— Нет, Гастон, я сама скажу им, что делать.

Консегуд всегда относился к жене с полным доверием, но есть вещи, которых мужчина стерпеть не может.

— Ты соображаешь, что ты говоришь, а?

— Это ты уже ничего не соображаешь.

— Научить тебя, как надо уважать мужа?

— Только попробуй тронуть меня, и тебя тут же прикончат! Ты уже давно вышел в тираж, Гастон, все.

Гнев Консегуда сразу остыл. Он знал, что у него уже нет былой силы, но не подозревал, что это известно всем.

Плюхнувшись в кресло, он простонал:

— Значит, ты тоже против меня!

Она подошла к нему и нежно погладила по плечу.

— Нет, конечно. Мы с тобой повязаны до конца. Позволь мне сделать то, что ты сам еже не в состоянии сделать.

Сервион и Кастелле вошли к Поджио. Шарль сидел за столом с лупой в глазу и чинил часы. Комиссар подошел к нему.

— Шарль, вы уже одной ногой в могиле стоите и теперь решили стать анархистом?

Часовщик спокойно вынул из глаза лупу и повернулся к полицейскому.

— Что вам от меня нужно?

— Я обвиняю вас в том, что вы сделали бомбу, с помощью которой были убиты Эспри и Мирей Аскросы.

— Что за глупости? С чего вы это взяли?

— Вы изготовили бомбу или нет?

— Нет, конечно! Я вообще никогда не занимался такими глупостями.

Сервион повернулся к старухе.

— А что вы делали сегодня около 10 часов утра на проспекте Сирнос?

— Я даже не знаю, где это.

— Обманщики! — заорал Оноре.

Выйдя из себя, он схватил Шарля за плечи и начал трясти его.

— Ты признаешься? Скажи, ты признаешься?

Кастелле остановил его.

— Подумайте о его возрасте, комиссар.

Комиссар отпустил старика. Барберина обняла его и крикнула комиссару.

— Вам не стыдно? Он вам в дедушки годится!

— Ладно, ладно… Я прошу прощения, Шарль… Но почему вы лжете?! В малой Корсике никто, кроме вас, не способен сделать бомбу с часовым механизмом. И Барберина может врать сколько угодно, но я точно знаю, что в 10 часов она была на проспекте Сирнос. Как вам удалось засунуть бомбу в машину Аскроса?

Барберина нагнулась к мужу и тихо сказала:

— Тебе не кажется, что он сошел с ума?

Кастелле чуть не расхохотался. Комиссар заорал:

— Нет, я не сошел с ума! И в доказательство этого я забираю вас обоих!

— Куда вы нас забираете? — поинтересовался Шарль.

— К себе в кабинет. А оттуда вас отправят в тюрьму!

— В тюрьму? — переспросила Барберина, и слезы покатились по старческим щекам.

— Патрон… вы не можете! — воскликнул Кастелле.

— Заткнитесь, черт вас побери!

Ситуация накалилась до предела. Вдруг послышался голос:

— Что тут у вас за шум? На улице слышно.

Обрадовавшись, что появился серьезный противник, Оноре воскликнул:

— А! Вот, наконец-то и вы, Базилия! Это по вашей вине они идут в тюрьму!

— А что они сделали?

— Да так, ничего особенного… Они просто взорвали Эспри и Мирей Аскросов… теперь их по кусочкам не соберешь.

— Они были плохими людьми.

— Это не вашего ума дело!

— У меня свое мнение на этот счет!

— Хватит, Базилия! Из-за вашей дурости я рискую потерять работу!

— Вот видите! Разве можно доверять официальному правосудию, если они не ценят даже такого человека, как вы!

Кастелле пришел в восторг от того, как старуха ловко повернула разговор, и теперь с интересом ждал реакции своего шефа.

— Базилия, — сказал он уже спокойнее. — Ну подумайте сами… У меня нет прямых улик против вас… но у меня достаточно оснований, чтобы арестовать вас всех.

— Вы меня отправите в тюрьму?

— Сначала в психбольницу!

— А мои внуки?

— Я уверен, что наши друзья не оставят их.

— Вы нехорошо поступаете, — тихо произнесла она.

— Послушайте, Базилия, я даю вам 24 часа, чтобы привести все свои дела в порядок. Завтра в это же время я зайду за вами. Что касается вас, Шарль, если я сумею доказать вашу причастность к этой бомбе, можете прощаться с Барбериной.

Комиссар чувствовал себя совершенно разбитым и жаловался инспектору:

— Я так мечтал получить этот пост в Ницце! Но если бы я знал, сколько неприятностей ждет меня здесь… Ведь теперь все будут говорить, что я выгораживаю своих земляков! Хотя, собственно, так оно и есть… Видите ли, Кастелле, Базилия и ее друзья принадлежат совершенно иному миру. Хотя они давно уже покинули Корсику, а может быть, именно поэтому, они свято хранят нравы и обычаи своей земли. Они остались верны корсиканскому образу жизни, хотя на самой Корсике уже многое изменилось. Они мстят, потому что считают это своим долгом, потому что иначе это считалось бы для них предательством. Как можно судить по нашим законам этих людей из прошлого века? Но мой долг — прекратить эту вендетту. А как?

— Патрон, у меня есть идея… я еще не знаю, что из этого получится…

— Говорите, старина… простите, у меня портится характер…

— Нужно сделать так, чтобы бандиты Консегуда раскололись и признались в своем преступлении.

— И вы знаете, как заставить их добровольно отдаться в руки палача?

— Может быть…

— Как?

— Напугать их.

За чашкой утреннего кофе с молоком Юбер открыл газету, и чашка выпала у него из рук. Он облил брюки и даже не почувствовал ожога.

— Что с тобой, Юбер? — в страхе воскликнула его жена.

Он молча показал ей статью на первой странице.

— Вот это да! — воскликнула жена. — Эта задавака Мирей… Ну и смерть!

— Завтра то же самое может случиться с нами.

— С нами?

— Ты что, до сих пор не поняла, что кто-то мстит за корсиканцев, которых Фред убил на перевале Вильфранш?

— Ну и что?

— А то, что они уже убили Бандежена, Пелиссана, Аскросов… Они прикончат всех!

— Ну а мы-то здесь при чем?

— Мы их сообщники!

— Ты, но не я!

— Не надейся, милочка! Ты тоже по уши сидишь в этом!

— Дерьмо!

— Да… Но ты была очень довольна, когда получила 50 штук от Фреда за алиби.

— Но я не думала, что это так опасно!

— Честно говоря, я тоже… да и они сами не подозревали, что так может обернуться… Мы думали, что все сойдет гладко…

— Вы идиоты! Но я не желаю, чтобы меня разорвало на кусочки, как Мирей!