– Обед-то у вас готов?

– Обижаешь, друг! – тут же завёлся горячий реттон, но я его прервал:

– И комнаты свободные имеются?

– Как раз напротив той, где поселилась бруттская госпожа, – тут же сориентировался бывший товарищ.

Я усмехнулся, отсыпая в протянутую ладонь витольдовы монеты. Когда, наспех сбросив с себя доспехи и освежившись, как сумел, я стучал в заветную дверь, во второй руке у меня уже покачивался тяжёлый поднос с дымящимися блюдами. Ответа не последовало, так что я повторил, рискуя уронить лучшие яства старого Тойхага на пол.

– Кто? – раздался приглушённый голос по ту сторону двери, и я не сдержал широкой улыбки, толкая дверь ногой.

Деметра встретила меня в постели. Как только дверь распахнулась, бруттка подскочила, но с ложа благоразумно не спустилась, ошарашено разглядывая непрошеного посетителя широко распахнутыми глазами.

– Обед, госпожа, – только и нашёлся я. Так же, ногой, захлопнул створку и прошёл в комнату, чтобы поскорее поставить горячий поднос на стол. Мельком огляделся. Вторая кровать пустовала: хвала Духу, Дина ещё не вернулась. – Мне доложили, что тебе нездоровится. Вот, – кивнул я на горячий грог, – лекарство.

– Соврали, – обрела дар речи Деметра, усаживаясь в постели. – Просто я устала… да и не люблю столицу… и… Великий Дух, Сибранд, что ты тут делаешь?!

Причин было несколько, но я, с присущим мне умением, нашёл самую неловкую из них:

– Тебя ищу.

Госпожа Иннара перевела взгляд на дымящиеся блюда, затем вновь на меня. Бледная после отдыха, слегка растрёпанная и невыразимо родная, она казалась сейчас такой растерянной, что я решил прояснить ситуацию и добавил, окончательно вгоняя в ступор нас обоих:

– Ведь ты ещё не обедала.

Деметра открыла и закрыла рот, подавившись воздухом на вздохе, помотала головой, какое-то время удерживаясь от пробирающего смеха, затем не выдержала и расхохоталась в голос. Одеяло, которое она прижимала к себе обеими руками, от неизбежной тряски сползло с груди на колени, открывая взору светлую рубашку тонкой работы.

– Ох, – вытирая слёзы, выдавила бруттка, – Сибранд! Ты… ты… Великий Дух!..

– Нет, – заверил я. – Всего лишь Сибранд.

– Отвернись, – осмеявшись, потребовала дочь Сильнейшего. – Хотя бы приведу себя в порядок. Будто проклял кто, каждый раз перед тобой в таком виде…

Она вскочила с постели, как только я послушался. Зашелестела ткань, падая на пол.

– Рассказывай! Был дома? – спросила уже почти деловито. – Как Олан?

Я дёрнул плечом, невольно хмурясь.

– Попытался сам. Навредил.

– Ясно, – помолчав, отозвалась Деметра. Несколько резких, порывистых движений за спиной. – Как только освободимся, едем в Ло-Хельм. Я сумею. Ещё в гильдии хотела сказать. Арк помешал.

Я помнил прекрасно, как именно серокожий «помешал». Точно рассчитал, альдский ублюдок! Прощупал насквозь и увидел мои слабости не хуже, чем я – его.

– Всё.

Я обернулся и невольно задержал взгляд на бруттской колдунье. Деметра неловко пожала плечами, глянув на меня снизу вверх.

– Столица всё-таки, – как будто извинилась.

Из-под длинной, с разрезами, синей мантии выглядывали кожаные штаны; украшал бледную шею колдовской амулет, тонкая цепочка терялась в плотном корсете. Русые волосы обрамляли бледное лицо гладким шёлком, на скулах проступил неровный румянец – от смущения, что ли?

– Что принёс-то? – поинтересовалась Деметра, скрывая замешательство.

Кровати в таверне старого реттона были добротными, широкими: мы разместились на одной из них с достаточным удобством, положив поднос между нами. Бруттская колдунья приступила первой, отдавая должное моим стараниям, хотя и без особого аппетита.

– Тревожно, – вяло отхлебнув из своего кубка, призналась дочь Сильнейшего. – Прости, что не уделяю времени твоей беде. Не дают…

Я кивнул с пониманием: светлейший легат Витольд тоже не давал мне заниматься своими делами и вести спокойную жизнь капитана в отставке.

– Как нашёл нас? – стрельнула острым взглядом Деметра. – Сказал кто?

– Оук, – вырвалось у меня. Сам удивился тому, как легко соврал, да ещё любимой женщине. Но если госпожа Иннара ничего не знала о замыслах легиона, а являлась всего лишь пешкой в хитро расставленных сетях, то имел ли я право раскрывать ей глаза? Поймёт ли? Простит?.. – Ещё он сказал, что тревожится за тебя, госпожа. В крепости остались одни альды…

– Ну что ты, – удивилась Деметра. – Там ещё трое мастеров и около сорока адептов. После испытаний ушли немногие.

– Но за главных – альды, – упрямо продолжил я. – Хотя один из них твой жених, госпожа, но я бы не стал доверять остальным.

Про то, что Дейруину я бы первому перерезал глотку и без поручения Витольда, я умолчал.

– Как тебе столица? – ушла от разговора колдунья, забирая с подноса ломоть нарезанного хлеба. – Сильно изменилась?

– Не очень.

Молчание затянулось. Я разглядывал бруттскую женщину с самым странным чувством, которое мне когда-либо довелось испытывать. То, что она находилась так близко, и при этом не в моих объятиях, казалось неправильным. Давно, Великий Дух, так давно я не чувствовал себя… дома. По-настоящему дома. Где всегда ждут. Где тепло, понимание и близость. Где расплавленный мёд ореховых глаз…

– Не смотри на меня так, – вдруг тихо попросила Деметра, и я вздрогнул, выныривая из омута собственных мыслей. – Пожалуйста. Ты… не знаешь. – Она помолчала, а я в очередной раз подавил в себе безумный порыв сгрести наконец бруттскую колдунью в свои объятия. – Я… не заслуживаю. Я худшая из женщин…

Миг или два я разглядывал её в упор, не стыдясь больше ни своих помыслов – всё равно скрыть не получалось – ни желаний. Затем аккуратно поднял разделявший нас поднос и отставил его на стол. Маленькие ладони бруттской колдуньи утонули в моих руках, когда я осторожно накрыл её пальцы своими. Я придвинулся ближе, наклоняясь к нежному уху, полускрытому гладкими рыжеватыми прядями.

– Ты лучше, чем думаешь, госпожа, – шепнул едва слышно. Видит Дух, не врал – если бы Деметра знала, какой её видел я там, у Живых Ключей…

Я с трудом подавил в себе самые откровенные мечты – сгрести дочь Сильнейшего в охапку, найти наконец упрямые губы своими… Но нет, проклятый Дейруин даже сейчас стоял между нами. Как бы ни желал я ему смерти, но пока он был жив и не вернул невесте данного слова, я не имел права нарушать их клятвы. Когда мы, легионеры, воевали на чужой территории, мы всегда уважали законы бруттских и альдских земель – хотя, пожалуй, мы единственные, кто так поступал. «Мы – не они, – любил разглагольствовать Витольд. – Если не идёт вразрез с нашей верой, то и Тёмный с их традициями».

– И я пойду с тобой до конца, – продолжил, сжимая тонкие пальцы в своих руках. – Защищу, как сумею. Если позволишь…

На миг её пальцы сжали мои так отчаянно, что я тотчас понял, как сильно не хватало дочери Сильнейшего хоть кого-то, за кого можно было бы ухватиться. И я держал наши сцепленные руки так крепко, словно от этого зависело всё, чем мы дорожили.

– Я рада, что ты здесь, – тихо проговорила Деметра. – Сибранд…

Это самое большее, что могла мне сказать чужая невеста. Но насладиться приятными догадками мне не довелось: из коридора донёсся невнятный шум, и госпожа Иннара тотчас отдёрнула руки. Вовремя, потому что в этот же миг дверь в комнату распахнулась, и внутрь вихрем влетела Дина, пылая от негодования. На пороге остановился Люсьен, начавший, очевидно, свою тираду ещё на лестнице.

– …потому что пари есть пари, красавица, и ты должна мне один глубокий, чувственный, настоящий сикирийский поцелуй…

Молодой брутт оборвал себя на полуслове, заметив наконец зрителей, и ещё несколько мгновений смотрел на меня в упор, то ли не веря собственным глазам, то ли сомневаясь в трезвости рассудка. На губах его медленно и неотвратимо, как весенний паводок, расползалась самая подлая и двусмысленная ухмылка, которую я когда-либо видел.

– Ты?! Ну, староста! – восхищённо выдохнул брутт. – Ну, даёшь!!! Ну, подгадал! Не ожидал, видит Тёмный, совсем не ожидал! Ни тебя, ни от тебя! Да ещё и завтрак в постель, ну и… кхм… хм.