Сейчас мы рядом. Мы живы. Мы сумеем справиться с чем угодно, как бы ни было сложно. Я больше не стану сдерживаться. Наше проведенное вместе время слишком важно, слишком драгоценно.

Возле двери на стене высоко висит полка. Поднимаюсь и кладу на нее книгу. Потом включаю теплую воду и усаживаюсь, переплетаю наши с Сэмом пальцы, а вода, будто летний дождь, впитывается в нашу одежду.

— Поцелуй меня, — ласково прошу я, льну к нему и касаюсь губами. Привлекаю Сэма ближе, и мы вместе перемещаемся из-под бурных брызг.

— Не поступай необдуманно, — бесшумно говорит он, взгляд умоляющий. — Только на полном серьезе.

Целую его в приоткрытые губы и слышу, как он ахает, наши языки соприкасаются. Задняя часть рубашки приоткрывается, и я слегка поглаживаю кончиками пальцев его кожу. Вода приглушает издаваемые нами звуки.

Все, что мы делаем, — это целуемся и целуемся. Все, что делаю я, — это с каждой проходящей секундой влюбляюсь в него чуточку сильнее. Невозможно чувствовать столь глубоко. Не понимаю.

Хочу стать водой, что льется на нас, воздухом, которым мы дышим, бегущей по нашим венам кровью. Только вот промок я настолько, что кажется, будто меня заковали в отяжелевшую одежду. Не отрываясь от него, расстегиваю пуговицы на рубашке и, изогнувшись, снимаю. Сэм седлает мои коленки и, зажмурив глаза, углубляет поцелуй, от чего я издаю стон и подаюсь бедрами вверх. Мягкими как перышко пальцами он поглаживает мое лицо, мои волосы.

На краткий миг отстраняюсь и перевожу дыхание.

— Уверен, что этого хочешь? — тяжело дыша, шепчу я.

— Я всегда этого хочу, — губами отвечает он и впервые за долгое время улыбается.

Слова поражают меня, по позвоночнику будто пропускают восхитительный электрический разряд, и, глядя на него, я прикусываю губу.

— Сними рубашку, — ласково произношу я.

Не отрывая от него глаз, поднимаю руку и делаю воду потеплее.

Мы путаемся в завязках на рубашке, и, в конце концов, он стягивает ее через голову.

Не то чтоб раньше я не видел его обнаженным, но мне хочется смаковать этот момент. Момент, когда я принадлежу ему, а он — мне. Влажные волосы падают ему на глаза. Он худющий, весь в синяках, а на нижней части спины — я не вижу, могу лишь чувствовать кончиками пальцев — повязки в тех местах, куда вставлялись трубки. Никогда не видел никого столь прекрасного, столь идеально мне подходящего. Человека, ради которого я без вопросов отдал бы жизнь.

Вода сбегает по нему сотнями ручейков, каждый хочется догнать языком. Грудь и шея покрыты легким румянцем. Прослеживаю пальцами контуры и наблюдаю за тем, как закрываются его глаза, а от ощущений и без того набухший член наливается еще больше. С ним так легко.

Сдвинувшись, широко раздвигаю ноги. «Мне реально стоило снять ботинки», — отстраненно думаю я и вышвыриваю их за дверь. Сэм приникает ко мне и целует, и на какое-то время я вообще перестаю мыслить.

Раньше я переживал, что Сэм запал на меня, лишь потому что больше никто не дал ему шанса. Раньше я считал, что иногда улавливавшимся напряжением во взгляде он всего-навсего передавал те эмоции, которые не мог показать другим. Больше я так не считаю.

Его пальцы танцуют по моей груди, и я замираю. Сейчас вода едва капает, но в помещении тепло. Он вглядывается в меня, а я ему позволяю. Не хочу ничего прятать. Никогда раньше я не наслаждался пристальными взглядами, но мне хочется, чтоб он узнал меня, касался меня как никто другой.

— Приляг со мной, — беззвучно изрекает он, пальцы возятся с пуговицами на моих джинсах. — Будь со мной.

— Хочешь, чтоб я кончил?

Огненный румянец окрашивает его щеки, и он отводит взор, густые ресницы на фоне кожи кажутся темными.

«Как же прекрасен».

Из рубашки делаю подушку для его головы, и мы неуклюже и неудобно ложимся на бок лицом друг к другу, но, как бы то ни было, даже это идеально.

Поднеся его ладонь к губам, целую пальчики, потом отпускаю и, отодвинувшись, резко приспускаю брюки по бедрам.

Он ласкает себя и сосредоточенно разглядывает мой член, от чего я возбуждаюсь как черт знает кто. Улыбаясь, убираю его руку и рисую спирали на ребрах, кружу по соскам — дразню. Полуприкрытыми глазами он отслеживает каждое движение и подается навстречу прикосновению, словно ему нужно еще и еще, и еще.

— Скажи мне… чего ты хочешь, — шепчу я и, делая паузу между словами, облизываю линию подбородка.

Но вместо того, чтоб сказать, Сэм бессвязно бормочет, дотрагивается до меня, притягивает ближе.

Припадаю к пульсирующей точке, спускаюсь ниже и покусываю сосок. Прячу лицо у него в подмышке и чувствую, как всем телом он содрогается и извивается. Вот чего я хочу. Хочу его полностью.

Медленно большими пальцами провожу вверх-вниз по эрегированному члену, выискиваю намеки, насколько он близок. Рот его приоткрыт, голова откинута назад, глаза крепко зажмурены. Продолжаю работать обеими руками, встречаю едва уловимые движения его бедер и позволяю толкаться с кулак, давление настолько мощное, что должно быть немного больно. Сэм хватает ртом воздух, а затем на несколько секунд вообще перестает дышать, и теплые струйки снова и снова бьют мне в руку.

Он открывает глаза и смотрит на меня одурманенным взором, бедра все еще двигаются. Пальцы от спермы скользкие. Хочу покрыть его ею с головы до ног. Как и себя.

Удерживая мой взгляд, он берет меня за липкую руку.

— Ты, — говорю я, а он просто улыбается и сплетает наши пальцы.

Он чересчур расслаблен, чтоб смущаться. Подношу наши соединенные руки к своему члену, мне нравится скользкое ощущение, нравится, как он сонно мне мастурбирует. Я не стараюсь продержаться подольше. Не смог бы, даже если б захотел. Я даже не смотрю на наши руки. Визуальный контакт с Сэмом уничтожает меня. Черт, как все это интимно. Даже на секунду не отрывая от него глаз, склоняю голову. Приоткрываю рот, вдыхаю его воздух, чувствую взаимосвязь с чем-то фундаментальным и нужным, и ослепляюще ярким.

«Ох, — думается мне. — Ох, блин».

После, свернувшись калачиком, мы лежим в душевой. Сэм рисует узоры на моем перепачканном животе, а я пробегаюсь пальцами вверх-вниз по его спине. Капли из душа в гипнотическом ритме, подобно дождю, стекают по его бедрам.

— Должно быть, это был лучший секс в самом худшем месте за всю мою жизнь, — в конце концов, произношу я, а Сэм тихонько фыркает, его теплое дыхание согревает мой живот.

Заметив, как он шевелится, я предлагаю привести себя в порядок. Заворачиваю его в пушистое больничное полотенце, выданное симпатичным медбратом, и натягиваю свою промокшую одежду. Осознаю, что мое оправдание о внезапном падении в душе никого не обдурит, но мне глубоко плевать. Очень-очень глубоко.

Я завязал с половинчатыми жестами, завязал с отрицанием. Хватаю то, что у меня есть. Даже если все, что у меня есть, — это шанс.

Шанс — это все, что есть у каждого из нас. И я охренеть как за него благодарен.

Глава 16

Проходят две недели. Сэм становится сильнее. Крепнет настолько, что совершает короткие прогулки по заросшему травой больничному саду. Здесь нет полевых цветов, зато есть небо и солнышко, и дрейфующий аромат лета. Мы находимся на улице как можно дольше. Сэму нравится бывать на свежем воздухе. Он наблюдает за птичками.

Сегодня в половине третьего у него встреча с консультантом. Мы сидим на единственной скамейке в саду, спины припекает летнее солнышко, руки крепко сплетены. Смотрим, как на часах в моем телефоне тикают минуты, словно обратный отсчет до взрыва бомбы.

В два двадцать пять Сэм отпускает мою руку и поднимается. Отбрасывает локон непослушных черных волос, что упал ему на глаза, а потом жестами изрекает:

— Уверен, что хочешь пойти? А если скажут, что жить мне осталось месяц или около того?

Иногда кажется, будто Сэм создан из противоборствующих сил: одна его часть боится смерти, а вторая боится жизни. Но опять-таки разве не все мы такие?