Это было началом новой главы в истории понтийского пиратства.

Отсутствие источников не позволяет с достаточной полнотой и уверенностью говорить о кораблях черноморских народов. Археологи извлекли и исследовали немало судов у черноморских берегов, но все они или принадлежали грекам и римлянам, или более позднему времени. Несколько примитивных изображений торговых парусников, обнаруженных на территории Боспорского царства, очень похожи на римские, и их анализ мало что может добавить к тому, что мы знаем о кораблях Рима. Монеты времени Антонинов и Северов, найденные в разных местах империи, также изображают бесспорно римские корабли. Почти наверняка можно сказать то же самое относительно монет черноморских городов римского времени.

Колхидские суда, возможно, были близки к тем, что плавали вниз по Евфрату. Вот как их описывает «отец истории»: «В Армении, которая лежит выше Ассирии, вавилоняне нарезают ивовые прутья для остова корабля. Снаружи (остов) обтягивают плотными шкурами наподобие (круглого) днища корабля. Они не расширяют кормовой части судна и не заостряют носа, но делают судно круглым, как щит. Затем набивают все судно соломой (для обертки груза) и, нагрузив, пускают плыть вниз по течению… Управляют судном с помощью двух рулевых весел, которыми стоя загребают двое людей. Один из них при этом тянет судно веслом к себе, а другой отталкивается. Такие суда строят очень большого размера и поменьше. Самые большие вмещают до 5000 талантов груза. На каждом судне находится живой осел, и на больших — несколько. По прибытии в Вавилон купцы распродают свой товар, а затем с публичных торгов сбывают и (плетеный) остов судна, и всю солому. А шкуры потом навьючивают на ослов и возвращаются в Армению. Вверх по реке ведь из-за быстрого течения плыть совершенно невозможно. Поэтому и суда строят не из дерева, а из шкур. Когда же купцы на своих ослах прибывают в Армению, то строят новые суда таким же способом. Таковы у них (речные) суда» (10, I, 194). Такие рейсы были выгодны: суда стоили недорого, а их грузоподъемность в 130 т сразу окупала все затраты. Эти суда — куфы — до сих пор ходят по иранским рекам. По описанию они очень напоминают те, с которыми познакомился Цезарь у британцев. Если их сделать шпангоутно-килевыми и снабдить гибкой системой управления, на них в тихую погоду можно выходить в море. Возможно, подобные суда класса «река — море» существовали у народов, обитавших в устьях великих рек.

К судам такого смешанного типа следует отнести камары, известные в общих чертах из описаний как античных, так и грузинских (Вахушти Багратиони) авторов и имеющие параллели у некоторых народов Востока. Видимо, они были распространены по всему Черноморью. Страбон называет их пиратскими кораблями ахейцев, зигов и гениохов, Но они известны и на других черноморских побережьях, например в Трапезунте. «Варвары, — пишет Тацит, с удивительной быстротой понастроили себе кораблей и безнаказанно бороздили море. Корабли эти называются у них камары, борта их расположены близко друг к другу, а ниже бортов корпус расширяется; варвары не пользуются при постройке кораблей ни медными, ни железными скрепами; когда море бурно и волны высоки, поверх бортов накладывают доски, образующие что-то вроде крыши, и защищенные таким образом барки легко маневрируют. Грести на них можно в любую сторону, эти суда кончаются острым носом и спереди, и сзади, так что могут с полной безопасностью причаливать к берегу и одним, и другим концом» (34б, III, 47). Это самое обстоятельное из дошедших до нас описаний камар. Страбон дополняет, что эти узкие лодки вмещали примерно 25 человек, редко — по 30. Флотилии камар долго господствовали на море, грабя корабли и прибрежные города. Именно на них выходил в море неуловимый для римлян Аникет. Корабельные стоянки камарам не требовались: осенью команды взваливали свои суда на плечи и укрывались вместе с ними в лесах, где жили до наступления навигации, пробавляясь мелкими прибрежными грабежами. Точно так же они скрывались от преследования.

Достоверных изображений камар не сохранилось. Близ Варны обнаружена гробница, возможно дающая такое изображение. На ее внутренней стене найден рисунок узкой длинной ладьи «с сильно приподнятыми и одинаково заостренными носом и кормой» и с мачтой, несущей треугольный парус (86, с. 75). Ни одна деталь этой фрески не противоречит тому, что писали Тацит и Страбон о камарах! Во всяком случае это не греческое и не римское судно, и оно в некоторых деталях напоминает галльские суда, виденные Цезарем.

Происхождение названия «камара» тоже не вполне ясно. Страбон уверенно говорит, что это слово греческое. Но Геродот называет камарой вавилонскую крытую повозку (кибитку), Диодор — сводчатую комнату, похожую на кибитку, Гомер такого слова вовсе не знает. Значит, оно восточное? Скорее всего, да. Удивительная аналогия двойному значению «Камары» имеется в тюркских языках: «кибит» означает и крытую повозку, и небольшой глинобитный дом (особенно в Средней Азии).

Другое истолкование термина исходит из того, что это искаженное греками местное название, означающее просто «лодка»: hamarogi черкесов, hamagque аджарцев. Но кабардино-черкесский язык едва ли мог возникнуть намного раньше XIII в., когда в литературе встречается первое упоминание черкесов, а древнейшие сведения об аджарцах содержатся в армянских источниках. В армянском же языке слово hambary являет собой кальку обоих значений греческой «Камары», как и грузинское kamara.

Кто же у кого заимствовал — кавказцы у греков или греки у кавказцев? Второй вариант выглядит правдоподобнее (грузинское «камара» явно вторичное, возвратное заимствование). Но есть еще и третий вариант.

В росписи римских терм в Варне сохранилось изображение судна с носовым украшением в виде бараньей головы. Его корпус сильно удлинен и расширен от носа к корме (как писал Тацит), «сзади, на корме, изображено рулевое весло. В середине поставлена мачта с поперечной реей, на которой закреплены два больших паруса» (86, с. 75). Очень похоже на камару в некоторых деталях — в тех, что сочли нужным отметить Тацит и Страбон… Третий вариант этимологии «Камары» как раз и сближает ее с индоиранским hamarq, что означает «баран». При этом можно руководствоваться как общими рассуждениями — что головы животных часто украшали форштевни древних судов, так и конкретной привязкой к Колхиде — краю Золотого Руна. Но тогда придется признать, что слово «камара» принесли в Колхиду северные соседи — ираноязычные скифы.

В этом нет ничего невероятного: ведь скифы и само море окрестили Черным — Акшаена. За скифами шли финикийцы. Акшаена они переиначили в Ашкенас, сохранив прежнее значение топонима, но подчеркнув северное положение моря. Кроме того, ашкеназами они называли скифов, и, возможно, вообще все северные народы; таким образом, Ашкенас — это еще и Скифское море. Греки восприняли финикийский термин, подыскав ему по созвучию аналогию в своем языке и тоже сохранив значение. Акшаена, Ашкенас, Аксенос — все они означают «суровое».

С камарами могло быть несколько иначе. Если допустить, что слово произошло от иранского «баран» и пущено в обращение скифами, то «оформить» его могли как раз финикийцы: в их языке kamar означает «темный». Это слово без изменения было воспринято древними иудеями и, вероятно, греками, назвавшими известные им по слухам северные народы киммерийцами и поместившими их в «темной» части Ойкумены. Отсюда — Боспор Киммерийский, «Северный» (по отношению к Боспору Фракийскому). Имя Гомер — это тоже искаженное «камар» — темный: Гомер был слеп. Здесь же исток этнонима «кимвры» — народа, жившего на севере Ютландии, и топонима Кимврский мыс. Вавилоняне могли называть камарами свои кибитки, если они, как и колхидские суда, имели одинаковую конструкцию — реечный каркас, обтянутый темными шкурами. И еще: «темные» корабли по своей «биографии» удивительно напоминают «черные» корабли Гомера, наводящие ужас на врагов.

Какова была скорость камар, тоже неизвестно. Во всяком случае она не должна была уступать скорости преследуемых греческих и римских судов. Но порой трудно определить, где древние авторы говорят о привычных им судах, где — о местных.