Рабочее движение на левобережье Рейна было сравнительно слабым. Отсутствие крупных промышленных центров, наличие большого количества мелких фирм, широкое развитие полукустарного производства не могли не оказать своего влияния на идеологию и уровень классового самосознания рабочих. Доминирующее влияние шейдемановцев в рейнской организации социал-демократической партии привело к тому, что в 1917 году, в момент создания Независимой социал-демократической партии, большинство членов СДПГ пошло за официальным, шейдемановским руководством. Удельный вес независимцев на левобережье Рейна был меньше, чем в остальной Германии, а позиция их местных лидеров — еще менее решительной, соглашательской. Влияние спартаковцев, развернувших в соседней Рурской области активную антивоенную, антиимпериалистическую деятельность, на левобережье ощущалось слабо.
Таково было рейнское левобережье к моменту «внезапного» возрождения идей сепаратизма.
На первый взгляд антинациональное движение, возникшее на левобережье Рейна в конце первой мировой войны, напоминает антипрусское движение на Рейне в период германской революции 1848 года и в первые годы после объединения Германии вокруг королевства Пруссии. В действительности же оба эти движения не только резко различны, но и, более того, противоположны друг другу.
Антипрусское движение XIX века вплоть до объединения Германии в значительной степени являлось отражением борьбы за демократический путь объединения немецких земель, против так называемого малогерманского варианта, т. е. без участия Австрии.
После 1871 года антипрусские выступления на Рейне, с одной стороны, являлись отзвуками прошедшей борьбы, а с другой, отражали борьбу интересов местной (рейнской) и центральной (прусской) буржуазии. Внешне это выливалось в борьбу между католической церковью и имперским государственным аппаратом.
Однако бурный промышленный подъем последней трети XIX века, серьезно укрепивший хозяйственные связи немецкой буржуазии всех частей созданного Бисмарком германского рейха, сделал эту борьбу беспредметной. Она затихла, а потом окончательно сошла на нет.
Сепаратистское движение на Рейне в 1918–1919 годах не могло быть отражением и продолжением антипрусского варианта объединения Германии, как это утверждали в своей пропаганде рейнские сепаратисты. Германское государство, объединенное вокруг Пруссии, было реальностью в течение почти полустолетия, и всякое выступление в защиту «новых вариантов» объединения было на практике выступлением против существующего национального государства.
Сепаратистское движение на Рейне в 1918–1919 годах не могло быть также отражением борьбы рейнской буржуазии против буржуазии центральной Германии по той простой причине, что к началу XX века в Германии фактически уже не существовало ни рейнской, ни центральногерманской буржуазии, а была лишь одна немецкая буржуазия.
Таким образом, для уяснения вопроса о причинах и движущих силах рейнского сепаратизма необходимо обратиться к другим факторам и прежде всего к общей политической ситуации в Германии.
К началу 1917 года уверенность правящих кругов империалистической Германии в возможности военной победы была серьезно поколеблена. Прошло два с половиной года первой мировой войны. В ходе боев на восточном и западном фронтах германским войскам удалось добиться значительных тактических успехов. Однако внешне благоприятное военное положение не могло скрыть от посвященных слабости германских позиций. Военное хозяйство Германии работало с большими перебоями. С возрастающей силой сказывался недостаток сырья и людских резервов. К 1918 году промышленное производство сократилось почти наполовину по сравнению с уровнем последнего довоенного года. В стране начался голод, особенно обострившийся в связи с неурожаем картофеля. Основным продуктом питания населения стала кормовая брюква.
Усилились антивоенные, революционные настроения среди самых широких слоев немецкого народа. Зимой 1916/17 года Германию захлестнула волна голодных демонстраций. Февральская революция 1917 года и дальнейшее усиление революционных настроений в России дали мощный толчок углублению революционных настроений среди трудящихся Германии. «Я глубоко убеждена, — писала в то время из заключения Роза Люксембург, — что теперь начинается новая эпоха и что война не может больше долго длиться»[8].
16 апреля 1917 года в знак солидарности с русской революцией в ряде городов Германии были проведены массовые забастовки, носившие политический характер. В середине 1917 года начались открытые антивоенные выступления в военно-морском флоте.
Вступление в войну Соединенных Штатов Америки, с их свежими резервами, обеспечивало странам Антанты превосходство на западном фронте. Стало труднее держать на привязи сателлитов-союзников. К началу апреля 1917 года австро-венгерское правительство начало серьезно подумывать о сепаратном мире. 22 апреля 1917 года император Карл принял доверенного представителя германских правительственных кругов Эрцбергера и сообщил ему, что австрийское правительство настаивает на проведении мирного зондирования.
На необходимости приступить к мирному зондированию настаивал и до тех пор доброжелательно относившийся к германскому империализму Ватикан. В конце июня 1917 года вновь назначенный в Германию (в Мюнхен)[9]папский нунций Пачелли[10]посетил в Берлине германского рейхсканцлера Бетман-Гольвега, а затем направился в главную ставку, где имел продолжительную беседу с германским императором Вильгельмом II. По свидетельству Эрцбергера, во время переговоров были обсуждены конкретные условия возможного мира.
Все это привело к тому, что среди правящих классов Германии, составлявших в первые годы войны сплоченный аннексионистско-шовинистический блок, возникли разногласия по вопросу о дальнейшей тактике во внешних и внутренних вопросах. В рамках правящего блока наметились различные фракции.
Первая фракция, тесно связанная с окружением кайзера и наиболее реакционными бюрократическими, юнкерско-помещичьими и крупнокапиталистическими кругами, считала необходимым мобилизовать все имеющиеся у центральных держав людские и материальные резервы, усилить режим военной диктатуры в тылу, активизировать фронты, добиться решающих успехов еще до подхода свежих американских контингентов и заставить страны Антанты заключить мир на благоприятных для Германии условиях. Выразителями точки зрения этой фракции были фактические диктаторы Германии фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф, а в рейхстаге — блок консервативных партий и национал-либеральной партии.
Вторая фракция, представлявшая более дальновидные круги немецкой буржуазии, считала необходимым лавирование как во внешней, так и во внутренней политике. Ее представители искали путей, которые позволили бы Германии, сохранив захваченные трофеи, благополучно перейти от империалистической войны к империалистическому миру. В этом повороте они видели единственную возможность избежать военного краха и угрозы революции.
«Объективные условия, вынуждающие прекращение войны, дополняются таким образом воздействием классового инстинкта и классового расчета обожравшейся военными прибылями буржуазии», — так оценивал подобные настроения среди правящих классов воюющих держав В. И. Ленин[11].
Появление и укрепление фракции сторонников поворота к империалистическому миру ознаменовалось образованием в рейхстаге парламентского блока партий центра, прогрессистов и шейдемановской социал-демократии, и принятием в рейхстаге так называемой мирной резолюции (июль 1917 года).
Но, кроме этих двух основных фракций, существовала еще одна группа, которая делала ставку на «благополучный» выход из проигранной войны путем отказа от принципа единства Германии. Сначала эта группа была сравнительно немногочисленной. В нее входили главным образом баварские аристократы и кулаки, упорно цеплявшиеся за фикцию независимости Баварского королевства. Влияние этой группы постепенно увеличивалось. Шли месяцы, а положение Германии не улучшалось.