– Давай без рук, Дейруин, – невыразительно проговорил Люсьен, отступая на шаг назад: непросто давалось молодому колдуну противостояние с целой толпой альдских магов. – Или натравлю своего друга Сибранда. Магию твою я выпью ещё на подлёте, так что у варвара все шансы тебя раздавить. Если не умением, то массой… Условие, – голос брутта зазвучал жёстче и громче. – Я участвую в обряде вместо Сандры. Это будет только справедливо, Дейруин: сердце воды из проклятого царства достал именно я, а не старуха. Возражения?

Я глянул на Деметру: на бледном лице беспокойство граничило с досадой, так что дочь Сильнейшего даже дёрнулась раз или два, словно порываясь тотчас сорваться с места и врезать вмешавшемуся не вовремя брутту. Но то ли госпожа Иннара не могла уже покинуть обряд, то ли переживала за три сверкающих в воздухе сердца стихий, но вслух ничего не сказала. Только нахмурилась сильнее, словно обдумывая запасные пути к отступлению.

– Это всё, ради чего ты выкрал артефакт? – недоверчиво спросил Дейруин.

– Это всё, зачем я оставил его себе, – возразил Люсьен. – Зная свою дражайшую наставницу, я был уверен, что поучаствовать в самом интересном мне не дадут. Стало обидно.

Голос брутта прозвучал почти искренне. Почти, потому что я слишком хорошо его понимал – возможно, лучше, чем те, которые знали его годами. От сердца тут же отлегло: не упустил я призрачную возможность! И не мог – никогда не мог – Люсьен исцелить моего сына!..

Вспомнилось, как странный посох выпивал силы из альдов у Живых Ключей, как повергал огненных духов в прах, как, в конце концов, сияла мутная жемчужина у наконечника перед моим поражённым взором, когда я носил в себе сердце воздуха…

Не так, как сверкали сейчас чистые стихии над головами участвовавших в обряде магов. Не может сердце воды, обладающее даром исцеления и жизни, переливаться густым чёрно-сиреневым цветом!..

– Хорошо.

Аркуэнон медленно вытер кровь из носа, тряхнул запястьем, сбрасывая тёмные капли на снег.

– Ты прав. Это справедливо. Сандра, уступи место своему ученику.

Старая бруттка помедлила, но я не смотрел на неё. Задумавшись, я просмотрел даже то, как от группы наблюдателей отделились двое, вынося к участникам обряда обитый железом сундук с распахнутой крышкой. Прозрачный, как слеза, кристалл, покачивавшийся на впаянных в сундук цепях, блеснул в свете трёх артефактов, отражая разноцветные блики, и больше я его не видел: скрыли спины участников. Видит Дух, думал я не про амулет. Я думал о том, что в случае неудачного обряда Деметра, вероятно, пострадает, как и двое альдских магов.

Я не знал, что именно брутт сделал с артефактом. Но этого не знала, как оказалось, и госпожа Иннара.

– Сердце воды не прежнее, – опустив меч, неуверенно выговорил я. – Не такое, как…

– А вот теперь тихо, – без тени улыбки выговорил Люсьен – так, чтобы я один его слышал. – Замри, варвар.

Меня не спасло ни колдовское колечко госпожи Иннары, ни амулет Великого Духа. Одеревеневшие ноги будто приросли к земле: окаменело тело, застыли мускулы, потяжелел воздух, навалился на плечи гранитной тяжестью. Всё, что я теперь мог – смотреть и проклинать собственную недогадливость. Ведь видел же сущность неразлучного посоха двуличного брутта! Но откуда мог я знать, что это не просто колдовская вещица, а мощный артефакт? Да и не разгадать его было в тёмно-сиреневом, почти чёрном омуте, наполнявшем мутную жемчужину…

В бессильном отчаянии я смотрел, как Люсьен, минуя презрительно скривившегося Дейруина, прошёл к участникам обряда, занял место старой наставницы, умудрившись при этом ни разу не пересечься с ней взглядом. Коротко улыбнулся Деметре и, выхватив посох из-за спины, с размаху ударил наконечником по камням.

Брызнули на снег осколки треснувшей жемчужины, вырвался из колдовского плена магический артефакт, полыхнул ярко-сиреневым пламенем. В стремительно наступавших сумерках я уже плохо различал лица собравшихся, да и Дейруин, поразмыслив, присоединился к наблюдателям. Я стоял рядом с лошадьми один, не выпуская из одеревеневшей руки тяжёлого двуручного меча, и силился хоть что-то разглядеть в вечерней мгле. Спасал только яркий свет артефактов, освещавший место обряда, да мягкое сияние чистого, как слеза, кристалла в сундуке.

Ни альды, ни Деметра не обратили внимания на необычный свет вырвавшегося на свободу сердца стихии: подлинность его не вызывала в их глазах сомнений. Вероятно, что артефакт в самом деле был настоящим, вот только преобразован коварным бруттом так, что энергия не жизни, но смерти бурлила в насыщенном, как болото, тёмно-сиреневом мареве. И что получится из такого безумного соединения?

Магом я был крайне посредственным, но алхимик, к великой досаде мастера Турраллиса, из меня получился отменный. Затуманенная заботами да бедами голова ещё работала: нет, не амулет четырёх стихий получится из дикой смеси!..

Больше я подумать ничего не успел. Маги заговорили все одновременно, соединяя старобруттские заклятия с альдскими, развели руки в едином порыве, касаясь одной свечения своего артефакта, а вторую вытянув в направлении кристалла…

Мне самому стало больно, когда я увидел, как бьются в конвульсиях тела четырёх колдунов, пропуская через себя чистую силу артефактов. Госпожу Иннару я почти не видел за плотным потоком магической энергии, пронзившую бруттскую колдунью насквозь. Проклятое колдовство! Я и шагу не мог сделать, даже отвернуться – и то не мог. Но мало-помалу перетекала сила четырёх сердец, наполняя, будто по желобам, прозрачный кристалл пугающей, невообразимой мощью…

В момент, когда последняя капля чудовищной энергии перетекла в амулет, на миг в долине воцарилась абсолютная тишина – а затем сундук дрогнул, выбрасывая волну невообразимой силы.

Все четверо магов рухнули на каменистую землю, как подкошенные; краем глаза я заметил, как укрылись за колдовскими щитами наблюдатели – один я, да перепуганные лошади, отбежавшие подальше от сумасшедших людей, встретили жуткий всплеск неуправляемой энергии. Теперь, пожалуй, я понял, почему обряд проводили за пределами стонгардской гильдии. Такой взрыв мог стать последним для старых крепостных стен…

В лицо вместе с колдовским ветром плеснула хлёсткая волна взметнувшегося в воздух снега; я ощутил сильнейший удар, который, как ни удивительно, с ног меня не сбил: видимо, тёмное колдовство Люсьена защитило от потока чистой магии. Зато одеревеневшие мышцы словно ожили: будто треснула скорлупа, и осталось лишь чуть-чуть надавить изнутри.

Поднятый магическим всплеском снег ещё не осел в долине, когда Дейруин с наблюдателями устремились к кристаллу. Трое магов тотчас подступили к сундуку, над которым пылал разноцветными искрами ранее прозрачный кристалл. Аркуэнон на миг или два склонился над невестой, провёл рукой по лицу, и отвернулся.

Ярость, ненависть и страх накрепко переплелись в моём сердце в тот миг: страх за Деметру – неужели погибла?! – ненависть к проклятому альду, который не слишком-то огорчился гибелью невесты, и ярость от собственного бессилия. Я уже мог пошевелить правой рукой, мало-помалу, с каждым судорожным рывком, меня слушались дрожащие колени, превозмогая боль, поворачивал голову – но оторвать ног от земли я по-прежнему не мог. Ещё бы немного… чуть-чуть…

– Время! – резко окликнул Дейруин.

Подчиняясь его знаку, к сверкающему сундуку стремительно подошла мастер Сандра, даже не глянув на тела распростёртых на земле участников обряда, протянула полные руки к амулету. Кристалл дёрнулся вслед за движением, но прочные цепи держали крепко. Я плохо видел сложную магическую формулу, которую начертала в воздухе колдунья, и почти не слышал шипящих альдских слов: в тот самый миг, когда Сандра сжала кулак, впитывая силу амулета, я почувствовал, что могу, пожалуй, оторвать одну ногу от земли.

Зато в следующий миг я буквально шарахнулся в сторону, разом овладев собственным телом: прямо перед моими глазами вспыхнул воздух тысячами разноцветных огней, дрогнул, как водная гладь на ветру, и плеснул в стороны каплями расплавленного мира. Из открывшегося портала, словно дождавшись наконец сигнала, вырвались всадники.