Карло с достоинством поклонился Тоске.

— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора… А вы, синьор, не теряйте надежды… В конце концов глаза у нее откроются, — обратился он к Жаку. — А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?

— Эмиль, дворецкий графа Матуцци.

— И зачем он сюда приехал?

— Работать.

— Превосходно. Насколько я понимаю, бандиты исчезли, разлученная на время пара соединяется, дворецкий приводит дом в порядок, а карабинеры, которых грубо лишили сна и заставили рисковать жизнью, могут идти на все четыре стороны? Да что я говорю — «идти»… их вышвыривают за дверь, святая Мадонна!

— Совершенно верно, сержант. И, честно говоря, чем раньше карабинеры отправятся восвояси, тем лучше!

— Отлично… Вы слышали, Морано? Мальчик мой, вам пора знать, что никакая броня не защищает нас от неблагодарности тех, кому мы бросаемся на помощь, блюдя честь своей формы! Пойдемте, Морано… Достоинство — прежде всего! Помните, Морано: достоинство!

— Да, сержант!

— А я вас от души благодарю, сержант, — обратилась к Коррадо Тоска. — Возможно, без вашего вмешательства мы с мужем сейчас были бы мертвы!

— Из-за вас я был бы очень этим огорчен, синьора… — Он указал на француза и чуть заметно подмигнул. — И из-за него, впрочем, тоже!

Коррадо гордо выпрямился.

— Синьор Фальеро, хочу вас предупредить, что вас могут грабить, пытать, выпустить кишки и убить хоть тысячу раз подряд — я и пальцем не шевельну! Один раз еще можно поиздеваться над сержантом Карло Коррадо, но дважды — не выйдет! Так что имейте это в виду.

Когда блюстители закона удалились, Санто вдруг пришло в голову, что за последние несколько часов он перенес гораздо больше унижений, чем нормальный человек в силах вытерпеть за всю жизнь. И он решил излить обиду на жену.

— Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!

— Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!

— Жака Субрэя, например?

— Это особый случай…

Жак поклонился:

— Спасибо, милая Тоска!

Санто тут же вскипел:

— Я запрещаю вам называть мою жену «милой»!

— Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?

— Ma gue! Разумеется, запрещаю!

— Тысячу извинений, но это невозможно!

— Вы слышите, Тоска?

— Естественно… я же не глухая!

— И это вас не возмущает?

— Не могу же я заставить человека меня разлюбить!

— Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?

— Право, не знаю… Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать… Мы так давно любим друг друга, Фальеро…

— Так-так… продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!

— Я и не смел попросить вас о такой любезности!

— Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как… Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?

— Невозможно!

— Вы отказываетесь уходить?

— Не то чтоб я не хотел… но не могу.

— А почему, скажите на милость?

— Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?

— Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное — что этой дьявольской ночью я обязан вам!

— Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?

— Я полагаю, они ушли?

— Вряд ли эти молодцы далеко отсюда… Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, — это послать на верную смерть.

Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.

— Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! — возмутилась Тоска.

— Об этом и речи быть не может… вы же знаете, Тоска… Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость… просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?

— Чтобы забрать мой кейс.

— Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?

— Клянусь, мне совсем не до веселья.

— Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?

— Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.

— Что?!!

— Вы прекрасно слышали, Фальеро.

— Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?

— Вот именно.

— Но в таком случае, Субрэй, это вы… вы…

— Украл их? И вы всерьез в это верите?

— По-моему, после того как вы…

— А вы, Тоска?

— Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!

— Спасибо, Тоска.

Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.

— Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?

— Просто я ездил за ними…

— Куда же это? В Россию?

— Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.

— И… и что сталось с ворами?

— А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?

— Да ладно! Все это — пустая болтовня! Вы-то тут при чем?

— Я сотрудник итальянской разведки.

Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.

— Значит, вы шпион?

— Если угодно… И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.

— Угрызения совести? Отвращение?

— Да нет, просто устал… а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда…

Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:

— Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью…

— Мои коллеги из Англии и Америки.

— Наши союзники!

— В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!

— А почему вы держите бумаги при себе?

— Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.

— И что же вам мешает?

— Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.

— В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион… Да есть ли на свете что-нибудь хуже?

— Может, и так… но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице — вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам… Три месяца подобного режима — это долго, синьор Фальеро, очень долго…

Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.

— Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?

— Конечно… Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас…

Она опустила голову:

— Простите меня!

К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.

— Что угодно синьоре, чай или кофе?

— Чай, пожалуйста.

— А что будут пить синьоры?

Санто и Жак выбрали кофе. Дворецкий сообщил, что, если не считать следов от пуль, дом не очень пострадал.

— Мы не знаем, стоит ли звонить синьору Ваччи и рассказывать о случившемся…

Фальеро пожал плечами:

— Чего ради? Рано или поздно он все равно об этом узнает, и чем позже — тем лучше… Эмиль…