Риз прижался головой к ее мертвенно бледному от страха лбу. Дышать было тяжело. Риз устал, но не собирался сдаваться. Именно для этого он и родился.

— О, моя дорогая, — вздохнул он и замолчал, чтобы перевести дух. — Беги. Тебе нужно бежать.

Он отпустил ее и винил в этом собственную тьму и безумие, которое переросло во что-то зловещее. Он позволил уйти своей единственной надежде, потому что не хотел погубить ее. Она была такой хрупкой, как хрусталь, и Риз не хотел быть ответственным за то, что она разобьется.

Пока не хотел.

Глава 17

Очень тяжело жить, когда все, что тебя окружает — это смерть.

Риз рассматривал обнаженное тело Рен — ее кисти и ступни начали синеть. Она достаточно долго была обездвижена, и Риз понимал, что рано или поздно должен будет развязать ее, хоть ему очень этого не хотелось. Промежность Рен по-прежнему была заклеена скотчем, и Риз уже знал, как накажет ее, едва она очнется. Он серьезно покарает ее, и тогда они оба смогут очиститься от грехов — так же, как это было у него с другими. И пусть Риз ненавидел Бога, которого, он уверен, не существует, но в глубине его души по-прежнему жил и всегда будет жить маленький мальчик-католик, которым его пытались воспитать. Это отпечатано у него в мозгу.

Краска на лице Риза начала расплываться от пота. Волосы слиплись, а давно не стиранная одежда стояла колом. Он разделся, оставшись совершенно голым перед своей любимой, и, склонив голову набок, любовался ее плачевным состоянием. Черные волосы Рен разметались по подушке, а лицо являло собой жестокое свидетельство издевательств его рук. Ризу пришлось сделать это с ней, чтобы она поняла. И, хоть ему это было ненавистно, но, в итоге, оно того стоило. Он был уверен, что заставит Рен понять: на все есть свои причины. Они должны быть вместе.

Ее когда-то розовые губы были покрыты запекшейся кровью, и снова при мысли о вишнево-красной жидкости его член затвердел. На шее Рен красовался отпечаток его руки — клеймо, говорящее о том, что она принадлежит только ему и никому больше. Посиневшие окровавленные запястья, перемотанные серебристым скотчем, напомнили ему обо всех тех женщинах, в которых он пытался найти утешение, когда прижимался к их мертвым телам в ложной попытке почувствовать единственную, что могла бы понять его.

Ее.

Рен.

Ее привязанные к кровати ноги были напряжены, но мышцы по-прежнему сокращались — она все еще бессознательно пыталась освободиться из его плена. Но ключ от этой тюрьмы был у него, и никто никогда его не сможет получить. При виде заклеенной кусками скотча промежности, рот Риза наполнился слюной. Но не из-за того вкуса, которым он вскоре насладится снова. Скорее, в предвкушении наказания и той боли, которая за ним последует. Риз считал это шагом к ее собственному личному спасению. К расплате, которая очень скоро настигнет ее. Десять лет назад она не была готова, но теперь он не оставил ей другого выбора. Ее лодыжки, как и запястья, были покрыты кровью и тоже посинели.

Услышав стон Рен, Риз повернул голову. Сейчас он чувствовал себя ребенком в рождественское утро, хотя никак не мог припомнить ни одного счастливого Рождества. Все его воспоминания — это валяющаяся в кресле пьяная мать и Рен, открывающая все свои подарки. Ему обычно предназначался тот, что лежал в углу — машинка стоимостью в доллар и размером со спичечный коробок. Риз покачал головой, вспоминая, как Рен вытаскивала из рождественского чулка конфеты и игрушки. Ему же предназначались лишь твердые куски угля. С перепачканными черными руками он сидел и наблюдал за тем, как радуется Рен.

Риз должен забыть о тех временах. Все уже в прошлом. И должно там оставаться.

Рен распахнула глаза. Она выглядела такой же невинной, как и в тот день, когда он в первый раз взял ее. Ее легкие стоны и мольбы с просьбой остановиться звучали тогда в его ушах восхитительной музыкой.

Рен очнулась, и ее взгляд остановился на нем. Увидев, что он абсолютно голый и твердый для нее, она окончательно пришла в себя. Скоро они смогут насладиться тем, что делали раньше. Но теперь Риз уже не мальчик. Он стал мужчиной.

Перед глазами Рен все плыло, но она точно знала, что не спит. Это все было реально. Слишком реально. У нее болело все: от макушки до кончиков пальцев на ногах, которых она почти не чувствовала. Пошевелить руками она даже больше не пыталась. Во рту совершенно пересохло, и, как бы странно это ни звучало, но все, о чем она могла думать, — это вода. Ей необходима вода, чтобы охладить и смочить пересохшие губы и горло.

— Воды, — прохрипела она, все еще глядя на его обнаженное тело. Оно хранило истории из его жизни. Рен было любопытно, что означали его татуировки и когда он их сделал. Когда он повернулся спиной, направляясь в кухню, чтобы принести ей воды, Рен заметила замысловатое дерево, тянущееся вдоль его правой руки. Оно было разноцветным, мощным и ярким. Интересно, зачем Риз сделал это тату, и что оно означало для него. Она никогда не думала, что такой мрачный и угрюмый человек, как он, может набить на своем теле что-то настолько… вселяющее надежду.

Он вернулся со стаканом воды и сел рядом с ней. Рен опустила взгляд и тут же покраснела при виде его внушительной эрекции. Да, Риз определенно больше не был мальчиком. Он превратился в мужчину.

— Ты собираешься отвязать меня, чтобы я могла попить и сходить в туалет? — спросила Рен.

— Нет.

Коротко и ясно.

Мочевой пузырь Рен быстро заполнялся. Ей не хотелось думать о том, что Риз убьет ее, но, судя по виду, он вполне был на это способен. Он держался отстраненно и холодно, и Рен не знала, чего ожидать от убийцы вроде него.

Риз приподнял ее голову и поднес к губам стакан. Рот Рен наполнился прохладной жидкостью. Сделав несколько глотков, она сразу почувствовала себя лучше, если исключить то, что ей срочно нужно было в туалет. Еще один вид наказания, который Риз использовал в своих интересах.

— Я потерял тебя, Рен. И хочу вернуть. — Его голос больше не был резким и раздраженным. Он был полон тоски и печали. Риз переместил свое обнаженное тело на кровать между ее раздвинутых ног.

— Нет. Нет, Риз, — вскрикнула Рен.

— Я должен заставить тебя понять… — Риз придвинулся ближе. Грубыми пальцами он ухватился за край серебристого скотча и дернул изо всех сил, вырывая короткие черные волоски на ее лобке. Легкие Рен взорвались болезненным криком, и ее мочевой пузырь самопроизвольно опорожнился. Но Риза это не смягчило. Подцепив следующий кусок скотча, он сорвал его с еще большей силой, чем первый. Он проделывал это снова и снова, пока не оторвал все куски клейкой ленты с ее тела.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу! — Рен извивалась в тщетной попытке высвободить свои связанные скотчем руки и ноги.

При виде ее боли Риз улыбнулся. Она сейчас как раз такая, какой он хотел ее снова. Сопротивляющаяся ему. Когда она превращается в дикого зверя, то на один шаг приближается к тому, чтобы стать такой же, как он сам.

— Нет, моя дорогая. Ты всего лишь думаешь, что ненавидишь меня. Но ты будешь благодарна мне за это. Однажды.

— Пошел ты! — выкрикнула Рен, плюнув ему в лицо. — Мой парень — полицейский. Он убьет тебя!

Внутреннее удовольствие Риза оказалось недолгим, стоило только в его воспаленном мозгу возникнуть картине, на которой Рен была с другим мужчиной. Он вскочил, отчаянно пытаясь найти то, что сможет причинить ей боль. Готовый на убийство, он в один прыжок оказался в ванной. Риз знал, что в таком состоянии ему будет трудно не убить ее. Он стоял перед зеркалом и таращился на свое отражение, ужасаясь человеку, смотревшему на него. Еще недавно прекрасный образец чудовища превратился в отчаявшееся изможденное существо. Облокотившись руками о раковину, Риз пытался придумать, что можно сделать, чтобы причинить ей боль. На глаза ему попалась круглая расческа с проволочной щетиной, и все его тревоги как рукой сняло. Он схватил эту щетку и крепко сжал ее в руке, уже понимая, как сможет с помощью боли поставить Рен на колени и опустить на самое дно ее собственного, личного ада.