— Я не собираюсь уходить, пока мы не поговорим, Черри! — вдруг сказал Гидеон, опередив меня. Он был настроен серьёзно.

— Нам не о чем разговаривать. Я всё тебе сказала ещё у Лиззи дома. Что непонятного в словах «всё кончено, уходи»? — начала я.

Снова и снова я чувствовала, как дыра внутри ныло от разрывающей на части боли. Пустота внутри не отступала. — Ты знаешь, что от своего выбора я не отступлю ни на шаг.

— Стоп, какого ещё выбора? — вдруг встрял в разговор Роберт, удивлённый от моих слов.

— Ты ему не сказала? — спросил Гидеон.

— Нет, но я собиралась.

— Объясните мне уже, о каком выборе идёт речь, — не успокаивался брюнет.

— Роберт, ты будешь моим Ангелом. И это не обсуждается, — присела я на кровати. После моих слов Роберта будто повергло в шок, и он присел на край кровати рядом со мной и стал разглядывать меня. Гидеон посмотрел на него и нахмурился. Легко было догадаться, что он ревновал, но ничего сделать с этим не мог, потому что он беспрекословно относился к моему выбору. Я взглянула ещё раз на брюнета и убедилась — он действительно был в шоке, но только было непонятно: в шоке он был от радости, что я выбрала именно его, или от гнева, что я вообще решилась на это безрассудство. После долгой паузы и царившей в комнате тишины, Роберт вдруг отвернулся и сказал:

— Это глупая идея.

— С чего ты это взял? Только это сейчас способно спасти всех от грядущей войны и многочисленных смертей. Подумай над этим, Робер.

Он повернулся ко мне, посмотрел в мои глаза, которые наверняка были полны боли от присутствия Гидеона в комнате, — я умоляюще посмотрела на него и скрестила пальцы за спиной, чтобы их не было видно ни Роберту, ни Гидеону. Брюнет смотрел на меня и, казалось, хотел что-то сказать, но старался молчать. Может, он не хотел в присутствии блондина говорить то, что его бы разозлило? Может, он вовсе и не против перевоплотить меня, но боялся агрессии Гидеона? А, может, всё совсем наоборот и он не хотел меня расстраивать отказом?

— Роберт, скажи хоть что-нибудь, — сказала я умоляюще после долгой тишины. В комнате вновь повисла тишина: я слышала, как за окном всё ещё шёл знойный осенний дождь, от которого под зонтом не точно не укрыться.

Холодный дождь и не думал заканчиваться. Он то и дело окутывает людей холодом и зноем, когда те выходили с работы и пытались, не намочив одежду, добежать до машины или дома. Дождь мочил уже пожелтевшие листья на деревьях, утяжеляя их и заставляя опадать ещё быстрее, чем это было до его появления. Хмурые тучи сгущались с каждым часом всё сильнее, окутывая солнце в свои сети, чтобы оно не пробилось и не осветило и без того серый городок. Мокрый асфальт от дождя казался таким блестящим и скользким, будто после капель влаги температура на улице сменилась и обдала морозом землю с дорогой.

— Я не сделаю этого, пока Лиззи этого не одобрит, — вдруг серьёзно сказал Роберт.

— Но… — не успела я договорить, как меня перебил Гидеон:

— Ты сейчас же идёшь домой. Ты слышала, что сказал Роберт, — после этого он повернулся к брюнету и кивнул, как бы благодаря за разумный ответ.

Что-то во мне щёлкнуло, и я просто спокойно встала с кровати и направилась в сторону выхода, а за мной пошёл и Гидеон. Я не планировала с ним обмениваться словами и объяснять свой выбор, ведь он всё знал и без этого. Он знал, что я думала по поводу происходящего, и он понимал, что я не могла рисковать жизнями дорогих мне людей ради себя. Хоть я где-то глубоко в душе и понимала, что так я причиняла ему огромную боль, я от намеченного пути отступать не собиралась. Если наметила себе путь, полный нестерпимой боли от утрат, мучений от испытываемых эмоций, чувств и пыток в заключении у Трэфрателли, я пойду по нему и не буду сворачивать на развилках в другие стороны, которые не входили в мои планы. По крайней мере, я считала, что так было бы разумнее.

В моей голове были самые разные мысли. Я думала о том, что мне делать дальше, не привлекая моих родных и близких людей к опасности, которая мне грозила. Сдаваться Чёрным Мышам я не особо хотела и оставила это на самый крайний план, если больше никак не смогла бы спасти друзей. И себя. Но и отступать прямо сейчас поздно — война уже развязалась. В том, что Трэфратэлли настигнут меня, я не сомневалась — это дело времени, не более. Я думала о предстоящей битве между мной и, очевидно, главным врагом в моей жизни (хотя врагов у меня никогда не было) — Первампирами. Я не настолько сильная, чтобы биться с могущественными существами, которые сильнее меня раз в сто, не меньше. Я даже отпор дать им не смогла бы, если была бы одна. Но даже при таких условиях я не собиралась просить защитить меня в этой битве кого-либо. Это моя битва, с которой я должна сама разобраться. Последнее, о чём я думала, — это перевоплощение. Роберт отказался стать моим Ангелом, а он единственный вампир, который ради моей и своей защиты готов был это сделать. По крайней мере, как я считала. Мысли крутились в голове друг за другом: Чёрные Мыши, Гидеон, перевоплощение, и снова Чёрные Мыши. Голова гудела от такого количества тем для размышления.

Я вышла на улицу, где продолжал лить знойный дождь, а за мной вышел быстрым шагом и блондин. С Робертом прощаться я не захотела. Внутри меня поселился страх и обида от того, что единственный друг, который в любую минуту готов был мне помочь, в этой ситуации не помог, заверив, что так для меня будет безопаснее. Выйдя из-под крыльца, меня тут же окатило волной холода — я вымокла от крупных капель дождя практически моментально, а следом меня обдуло холодным ветром. Мне стало ужасно холодно, будто я вышла в тридцатиградусный мороз без верхней одежды в домашнем халате. Гидеон, увидев и почувствовав, как я стучу зубами от холода, снял с себя уже мокрую от холодного дождя кофту и накинул поверх моей одежды. Хоть и кофта была такой же мокрой, как и вся моя одежда — платье облипало моё тело, показывая всем прохожим мои недочёты в фигуре, — но она всё равно грела, будто она была с подогревом.

— Ты вся дрожишь. Мы едем ко мне. И даже не думай упираться — я сильнее тебя, — грозно сказал вдруг Гидеон. От его голоса прошла огромная волна мурашек: он говорил достаточно грубо, но в голосе чувствовалась забота, к которой я так привыкла с его стороны. Увидев возле своего дома байк, я не стала упираться, взяла шлем из его рук, которого пару секунд назад у Гидеона не было, натянула на свои мокрые волосы и села, обхватив талию блондина двумя руками. Байк завёлся, оглушив всю улицу громким рёвом, и тронулся с места.

Мы проезжали мимо разных домиков, архитектуру и дизайн которых я всё ещё не успела изучить, хоть и жила здесь более двух месяцев. Каждый домик отличался друг от друга: какие-то были сделаны из белого кирпича и вымощены чёрным, придавая изящество и границы дому, какие-то из железных панелей, украшенные резными подоконниками снаружи и цветными шторками внутри. Они выгляди так сказочно, будто я очутилась совершенно в другом городе. Где-то дома отделяли друг от друга аккуратные низкие заборы, показывая свою территорию, где-то — ещё цветущие цветы, а где-то — волшебно рыжие деревья, густые от своих оранжевых листочков. Конечно, без седеющих деревьев не обошлось, но даже такие растения выглядели восхитительно.

И вот за пределами всей массы домов среди немногочисленных деревьев я смогла разглядеть дом Гидеона. В окнах не было света, хоть и от сгущающихся над городом туч было довольно темно, тем более время уже подходило к вечеру. Видимо, они куда-то уехали, но куда — меня сейчас волновало меньше всего. Главный повод для волнения был в том, что мне предстоял разговор с блондином один на один. И я была уверена в том, что он сможет убедить меня в том, что то, как я с ним поступила этим утром в моём доме, было неправильным решением. Как только мы зашли, Гидеон снял с меня свою кофту и велел снять платье, пока он несёт мне тёплый плед. Как только он ушёл, я принялась стягивать с себя мокрое платье, которое липло от большого количества влаги в нём. Я отвернулась лицом к зеркалу, наблюдая за собой — из-за всех навалившихся проблем я плохо ела, отчего и похудела почти на десять килограмм. В зеркале передо мной вновь стояла незнакомка, которую я не узнавала: худые руки, на которых почти не было мышц, были видны лишь торчащие кости, рёбра, которые раньше я практически не замечала, сейчас обтягивала кожа, как эластичная ткань. Я превращалась в анорексичку, кем боялась стать с детства. Разделавшись с платьем, я стояла перед зеркалом в одном нижнем белье, которое также было мокрым, но избавляться от него в чужом доме я не собиралась, хотя мысль о том, что это могло произойти с Гидеоном, не давала мне покоя.