– А что такого? – Уильям развел руками. Он явно не понимал, что так не нравится этому странному молодому человеку.

– А где обмываться? Принимать душ?

– Есть общая умывальня. Это я тебе отдельно покажу. Есть мужские и женские дни, но это после. Располагайся. Я пошёл. У меня ещё много дел.

Уильям с облегчением закрыл за собой дверь. Он не нашёл общего языка с Джоном, да и не очень то хотел. Он был здесь чужой, а после того как Анна узнала кто он, Уильям даже видеть его не мог. Как только он отошёл от двери, к нему сразу подбежали женщины с кухни с вопросами и расспросами.

– Он будет здесь жить? Он сказал кто он? Он сказал, как здесь оказался? – посыпалось со всех сторон на Уильяма.

– Тише! Тише, милые мои! – он попытался отстраниться от них, но не вышло – женщины плотно окружили его. – Он не вспомнил, как он здесь оказался. Он этого не знает.

– Бедный мальчик. Ему же очень страшно и непонятно всё.

– Да ничего он не бедный! – возмутился Уильям. – Он странный и всё.

– Ты слишком строг к нему! Ты и к Анне строг! Мы ведь понимаем, что он из другого времени к нам попал. Значит, там всё было по-другому. Лекарь сказал, что он очень испуган.

– Хватит бездельничать! Что вы как курицы раскудахтались? – раздражённо прокричал Уильям. – Скоро обед, а у вас ещё ничего не готово.

Он вышел из дома, хлопнув дверью, а на кухне всё ещё продолжались разговоры о новом жильце. Сам же Джон сидел на кровати в новой комнате и впервые в своей сознательной жизни плакал. Его охватило такое отчаяние и тоска по дому, что всё внутри стало пусто и темно. Он так захотел прижаться к матери или хотя бы услышать её голос. Он вспомнил свою сестренку и её задорный детский смех. Он вспомнил взгляд отца, когда тот победил на выборах и радостно трепал волосы Джона. И ещё почему-то он вспомнил Саманту. Он вспомнил её милую светлую улыбку, интонацию голоса и то как она поправляет непослушный выбившийся локон. Больше сдерживать рыдания Джон не мог. Он плакал беззвучно, лишь стон вылетал из его груди. Крупные слёзы стекали по щекам, и прижатая к груди подушка была уже мокрой. Джон сидел на кровати и качался вперёд-назад, заглушая свой отчаянный крик пустотой. Он не заметил, как прошёл весь день. К нему в комнату за весь день никто не зашёл и не поинтересовался как у него дела, никто не спросил хочет ли он кушать или может ему что-то нужно. Джону стало плохо от такого невнимания к нему, от полного одиночества и безысходности. Ему не с кем даже поговорить, потому что никто не знает и не понимает, что произошло с ним. Ему никто не подскажет, что ему делать, чтобы вернуться домой. А домой так хотелось! Джон снова взвыл от боли, сдавившей его грудь. Слёзы текли ручьём по щекам, не останавливаясь ни на минуту.

Уже совсем стемнело, и комната погрузилась во мрак. За стеной были слышны голоса людей, собравшихся на ужин. Было слышно, как они смеются и разговаривают, как обсуждают какие-то вопросы и спорят. А Джон был в тёмной комнате один. Он был один в совсем ему чужом мире, один среди людей. Он не вышел на ужин, потому что боль одиночества и тоски сковала его. Он всё ждал, что кто-нибудь войдёт в его комнату и позовёт к столу, но этого не произошло. Все как будто забыли про него. Наступила ночь, всё стихло и погрузилось в сон, а он всё так же сидел на кровати и ждал, когда всё прекратится, и он окажется у себя дома со своими родными людьми. Долгая ночь прошла незаметными бесшумными шагами, бросив тёмное покрывало на душу и сердце Джона. За всю ночь он ни минуты не поспал, даже не прикрыл глаза. Он был в чужом для себя мире, в чужом для себя времени.

Утро серой пеленой прокралось в комнату, осветив тёмную фигуру молодого человека. Он сидел всё в той же позе на кровати и с подушкой в руках. Его почти стеклянный взгляд был направлен в пустоту стены. Он не сводил глаз с несуществующей точки на ней. Джон ждал, когда всё изменится, и он вернётся обратно. В таком застывшем состоянии его застала Анна. Весь прошлый день девушка была с отрядом на охоте, поэтому зайти к Джону совсем не получилось, но то, что она увидела сейчас, повергло её в ужас. Она подошла к нему и похлопала по щекам, но никакой реакции не последовало. Анна потрусила Джона, но он сидел словно неживой. Сильное волнение охватило её, и девушка побежала за лекарем. Осмотрев его и немного подумав над странным состоянием, лекарь сказал:

– Он в сильной печали. Другого я ничего не нахожу. Я конечно дам ему успокоительный чай, но он не вылечит его душу.

– А что же может помочь ему? – Анна сильно волновалась.

– Он сам себе должен помочь прежде всего. Его состояние сейчас – это проявление слабости. Ему нужно принять действительность, а не замыкаться на себе.

– Он ел что-то вчера? – спросила Анна.

– Я не знаю, – виновато ответил Гарольд.

– А к нему заходили вчера? – Гарольд пожал плечами.

Лекарь напоил Джона отваром и с трудом, разжав его руки и освободив из цепких объятий мокрую подушку, уложил в кровать. Стеклянные глаза молодого человека смотрели в потолок, а по щекам стекали слёзы. Такое состояние лекарь видел впервые.

– Я не знаю чем ему ещё помочь!

Лекарь был напуган. Уильям, пришедший на помощь, тоже стоял в растерянности. Никто из них не понимал, что происходит с Джоном.

– Отец, почему вы бросили его? – возмущённо спросила Анна.

– Мы…Я всё ему рассказал, – оправдываясь, ответил Уильям.

– Он в чужом мире! Он совсем один, а вы не могли уделить ему время? – девушка негодовала.

– Да не должен я уделять ему время, после всего, что он натворил.

– Он ещё ничего не сделал! – резко сказала Анна. – А ты уже озлобил его против нас. Так может это всё из-за тебя?

– Анна! – Гарольд коснулся руки девушки.

– Извини, отец, – уже виновато сказала она.

– И ты нас извини, – ответил Гарольд. – Ты права и его не нужно было оставлять одного. Мы виноваты.

Анна посмотрела на Джона.

– Надо с ним подежурить несколько дней и подавать ему отвар, – сказал лекарь. – Я такое отчаяние вижу впервые и не знаю, что делать.

– Я останусь с ним, – сказала Анна.

– Ты будешь дежурить днём, – строго ответил Уильям. – Ночью буду дежурить я или Гарольд.

В комнате воцарилась тишина. Отвар уже подействовал, и Джон уснул крепким сном. Лекарь разливал по маленьким круглым чашкам оптимальную дозу сонного эликсира, колдуя над ними словно волшебник.

– Неужели все в прошлом были такие слабые? – тихо спросил Уильям. – Неужели он такой слабый? Я тогда не понимаю, как он мог сотворить такое!

Все в деревне уже знали, что незнакомец нездоров. Люди приходили к дверям его комнаты и предлагали помощь, но лекарь говорил им только спасибо. Чем они могли помочь? Состояние Джона было всем незнакомо. Как его вывести из него никто не знал. Давая успокоительный отвар, Гарольд понимал, что не помогает ему принять произошедшее, а только отодвигает встречу с действительностью.

Первый день и ночь прошли спокойно. Джона поили отваром, и он спал. Лекарь утешал себя мыслью о том, что если и не излечивается душа, то хотя бы тело не страдает. Всю вторую ночь Джон метался по кровати весь в жару, что-то бормотал, звал отца и плакал. Уильям влил в него столько успокоительного отвара, что можно было напоить им целую деревню, но ничего не помогало. Только под утро Джон успокоился и тихо лежал на кровати. Он не спал, а смотрел в потолок стеклянным взглядом.

Первые лучи солнца робко пробрались через окно комнаты, освещая застывшие фигуры в ней. Джон серым камнем лежал без движения на кровати, погрузившись в тяжёлый сон без сновиденья. Уильям застыл на стуле тёмной скульптурой, сморённый бессонной ночью. В комнате царила тишина. Джон приоткрыл глаза и сквозь сонную пелену увидел своего отца. Его радости не было предела. Наконец-то он дома! Вскочив с кровати и подбежав к нему, молодой человек сильно обнял того, кого посчитал своим отцом.

– Отец! Отец! Как я рад, что вернулся, – почти кричал он. – Я тебе расскажу такое, что ты не поверишь.