Я задержалась в проёме и обернулась. Мишель продолжала ‎поглощать кашицу из хлопьев и пялиться в телек. Весь её развязный видок ‎никак не вязался с уборкой и попыткой подлизаться. У Стива, что ли, проснулась ‎совесть? Привёл всё в порядок и вернулся в постель досыпать? Верилось с ‎трудом. На подобные подвиги брат мог пойти только в случае крайней ‎необходимости или под дулом пистолета.‎

Я неторопливо насыпала кошке корма и, поскольку сомневалась, что ‎та рискнёт спуститься на кухню в ближайшее время, собралась отнести миску ‎в спальню родителей — убежище Маккензи по умолчанию. В этот момент в ‎холле несильно хлопнула входная дверь, послышались чьи-то шаги, а следом — ‎недовольный голос Логана: ‎

‎— Ебать, Брукс! Ты всё ещё смотришь эту муть?! ‎

Я была готова поклясться, что в его тоне звучит едва ‎сдерживаемый гнев, и вряд ли он вызван приевшимся сериалом.‎ Неужели игра «в молчанку» ‎закончилась?

‎— Если не нравится, можешь переключить, — ответила Мишель ‎заискивающим, елейным голоском, какого не слышала у «подруги» ни разу за все ‎годы знакомства. — Могу вообще выключить… Если тебе мешает.‎

‎— Мне не мешает. Но твоим мозгам точно вредит. Стив ещё спит? ‎

‎— Ага. Зато Стэйс уже встала. На кухне возится…‎

Я была уверена, что Логан, как обычно, сразу поднимется к себе. Но ‎ошиблась. Из холла послышались приближающиеся шаги, и я окончательно ‎растерялась. Опустила миску на пол, носком тапка судорожно отпихнула в ‎сторону, отчего та отлетела к холодильнику и со звоном ударилась о дверцу. ‎Часть корма, конечно же, рассыпалась вокруг, пачкая светлый ламинат. Ладно, ‎потом разберёмся.

Шепча под нос проклятья, я зачем-то плюхнулась на ‎табуретку. Подтянула согнутые колени к груди, обхватила их руками, пытаясь ‎принять невозмутимую позу. Но стоило Логану появиться в дверях, как я ‎тут же выпрямилась, напряглась и неуклюже замерла, свесив ноги.‎

‎— Как жизнь? — сухо осведомился он, останавливаясь в проёме и глядя ‎прямо в глаза.‎

— Н-н-нормально… — Я хотела ‎добавить привычное «А у тебя?», но поперхнулась неуместным, казавшимся ‎сейчас грубым, даже диким вопросом.‎

Мы не разговаривали с того самого вечера, когда после похорон Логан ‎пришёл к нам домой от Майка. Один, в тонкой весенней куртке, босиком, в ‎мороз, прямо по снегу. Абсолютно неадекватный. Вдобавок, порезал ступни, ‎прогулявшись, как заправский йог, прямо по острым осколкам разбившейся вазы.

‎А потом заболел — сильно и надолго. Полторы недели провалялся с ‎температурой под сорок, не вставал и практически не ел. Сначала родители ‎хотели отвезти его в больницу, но потом решили, что дома Брэдли будет всё-‎таки лучше. Мы с Эми и Стивом по очереди дежурили у его постели по ‎вечерам, ночью нас сменял отец, а днём — мама. ‎

Почти каждый день его заходила проведать Ирэн, чуть реже — Патрик ‎со Скоттом и родители Мишель. Её отец, лечивший всю нашу семью, как и ‎Логанов, исправно ставил Брэдли капельницы, делал уколы, но при этом ‎утверждал, что медицина в данном случае бессильна. Мол, Логан должен ‎захотеть выздороветь сам, нам же пока остаётся только молиться и ‎надеяться на лучшее. А тот не спешил приходить в себя, находясь в ‎прострации между сном и реальностью.

Часто, особенно по ночам, бредил, ‎иногда звал родителей, но обычно его слова почти не удавалось разобрать. Я, к своему стыду, не особо стремилась — боялась, что однажды услышу ‎что-то такое, от чего будет уже не отмахнуться и с чем не смогу ‎справиться. Я и так не знала, куда деваться от постоянно грызущего ‎чувства вины. Да и выглядела я едва ли лучше друга — бледная, осунувшаяся, ‎потерянная. С той лишь разницей, что заставляла себя ходить на занятия в ‎школу, правда, только для того, чтобы иметь возможность видеться с Майком, ‎который тоже напоминал зомби.‎

А потом Логан выздоровел. Так же неожиданно и стремительно, как и ‎заболел. Проснулся в день рождения Дэниз с нормальной температурой и ‎попросил маму приготовить ему любимый завтрак — нарезанный кубиками ‎жареный картофель с кусочками бекона. Только проще не стало. С тех пор он ‎почти не выходил из своей комнаты и едва обмолвился с кем-то из нас парой ‎слов. Сначала это напрягало, позже — все привыкли, смирились и больше не лезли ‎с расспросами, решив дать Брэдли время.‎

И вот теперь он, исхудавший, бледный, с непривычно отросшими тёмно-‎русыми взлохмаченными волосами, в сером спортивном костюме с чёрными ‎вставками, в таких же кроссовках и с торчавшими из кармана белыми ‎наушниками от плеера, стоял в каких-то полутора метрах на той же самой ‎кухне, где мы говорили в последний раз. Смотрел в упор, не моргая и без тени ‎улыбки, отчего становилось совсем жутко. И продолжал беседовать со мной: ‎

— Что делаешь? ‎

‎— Ничего. Жду, пока вода закипит… Для кофе… ‎Хочешь? ‎

Логан бросил быстрый взгляд на чайник, тот даже не был включён. ‎Скользнул глазами по пустому, прозрачному стеклянному кофейнику, стоявшему ‎в углу у хлебницы.‎

‎— Ясно, Зараза, — он хмуро посмотрел на меня. Потёр пальцами ‎переносицу, сделал шаг вперёд, протягивая руку. Я вздрогнула, ‎отшатнулась в сторону, пригибаясь, как от удара. ‎ — Ты… что… Ты меня ‎боишься?..‎

‎— Я… — я замолчала, опуская глаза в пол и пытаясь понять, что же так ‎напугало: позабытое детское прозвище, прозвучавшее сейчас как никогда грубо ‎и обидно, или резкое движение. — Да… не знаю… Наверное…

‎— Прости. Не надо. Я ничего тебе не сделаю, — произнёс Логан. — Но ты ‎права, я — зол. Немного. Возможно… на всех… На весь мир. Хотя не понимаю, ‎почему. У меня ведь нет для этого оснований. Мир ничего мне не должен.‎

‎— Есть, — я заставила себя вздёрнуть подбородок, выдержать ледяной, ‎пронизывающий насквозь взгляд голубых, таких родных, знакомых с детства и ‎одновременно чужих глаз. — На меня — есть. Я виновата. Это из-за меня… Это я ‎их… убила…‎

‎— Ты что?.. — Брэдли отпрянул. Медленно, растерянно, будто видел меня ‎впервые в жизни, покачал головой: — Нет, Зараза, ты… нет… Ты… Не говори так ‎больше, хорошо? Я должен многое… объяснить… выговориться… Просто не ‎могу решить, готова ли ты слышать… — он прерывисто вздохнул. — Поверь, я не ‎виню. Тебя… нет… Не в их… — замолчал, видимо, не сумев найти подходящего ‎слова. — Слушай… Давай мы… Пошли со мной на пробежку, Зараза, — последнее ‎предложение не прозвучало как просьба. Скорее, приказ. ‎

‎— Прямо сейчас? — Я уставилась на него. Мы бегали ‎вместе уже много лет — по утрам, почти каждый день ещё с младшей школы. ‎Последний раз — в утро того самого дня, когда случилась авария. И я почти ‎поверила, что он действительно стал последним.‎

‎— Ага, — Логан выразительно оглядел меня с ног до головы. Со странной ‎усмешкой, от которой по спине поползли мурашки, бросил: — Только ты и я.‎..

— Знаешь, я была уверена, что ты собираешься… Что-то мне сделать… ‎Наказать, наверное. Или покарать. Поэтому ‎позвал на пробежку.‎

Даже не верится, что пару часов назад над нами бесновалась настоящая ‎летняя ‎буря. ‎Однако гроза давно стихла и убралась вместе с ветром далеко в ‎горы. Бархатное небо чуть посветлело и теперь искрится в призрачном ‎желтоватом свете луны сотней ярких звёзд. Ночной воздух бодрит свежестью и ‎ароматом влажного леса, но холода не ощущается. Может, потому что мы с ‎Брэдли сидим рядышком на двухместных качелях на крыльце около ‎входной ‎двери, накрывшись одним на двоих мягким пледом. Разговариваем, ‎вспоминаем. ‎‎

— Покарать? — с усмешкой переспрашивает Логан. — Неужели правда так ‎думала? — Я киваю, и он сильнее притягивает к себе. — Вот дурная! Но всё ‎равно ведь пошла со мной, а? ‎

‎— Я считала, что это справедливо. Что я заслужила, — я утыкаюсь лбом в ‎его плечо. Вдыхаю такой знакомый и давно ставший родным запах. — Когда мы ‎добежали до моста, где… — рассказывать об этом даже спустя столько лет до ‎невозможного сложно. Голос срывается, слёзы сами собой наворачиваются на ‎глаза, а в горле встаёт предательский ком. — Где всё случилось… Помнишь, ты ‎тогда остановился, очень долго смотрел вниз, а потом попросил меня залезть с ‎тобой на перила? — Я заглядываю ему в лицо.‎