и пугающая часть его тела, казалось жила под ее рукой собственной жизнью.

Мария застыла в ожидании и растерянности. От него исходил запах тумана и ветра, запах кожи и конюшни, сладковатый аромат бренди и пота.

«Не прикасайся ко мне! – хотелось крикнуть ей. – Иначе вся ее твердость исчезнет, гордость рассеется, как окружавший их туман».

– Я хочу тебя, – бормотал он. – Мария, Мария.

Его руки скользили по ее телу, срывая ветхий плащ без лис и соболей.

Почему она не может сопротивляться, не может оттолкнуть его? Почему под его сильными и теплыми руками ее тело становится чужим, дрожащим и слабым? Он опустил ее на землю среди опавших полуистлевших листьев. Его руки начали расстегивать ее мокрое платье, сначала осторожно, а затем все более нетерпеливо, обрывая петли и пуговицы, пока убогая одежда, которую отец заставлял ее носить, не превратилась в клочья.

Мария, обнаженная, лежала перед ним и смотрела в его необыкновенно красивое искаженное желанием лицо, чувствуя, как ее собственное тело захлестывает какая-то властная неконтролируемая волна.

Она раскрыла ему навстречу объятия.

Застонав, он отбросил непромокаемый шерстяной плащ, нетерпеливо стянул через голову рубашку, расстегнул брюки и спустил их с бедер. Она взглянула на его восставшую плоть и быстро опустила глаза. На мгновение ей захотелось убежать, скрыться от своих желаний. Затем он коснулся ее там, где касался в прошлый раз – погружая свои нежные пальцы в ее шелковистое лоно, обхватывая его ладонью, ритмично сжимая и отпуская. Ее тело выгнулось дугой и затрепетало.

На несколько секунд отпустив ее, он снял сапоги и брюки. Его сильное тело этой дождливой ночью выглядело бледным. Он опустился на нее, склонил голову к ее груди, обхватил губами нежный затвердевший сосок и принялся ласкать его языком. Мария застонала. Наслаждение было таким острым, что она изо всех сил сжала его плечи, чувствуя, как они вздрогнули и напряглись под ее ладонями.

– Тише, тише, – прошептал он, целуя ее в губы, лаская их языком. Их языки сплелись в яростной борьбе.

Внезапно она почувствовала какое-то обжигающее давление между ног, вскрикнула и изогнулась дугой… И вот он уже внутри нее. Его плоть заполняла ее, растворялась в ней, пронзала ее огненным мечом, и она стонала от боли и наслаждения, приподнимая бедра ему навстречу.

Не отрывая от рта девушки страждущих губ, он просунул ладони под ее ягодицы и приподнял над мягкой влажной землей, еще глубже проникая в нее. Его ритмичные движения убыстрились.

Внезапно волна наслаждения, подобно горячим потокам с бушующих небес, затопила все ее существо, лишая воли, заставляя громко вскрикивать и извиваться под ним, а он не останавливался, в исступлении все ускоряя темп. А когда ее тело затрепетало в экстазе, он, откинув назад темноволосую голову и приоткрыв рот в беззвучном крике, разрядился в нее, а затем застыл, обессиленный. Его губы еле слышно шептали:

– Мария. Милая Мария. Я люблю тебя.