— Я раздобыл домашний адрес того типа с фотографии и даже пробовал дозвониться к нему на работу, но его не нашли.
— И что же?
— У меня мало времени, завтра в полдень я должен встретиться со стариком и отчитаться перед ним, а он передо мной — за Бертрана. Вампир исчез, и его психопатка тоже; значит, бесполезно обходить кабаки, где он раньше хлестал свою «Кровавую Мэри», теперь мой единственный шанс — этот парень.
— И что же?
— А вот что… Кстати, ты не хочешь съесть какой-нибудь сырный тортик или шоколадное пирожное?
— Я не голоден, и вообще мне через сорок пять минут пора открывать свое заведение.
— Ну а если тебе захочется чего-нибудь вкусненького там, на 42-й улице? Старик обещал хорошо заплатить, я смогу завтра же подскочить в «Панаму»: закажу тебе билет на нужный рейс и сниму номер в «Челси» аккурат на уикэнд.
Он призадумался, но в его раскосых глазах мелькнуло что-то похожее на угрозу. Н-да, что касается метода кнута и пряника, то «пряник» мне явно не удается, зато ему хорошо удается «кнут».
— Ты взялся за дело не с того конца, Антуан. Мне это не нравится. Если у тебя есть просьба, так давай, выкладывай, и покороче.
— Я должен пойти к этому типу, и ты мне нужен как…
— Как веский аргумент для убедительности.
— Скорее для устрашения.
— Ну, спасибо. Ты не первый ко мне с этим обращаешься, но обычно меня просят помочь вернуть угнанную тачку или спертый видак.
Пауза.
— Ты ведь знаешь мою репутацию, Антуан. Ну-ка, скажи, какая у меня репутация?
— «Человек, которому ни разу в жизни не понадобилось бить кому-либо морду».
— Точно! И не надейся, что ради тебя я похерю свой имидж, я на него десять лет работал.
— Тебе не придется ничего делать. Только присутствовать.
— А что касается Нью-Йорка, то я туда поеду не раньше июля, и бонус у меня уже в кармане, и осяду я у тех утренних алкашей-американов. Так что ты не с того начал.
— Не обижайся, Жан-Марк. Ты прикинь — разве я способен напугать хоть младенца, с моими-то хилыми ручонками!
— А зачем сразу лезть в драку? Посули ему бабки, вдруг купится. Заметь, даже в этой скверной ситуации у тебя есть одно преимущество: он ведь не побежит жаловаться в полицию, не тот случай — при его-то бизнесе. А может, он вовсе и не дружок Джордана. Вот что, предложи-ка ты ему билет до Нью-Йорка!
— Не валяй дурака!
— Или сходи туда с Этьеном, ты ему нравишься больше, чем мне. И у него, кстати, обычно тоже на все находятся свои аргументы. Никто не знает, какие именно, но у него всегда все выгорает.
— Я не стал с ним говорить про это, он не очень-то любит такие дела.
— Эх, Антуан, и когда ты только научишься справляться сам?
Он с ворчанием встает и, зажав в зубах резинку, собирает в пучок волосы.
— Значит, бросаешь меня?
— Нет. Пойду звякну парню, у которого есть ключи от «1001».
Восьмой этаж дома возле мэрии XIX округа, недалеко от парка Бют-Шомон. Парня нет дома, и мы уже битый час ждем его на площадке, регулярно включая лестничную лампочку, свет которой рассекает время на трехминутные отрезки. Теперь у Жан-Марка есть возможность подробно рассказать мне, как он будет проводить время на этом своем бонус-уикэнде в Нью-Йорк-сити. Он все-таки выжал из меня лишний день пребывания, полет в бизнес-классе и еще немножко денег на карманные расходы, дабы обследовать тамошние клубные заведения, — ведь на чужбине ему придется платить за все, как простым смертным, что его крайне огорчает. Несмотря на это, я утешаюсь сознанием, что он не оказал бы такую услугу первому встречному. И что он пошел на дело только из-за меня, из сочувствия к этому Антуану, которому навязали роль крутого детектива.
Бесконечное ожидание в тишине, на этой бетонной лестнице, рядом с мусоропроводом, заставляет нас позабыть о времени и обо всем, что там, снаружи; мы перешептываемся, пытаясь успокоиться и думать о приятном. Жан-Марк сидит на ступеньке, скрючившись и растирая затекшую поясницу.
— Знаешь, Антуан… Нью-Йорк для меня — не просто Нью-Йорк. Это особый город — единственный, где я могу купить штаны на свой размер. Когда я вхожу в магазин, на меня смотрят как на нормального клиента, а когда хожу по улицам, никто на меня не пялится, и это мне в кайф. Они там спокойно относятся ко всем необычным людям, из ряда вон выходящим. Это их главное достоинство — king size! У них полно таких, как я — сверхгабаритных.
— Ты только так говоришь, а самому, небось, лестно, когда люди от тебя шарахаются и перебегают на другую сторону улицы!
— Гм… ты думаешь?
Долго мы беседовали в таком духе. Потом нам это надоело, и мы замкнулись в молчании; я даже перестал жать на выключатель лампочки и только напряженно вслушивался, не загудит ли лифт.
Стараясь забыть об этой голой и холодной лестничной клетке, я обратился мыслями к комфорту, который ждал меня летом. То есть ждал нас обоих — Бертрана и меня. Это был наш обычный способ проводить каникулы, не уезжая из Парижа. Перед летним исходом люди оставляли нам ключи от своих квартир. Разумеется, не по доброте душевной, нет, просто им спокойнее отдыхать, зная, что кто-то вынет почту из ящика и перешлет им, накормит кошек, выгуляет собак, проветрит помещение, заботливо польет цветы, ответит по телефону, чтобы а) передать им срочные сообщения и б) отпугнуть потенциальных воров, которые оккупируют город в летний период. В прошлом году у нас от таких предложений отбоя не было, пришлось даже работать врозь. Хозяевам — польза, халявщикам — удовольствие, и всем хорошо. Мы трудимся с редким усердием: еще бы, спим в удобных кроватях, отдыхаем, сколько влезет, питаемся из холодильников, которые нам оставляют набитыми под завязку, экономим собственные деньги, так что, выходя поразвлечься, берем каждый свое такси и едем в разные стороны. А впереди нас ждет еще один «горяченький» месяц — сентябрь, с его послеотпускными инаугурациями и вернисажами, где нас ждет море шампанского, в утешение перед грядущими черными днями и осенней стужей.
К двум часам ночи Жан-Марк встрепенулся и стал яростно растирать себе бока, ворча, что потерял целую рабочую ночь. Я снова испугался, что он меня бросит.
— Ну хватит, надоело! Где он шляется, этот ублюдок?
Не понимая, что он задумал, я все же поднялся вслед за ним к двери. Он пнул ее с диким бешенством, и я в ужасе подумал: сейчас проснутся соседи напротив. Жан-Марк ощупал дверные петли и начал обследовать замок.
— Кончай дурить, Жан-Марк, давай лучше придем попозже.
— Заткнись!
И я благоразумно заткнулся. Он был в таком состоянии, что я рисковал получить первую оплеуху в его жизни и тем самым испортить ему репутацию — сейчас он плевать на нее хотел. Из сидящего быка он внезапно, в один миг, превратился в разъяренного. Дверь затрещала сверху донизу, когда он ударил в нее кулаком. Потом он налег на нее всем телом, и она с противным скрежетом поддалась. Жан-Марк схватил меня за шиворот и втолкнул внутрь. Я даже пикнуть не успел. Он включил свет в передней, подпер дверь стулом и облегченно вздохнул.
— С этого и надо было начать, мать твою!
И он снова испустил удовлетворенный вздох; на его губах появилось нечто вроде улыбки.
— Я должен был разбить ему либо дверь, либо морду. Так что я сделал удачный выбор, верно? Разве нам здесь плохо, Туанан, скажи?
«Здесь» представляло собой две комнаты, заваленные каким-то хламом. Коробки с барахлом, кожаный диванчик, телефон с автоответчиком, груды пластинок, книжные полки по стенам, один из углов служит кухней. Жан-Марк делает звонок дружку, предупреждая, чтобы сегодня ночью его не ждали. Затем обходит спальню, искусно лавируя между коробками и ни секунды не раздумывая о том, что закон не поощряет взлом чужих квартир. Ну и влип же я! Халявщик, который любит пробираться к людям прямо у них под носом, тишком да ползком, поставлен перед неоспоримым фактом — сознательно взломанной дверью. А впрочем, на что же я рассчитывал, обращаясь к Жан-Марку? Что он будет вести себя, как английский джентльмен?