Мои товарищи сработали на удивление быстро: лопнула внутренняя цепь, отпуская замершее сознание на свободу. Я споткнулся на полушаге, пошатнулся, опираясь рукой о крепостную стену. Закрыл и вновь открыл глаза.

– На таком расстоянии, – услышал я быстрый шёпот Бруно, – какой же у Люсьена круг?

– Привязанность, – глухо проронил Мартин, и я впервые услышал голос земляка за всё это время, – между ними есть внутренняя связь. Скорее всего, эмоциональная – они сильнее всего. Подчинить себе близкого человека – лёгкое дело для мага круга Люсьена.

Я резко развернулся, давя в себе волну ярости. Так надо мной ещё не издевались! И именно тот, кому я, невзирая ни на какие доводы рассудка, продолжал слепо, безрассудно, беспричинно верить…

– Пушки к бою! – прохрипел я, глядя, как тянутся к гильдии сразу несколько каменных мостов. – Арбалетчики! Сбивайте всякого, кто побежит по мосту! Маги, у кого свободны руки – как угодно, но чтобы ни один мертвец к нам не добрался! Третий круг – прикрывайте щитом!

Наши пушки сумели разрушить ещё всего один мост, когда мёртвые воины бросились по оставшимся переправам. Оук с арбалетчиками сумели подбить нескольких – стрелы не наносили уже раз погибшим вреда, но сбивали их шаг, так что один, отброшенный стрелой, падал в пропасть; но остальные бежали беспрепятственно. Громыхали наши уже бесполезные пушки – слишком близко, почти под самыми стенами, находился враг – свистели арбалеты, срывались с пальцев молодых адептов каменные комья и ледяные иглы, – но я смотрел не на редеющие ряды мертвецов: я вглядывался в спокойных магов, по-прежнему стоявших по ту сторону пропасти.

Когда с горной тропы к ущелью вышли новые отряды – пока небольшие, человек по пять – я уже понял, что наша битва проиграна. Люсьен и Сандра не просто захватили с поля боя павших воинов. Те, кто называл себя Братством Ночи, приказали всем убиенным подниматься и идти в сторону гильдии. Великий Дух! Скоро под нашими стенами соберутся две армии: альдские и стонгардкие войска, которые сейчас самозабвенно истребляют друг друга в долине…

Вспомнилось – так некстати! – призрачное видение, которое я видел, когда принёс в гильдию сердце воздуха. Залитая жидким пламенем крепость магов и разразившийся в её коридорах кровавый бой…

– Оук, за старшего! – крикнул я, как только Люсьен бросился по боковой каменной тропе. Кто-то попытался наудачу достать его стрелой – та развернулась ещё в полёте, едва не поразив в отместку самого арбалетчика. – Гастон, здесь! Как только ворота падут – отступайте! Зелья разберите! – уже с лестницы крикнул я.

Айлин и Войко, не сговариваясь, рванули следом; я не останавливался. Мельком оглянувшись, заметил ещё Мартина. Больше ни увидеть, ни приказать ничего не успел: массивные, обитые железом ворота рухнули вовнутрь, накрыв собой двор и часть внутреннего сада. Окажись мы чуть быстрее – толстые створки похоронили бы нас тоже.

Такого я не ожидал. Обычно атакующие войска ломают ворота постепенно, и даже в самом худшем случае есть несколько наполненных отчаянием, паникой и изматывающим ожиданием минут…

Внутрь устремились мертвецы.

Сверху, со стены, какой-то умник пустил стрелу – какого Тёмного, велел же всем разбегаться – та застряла в нагруднике первого из воинов, бросившегося к нам.

Магией воспользоваться не успел: руки сработали раньше, чем голова. Двуручник обрушился на мертвеца; с досадой заметил замельтешившие в стороне знакомые мантии: Айлин, Войко и Мартин и не подумали убраться от разъярённого потока подальше. Теперь уже было поздно: нас окружили, набросившись со всех сторон, и я скорее догадался, чем увидел, как устремляются воины на лестницы крепостной стены, ломятся в закрытые двери боковых башен. Вела ли ими жажда крови или беззвучный приказ, я не знал, да и какое это имело значение? Продержаться бы подольше, чтобы Деметра… спрятала или уничтожила…

Деметра…

Вложив всю силу в чудовищный удар, разрубил нападавшего пополам; двуручник застрял в кости, так что я не тратил времени: выхватил из мёртвых рук алебарду, отшвырнул от себя дёргающееся тело подальше. Убить их мы уже не могли, но с перерубленным хребтом ещё никто не бегал. Вот только большинство воинов носили стальной доспех: нечего и пытаться…

Вскоре я обзавёлся боевым топором взамен сломанной алебарды: на удивление, многие мертвецы шли без оружия – потеряли в долине или на горной тропе – а мысленный приказ Братства Ночи, очевидно, упустил такую мелочь, как непременное владение мечом. Убиенные шли, чтобы убивать, вот только большинство шло с пустыми руками.

Рубка выходила бессмысленной – настоящего противника мы не видели, кукловоды находились где-то там, далеко от нас. От входа нас оттеснили к одной из боковых башен, слава Духу, хоть не разъединили. Я прорывался через толпу мертвецов с мрачной решимостью: они меня не интересовали. Закрыть сердце на то, сколько людей полегло в долине, сколько жизней закончилось по жестокому чужому расчёту… Бить, разрубать, отталкивать; сметать с пути воздушным вихрем, отгонять от себя каменными иглами, сражаться и колдовать, вырваться, поскорее вырваться из окружения…

В какой-то момент меня всё же достали: кромка чужого меча застряла в боку, врезавшись между пластинами брони. От боли и неожиданности я пропустил ещё несколько ударов, и мертвецы набросились на меня, как оголодавшие волки. На самом деле, они, конечно же, ничего не ощущали: ни голода, ни жажды, ни боли, ни страха перед смертью. Я видел пустые, серые лица с полуприкрытыми глазами: многие были изуродованы, некоторые – напротив, почти живые, будто вот-вот очнутся, придут в себя…

Здесь оказались и альды, и стонгардцы: смерть сравняла всех. А Братство Ночи не питало к последней никакого уважения.

Когда меня сбили с ног, я ощутил только злую досаду: так бездарно, Великий Дух! Проиграть битву, которая ещё не успела толком начаться!

– Вставай, вставай!

Дрожащая, окровавленная рука вцепилась в моё запястье, безуспешно рванула на себя. Войко не поднял бы человека, втрое тяжелее себя, да ещё в том состоянии, в котором находился: сикириец едва не падал, зажимая рукой кровавую рану в боку. Стряхнув с себя последнее мёртвое тело, я поднялся, сжимая в кулаке боевой топор. Мертвецы отчего-то разом потеряли к нам интерес, устремившись бесконечным – так казалось отсюда, из тупика, в который нас загнали – потоком к главной башне.

Мои товарищи справлялись неплохо: Айлин замораживал подбегавших к нам воинов, Мартин, используя поочерёдно то магию, то собственные крепкие руки, сжимавшие огромную алебарду, рубил заледеневших мертвецов, как умел. Войко, завидев, что мне нужна помощь, попросту расшвырял набросившихся на меня воинов воздушным смерчем – но то, как постепенно замедлялись его движения, как дрожали руки и ноги, мне совсем не нравилось.

– Туда идут, – хриплым, незнакомым голосом выговорил Айлин, указывая на главную башню, двери которой были оплавлены, словно на них плеснули из гигантского ведра кипящей лавой. – Сандра с Люсьеном уже там. И альды. Живые. Я видел.

– Стой, – Мартин ухватил меня за локоть, как только я рванул прочь, – слушай. Там… не только воины. Имею в виду… – земляк тяжело перевёл дыхание, и я понял, как непросто далась ему битва, – наши. Не… неживые. Видел двух. Они с ними.

– Проклятые некроманты, – прохрипел Айлин, прислоняясь к стене. – Не знаю, что за заклятие… но они поднимают всех… кто пал. Как только кто-то умирает… здесь, в пределах гильдии и долины… переходит на их сторону. Вот такой… расклад…

– Не дайте мне умереть, – слабо попросил Войко, медленно сползая у полуразрушенной колонны. – Не… не дайте…

Айлин обернулся, лишь сейчас заметив неладное с другом, подскочил к нему, мигом обретя силы. Приложил слабо замерцавшие ладони к рваной ране.

– Держись, держись, – попросил едва слышно. – Великий Дух… сил не хватает…

К нему присоединился Мартин; я распрямился, тяжело переводя дыхание. Кажется, был ранен, но огонь битвы в жилах ещё не погас: боли не чувствовал.