— У вас… вы испытываете чувства к моей сестре? — заявила громче, чем планировала.

Гистасп, посмотревший, было, куда-то перед собой, опять скосил взгляд на молодую госпожу:

— Да, — ответил он. Иттая почти незаметно вздрогнула.

— Одно-единственное чувство.

Иттая попятилась.

— Глубокое и искреннее.

Девушка, уже не таясь, уставилась на одухотворенного мужчину круглыми глазищами и, дабы удержать судорожный вскрик, обвинение, вопрос или еще что-нибудь (Иттая совсем не могла поручиться за себя сейчас), прижала ладонь к губам.

Гистасп поглядел с откровенным весельем. Да, не Бану. Но именно поэтому с ней легче иметь дело. Он чуть приблизился к Иттае и доверительно поведал:

— Имя ему — преданность.

И, не дожидаясь, пока шатенка ляпнет еще что-то, альбинос простился:

— Буду ждать вас завтра в пять часов за оружейной. Не опаздывайте.

Иттая смотрела в удаляющуюся спину еще несколько секунд, размышляя о том, что по мнению Бану военное положение никто не отменил, и битвы только предстоят. А потом девушка глубоко вздохнула, отбросила грусть и прижала к груди ладонь, из которой октябрьский ветер сдувал отголоски чужого тепла.

Весь день Иттая ходила сама не своя: переживая из-за предстоящей встречи с Гистаспом, она старалась всячески подготовиться и предложить наиболее продуманный план действий разведки под ее началом (опыта в которой не имела вовсе), учесть все детали, предусмотреть риск. Кажется, Гистаспу нравились смышленые женщины. Но вместе с тем, не следовало забывать, что генерал все-таки мужчина, и являться неряшливой нельзя ни в коему случае — Иттая перемерила все платья дважды.

К закату девица извелась до того, что ходила теперь прямая и скованная, как топор. Говорила сбивчиво и оглядывалась в откровенной панике. Тал, близнец Иттаи, рослый шатен с абсолютно черными глазами, завидев сестру в таком затравленном состоянии, забеспокоился и собственноручно отвел Иттаю отдыхать, пообещав перед уходом ничего не говорить матери и отцу. К чему им тревожиться, настаивала девушка.

Тал чмокнул Иттаю куда-то в челку и ушел, наказав заснуть пораньше. Но едва за ним закрылась дверь, девушка выпрямилась на кровати: как тут уснешь. А если и уснешь — вдруг проспишь? Ни в коем случае нельзя опаздывать. Пусть лучше она завтра скажется больной, но до рассвета нужно досидеть без сна. Иначе… иначе Гистасп никогда больше не взглянет в ее сторону. Будучи правой рукой кузины-госпожи, генерал многому у нее обучился, в особенности — не давать людям второго шанса. Так что…

Сердце Иттаи упало: да он и прежде-то не особо на нее смотрел. Весь его мир сосредоточен на одной Бану и ее делах. И то, что он проводит время с ней, Иттаей, — не более, чем желание безукоризненно выполнить приказ.

Девушка закусила губу: Бану, конечно, хорошая, но чересчур жадная. Зачем ей еще и Гистасп? У них же явно ничего не может быть.

И у нее, Иттаи, с генералом тоже ничего не получится. Хотя, не просто же так альбинос позвал ее встретиться тайно от Бансабиры.

Когда Бансабира вернулась в покой за полчаса до рассвета после ночных упражнений, идея, которая прежде казалась проявлением паники, превратилась в осознание необходимости.

Лигдам помог госпоже наскоро принять ванну и переодеться.

— Можешь идти, — поспешно отослала оруженосца спать. Едва закрылась дверь, женщина накинула теплый халат до полу, затянула тесемки, выпростала отросшие влажные волосы, взяла со стола лампу, мешочек с разноцветными камешками и выскользнула в коридор.

На втором этаже западного крыла чертога Бансабира расселила охрану. Места здесь хватало, но как бы ни разросся отряд телохранителей, кров в самом чертоге уготован только тем, кто с ней прошел Бойню.

Женщина вошла без стука, почти неслышно затворила дверь.

— Вал, — позвала Бансабира.

— Тану? — тот подобрался мгновенно. В личной охране Матери лагерей нельзя просыпаться со второго оклика.

Вал принялся подбираться на постели, но Бансабира остановила мягким жестом.

— Не суетись, — прошла внутрь, поставила лампу на прикроватный столик.

Комната была маленькая, но Вал с самого возвращения танши в чертог занимал ее один. Всем было ясно, что этот парень знает больше остальных и ответственен за что-то, помимо охраны.

В нос Бану ударил острый сивушный запах. Женщина поморщилась:

— Пил вечером, что ли?

Вал, расслабленный позволением танши, просыпался неспешно. Выбрался из-под одеяла, огляделся, чтобы накинуть поверх голого торса. Бану махнула рукой: мол, брось, что я там в походе не разглядела?

— Да, госпожа, простите, — скинул ноги с постели и быстрыми движениями попытался разгладить смявшиеся во сне штаны. Эффекта не дало. — Раду вчера проспорил Дану дюжину пинт эля. Здорово нахлестались. Извините, — еще раз протянул мужчина.

Бану оглядела его оценивающе и немного брезгливо — сугубо в воспитательных целях. Право, милые мальчишки.

— И о чем спорили? — тану расположилась на стуле возле тумбы и спросила без особого интереса. Вал затушевался, отведя глаза и почесав затылок.

— Э… да как сказать…

— Интригующее начало, — бесцветно отозвалась госпожа.

Вал облизнулся, потер подбородок, подбирая слова.

— Словом, спорили о том, что будет, если напоить элем коня: начнет он неугомонно ржать и бегать или сразу завалится.

Бансабира впервые в подобной ситуации подумала, что, наверное, спит.

— Ч… чего?

Вал счел, что повторять смысла нет. И так ясно. Бану просто схватилась за живот и беззвучно согнулась пополам, сотрясаясь от молчаливого хохота всем телом.

— Вс… Все… Всесильная. Ох. Ах-ха-ха. Вал… Серьезно?

Мужчина улыбался, но с ответами не лез.

— Погоди-ка, — вдруг угомонилась танша. — То есть они действительно проверяли, что будет с конем? Рисковали порядком на конюшне? Здоровьем животного? Да?

— Не уточнял, — Вал быстро сориентировался и ответил очень уклончиво. — Меня сграбастали пить уже по дороге в кабак.

Бану прощупала подчиненного взглядом прищуренных глаз. Наверняка врет, но по лицу ничегошеньки не скажешь. Берет удар на себя, дурень. Ладно, если все обошлось, Бансабира сделает вид, что все в порядке. Она театрально вздохнула:

— Похоже, Раду готов спорить с кем угодно и по какому угодно поводу просто для того, чтобы спорить.

Вал ухмыльнулся: да, есть доля правды. Все время с кем-то соперничает.

— Или выпить, — поддакнул телохранитель.

— Того же эля, которым поили коня? — уточнила танша. Вал молча пожал плечами.

— И на что уходит мое добро, — пожаловалась женщина.

— Э… простите…

"Еще один" — мелькнуло в голове безотчетно.

— Забудь. Я почему тебя подняла…

Вал изобразил крайнюю степень готовности — насколько мог в состоянии серьезного подпития.

— Насколько я знаю, среди моих людей есть те, кто держит внутреннее сообщение всей разведки?

Вал деловито кивнул. Сон окончательно отступил.

— Конечно.

— Подними одного, пока чертог спит, — Бансабира протянула руку с мешочком и высыпала на поверхность тумбы цветные камешки, которые в скупом освещении выглядели совершенно других оттенков, чем были на самом деле. Вал заинтересованно посмотрел на камни, на госпожу — он уже знал, чего от него хотят. Но Бансабира озвучила.

— Мне нужен Юдейр.

Вал кивнул и, приблизившись, стал собирать камушки обратно в маленькое кожаное вместилище.

— Сообразишь с порядком или подсказать?

— Не разберусь сам, разберется посредник, — заверил Вал.

— Надеюсь, он всего один?

— Само собой, — легко ответил мужчина.

— Тогда поторопись, пока тебя никто не увидел. Скажите Юдейру, я буду ждать его в любую тренировочную ночь. Времени рассиживаться нет.

— Слушаюсь.

Гистасп внимательно дослушал сбивчивый рассказ Иттаи и пока молчал.

Они сидели непосредственно в оружейной, у боковой стены со стеллажами с тяжелыми длинными луками, над которыми было пробито продолговатое окно. Ранний рассветный луч был в эту пору тусклым и едва освещал собравшимся их собственные очертания. Поэтому Гистасп намерено приказал стражникам снаружи принести побольше света и караулить изнутри помещения: полноценно скрыть встречу с госпожой танской крови ему все равно не удастся, как ни старайся. Так пусть хотя бы будут свидетели, что они не делали ничего предосудительного. Хватит с него сплетен и об отношениях с одной Яввуз.