— Командир, — призрак обратился к Руслану, — Чем можем помочь?

— А что вы можете?

— В том-то и дело, что почти ничего. Ни оружие в руки взять, ни ударить живого. Вы и видите-то нас, только потому, что находитесь под защитой старцев. Слышать, правда, всегда можете.

— Да, невелика помощь, — тихо произнес Антип.

— Не скажи! — заявил Руслан, — Если помогут убедить народ — огромное дело.

— Руслан, — доложил молодой есаул, — Старцы набираются сил.

— Слава Богу! — искренне обрадовался Золотой, — Народ начинает верить.

— А ну-ка погоди-ка, — вслух размышлял Антип, — Значит, говоришь, слышать вас могут все?

Антип перешел на едва различимый шепот. Озабоченное и усталое лицо Руслана озарилось радостной улыбкой. Призрачный казак согласился беззвучным кивком.

— Никаких проблем! Когда приступать?

— Как закончите здесь.

Антип отошел от друзей, желая передохнуть в одиночестве. С наслаждением втянул влажный, прохладный воздух. Голова устало покалывала, стуча в висках крохотными молоточками, а деревянная ступенька крыльца выглядела уютной и вызывала желание присесть.

Что за ерунда вокруг? Что за ожившие сказки? А вдруг, ничего этого нет? Все глюк или давно заслуженная белая горячка? С другой стороны, если это и сумасшествие, то пройдя так далеко дорогой бреда, глупо сворачивать. Не в правилах Антипа, бросать дела на полпути, какими бы абсурдными не казались окружающим цели.

В ладонь опустилась теплая рука Алены — девушка молча присела рядом. Красивое лицо уткнулось в плечо. Анти-поэт с удовольствием шурудил носом в копне девичьих волос, оставляя на затылке невинный поцелуй. Девушка подняла уставшие глаза. Руки обвили шею Антипа. Губы устремились к губам, но…

— Стоп! — резко отстранился парень, — Дай-ка я тебя понюхаю.

— Что? — испугалась Алена.

— Понюхаю, — повторил Антип, шмыгая носом, — Хорошо пахнешь!

— С тобой все нормально?

— Теперь, да, — радостно объявил бандит.

— Тебе, говорят, от моего имени в любви признались? — с долей хитринки произнесла девушка, — И что же ты ответил?

— Ну… ты это… Израдец болтун!

— Люди поговаривают, что ты мечтал тут о «бабе с толстым задом»? Уж извини, с этим помочь не могу. Не наела, — девушка невольно начала злиться, демонстрируя ревность неизвестно к кому, — Можешь поискать себе потолще, погрудастей!

— Разговорчивая больно, — ухмыльнулся Антип, указывая на Анну, болтающую вдалеке с Рустамом, — Вон, гляди на Аньку — у нее грудь гораздо больше и привлекательней твоей! А вон, смотри, девушка у столовой — у нее…

— Так, чего же ты от меня хочешь?! — гневно воскликнула Алена, отстраняясь.

— От тебе-то? Я и стараюсь объяснить… Не знаю, поймешь ли. У тебя отличная фигура, очень даже меня привлекающая, но это, как бы… не главное, что ли! Все это, на мой взгляд, не очень нормально, непривычно, даже глупо, но… тебе я хочу куртку застегнуть, чтобы ни замерзла. Хочу узнать, поела ли горячего. Удобная ли у тебя кровать, не пищат ли мыши в доме. Понимаешь ли?

— Понимаю! — с улыбкой перебила девушка, увлекая Антипа в помещение.

— Уважаемые, лысые друзья, — Волна нагло влез в комнату, — Вы тут можете век разговаривать, а мне бы хотелось взглянуть на экран.

— Давай, входи, смотри и убирайся! — отмахнулся Андрей.

— Не понимаю ничего, — занервничал Алексей, глядя в телевизор, — На наших напали что ли? Какие-то призраки летают по Велию. Но не атакуют…

— О чем ты? — в комнату вбежал Михаил, следом Ждан.

— Кто это?

— Договорились? — насупил брови Ждан.

— Сражение завтра утром…

Яркий весенний день набирал силу. Ночной, почти зимний холод трусливо отступал под напором горячего солнца. Одичавший лес, изуродованный зоной отчуждения, самоизлечившийся вопреки или скорее благодаря отсутствию человеческой помощи, тянул к теплому светилу мохнатые лапы сосен. Осины, березы, другие их лиственные братья, радостно шелестели, раскрывая объятия нежным лучам. Пирамидки елей, сверкая зеленью хвои, хватались за землю ветвистыми пальцами корней.

Инородное, поганое тело Сикария, рукотворным кляксой торчало среди природной гармонии. Массивные стены, выложенные телами сгубленных древ, выросли могильной преградой. Расплодившиеся звери бежали от города. Свободные птицы, с криками отчаяния, летели прочь от крепости.

Кто звал тебя сюда, человек? Мало ты нанес вреда? Мало сгубил? До сих пор не каждый источник пригоден для питья. До сих пор в укрытиях глубоких рвов таится незримая смерть! Но ты пришел снова. Зачем? Чтобы топором сгубить тянувшееся к свету. Чтобы разломать с трудом выросшее, пробивающееся сквозь созданный тобою кошмар.

Пропитанные смолой, словно обожженные, стены Сикария чернели в ярком солнечном свете. Внутри крепости юззи шумно готовились к завтрашнему бою: командиры принимали последние разъяснения от Коменданта; рядовые точили затупившиеся мечи, поправляли защиту, прикрепляли к каскам самодельные плюмажи из перьев, грубо раскрашенные кокарды и галуны, имитирующие принадлежность к наполеоновской армии.

Спокойствие и вера в успех. Легкость предстоящего боя и окончательная победа. Все это написано на помятых лицах юззи, все это слышалось в звучащих повсеместно словах. Почти в три раза превосходили сикарийцы в людях. В десятки раз в пушках. Пусть зарядов мало, но не с армией же драться! С горсткой оборванцев и единственной пушечкой на два пшика.

Есть и еще сюрприз для защитников Велия: десятки самопалов, прикрученных к корявым, но удобным деревяшкам. Этакие мушкеты. И пусть пришлось пожертвовать несколькими пушечными зарядами, зато эффект будет великолепен. Громок и убийственен.

Невысокий, щуплый юззи, с целой копной седых, всклоченных волос, восседал на ступенях подъезда, сплетая в косу ярко-красный жгут для украшения формы. Рядом валяется «мушкет».

— Оружие на землю не класть! — на ходу выплюнул приказ командир, уносясь в сторону конторы.

— Есть, — огрызаясь, ответил юззи, делая вид, что стремится выполнить распоряжение. Комендант побежал дальше. Ружье осталось на земле.

— Не провоцируй, Степаныч! — на плечо седого опустилась огромная рука.

— А, Коля, привет, — спокойно ответил тот, кого назвали Степанычем, — Пятый раз говорит. Носится как заведенный, через мгновение забывает кому, что приказывал.

— И все-таки, поаккуратней, — не отставал верзила.

— Ладно, — пожал плечами седой, и нехотя подвинул мушкет.

— Чем-то расстроен, Степаныч?

— Расстроен? Скорее задумчив. Размышляю… Чего ради, лупим этих несчастных? Я же в юззи пошел ради своего удовольствия, а не ради чужого горя. Чем они уж так нам мешают?

— Ого! Давай, заканчивай. Если кто другой услышит — прикончат за предательство.

— Только тебе…

— Поздновато думать-то? Вляпался по самые…

— Думать никогда не поздно.

Верзила внезапно вытянулся в полный рост. Голова нервно закрутилась по сторонам, разыскивая кого-то. Взгляд обшарил окружающее, но в пейзаже нет искомого.

— Ты, Степаныч?

— Что я?

— Сейчас говорил — ты?

— Ну, да. Ты чего? Заболел? Мы ж с тобой…

— Нет. После. Таким голосом странным… Вот опять, — верзила снова завертел головой в поисках незримого собеседника.

— Эй, ты в порядке? Голоса в голове? Приехали.