– Нашлась! Соня нашлась! – заорал Игнат ему в ухо. Марк крутанулся, оказавшись нос к носу, едва веря в услышанное. – Она в больнице. Но она жива! Жива!

А у Белова заложило уши. Не от крика. От облегчения. Вне себя от радости Белов прыгнул на Старкова прямо там, в школьном коридоре.

Кажется, их прыжки и радостные вопли, сдобренные заливистым смехом, стали причиной вызова в школу родителей. Марк точно не помнил. Это ему уже рассказывали, когда они вернулись из кабинета директора.

– Как мне надоела ваша парочка. То вы деретесь, но чуть не целуетесь в коридоре, – ворчал грузный мужчина, с растущим беспокойством глядя на глупые улыбки своих учеников. Особенно его пугало состояние будущего медалиста.

Конечно, все санкции были отменены директором, когда тот узнал о причине восторгов, что не могло не радовать обоих. Но даже выговор не испортил бы им настроения.

Кошмар закончился.

***

Вскоре на смену радости пришло недоумение, а следом и шок, когда Марк узнал некоторые подробности.

Похитители не вернули Соню. И ее не нашли сотрудники полиции. Подруге удалось сбежать самой. Судя по всему, в тот же день, когда были получены фотографии.

Где она бродила эти дни, почему не дала о себе знать сразу, как сбежала – все это было для Белова тайной. К Соне шастали следователи, составляли фотороботы, задавали вопросы.

Попал Марк к Денисовой только спустя два дня, когда из подруги выкачали максимум сведений, и ее отец немного пришел в себя.

Так, пройдя досмотр похлеще, чем в аэропорте, клятвенно пообещав Андрею Сергеевичу не мучить Соню вопросами и не говорить о том, что произошло, и только что не пописав в баночку, Марк зашел в одноместную палату.

– Привет, – он осторожно присел на кровать и еще более осторожно обнял подругу.

Соня слегка дрожала, и Белов понимал, что она еще не отошла от пережитого ужаса, поэтому сжал крепче.

Когда он почувствовал, что дрожь утихает, и тело в его руках потихоньку расслабляется, то отстранился. На лице Сони красовались кровоподтеки, и стоило только гадать, как оно было разукрашено несколько дней назад. Кожа на шее представляла собой сине-зеленое решето. Остальное тщательно скрывалось знакомой домашней толстовкой, но Марк догадывался, что и руки девушки «радуют» буйством красок. Белов стиснул зубы и приказал себе улыбнуться.

– Я сильно страшная? – спросила Соня осторожно, стараясь не потревожить разбитую губу. Реакция друга на ее внешний вид не осталась незамеченной.

– Шутишь? Да ты самая красивая! – горячо стал убеждать Марк.

– Ага, наверно, именно поэтому от меня прячут зеркала. Чтоб не упала в обморок от собственной красоты, – то, что чувство юмора ее не покинуло, радовало.

– Ничего, вот заживет все, и я лично тебе зеркало принесу.

Соня вздрогнула. На глаза навернулись слезы.

– Марк… это было ужасно. Ужасно!

Следующие несколько минут Марк успокаивал ее, гладя по волосам и шепча всякий бред. Когда она успокоилась, то поморщившись, призналась:

– Марк, я… папа, он предложил отправить меня в Париж.

– Прекрасная мысль. Развеешься, – улыбнулся Белов. Но Соня покачала головой:

– Ты не понял. На совсем отправить. Он не хочет, чтобы я училась в России. Он боится за меня.

Марк ответил не сразу:

– Его можно понять, – пробормотал он. – Но неужели он тебя тут не защитит?

– Один раз не вышло. Больше он не хочет рисковать.

– А ты сама хочешь? – снова спросил Белов после небольшой паузы.

Соня пожала плечами:

– Я… я думала об этом все два дня. И пришла к выводу, что это единственный выход. Мне необходимо сменить обстановку.

– А как же твой брат?

– Папа все равно настаивал бы на Франции. Моя тетя когда-то училась в Сорбонне. Именно туда папа хочет меня отправить.

Марк накрыл руку Денисовой своей.

– Ты хотя бы доучишься с нами?

Соня всхлипнула и снова покачала головой:

– Я не смогу, Марк. Не смогу прийти в эту школу после всего, что… – она запнулась. – Я не смогу ходить по коридорам и здороваться с теми, у кого на лбу будут написаны вопросы, на которые я не смогу ответить. Я не смогу учиться в этом городе. Он стал слишком шумным для меня. Ты думаешь, почему я, сбежав, не позвонила сразу? Да я шарахалась от проезжающих мимо машин. Боялась людей. Мне казалось, что любой, кто увидит меня, узнает во мне дочь известного бизнесмена, затолкает в багажник, и весь ужас начнется по новой.

– Давай сменим тему, – Марк видел, что подруге становится хуже. Соня сделала глубокий вдох и прикрыла глаза на пару секунд.

– А там тихо, – продолжила она уже спокойнее. – У тети уютный коттедж за городом. Я буду посещать курсы и готовиться к поступлению… Там меня никто не знает, Марк. Там мне будет лучше.

Белов закусил губу и все же спросил:

– А Алекс? Ты собираешься ему сказать?

У Сони снова заблестели глаза, и она отвела взгляд.

– Зачем?

– Он чуть с ума не сошел, – замолвил Марк за него слово. Он знал, что Алекса, хоть он и рвался к ней, не пускали под различными предлогами. А все потому, что Соня первым делом внесла его имя в список тех, кого не хочет видеть. – Так буянил, что у его отца терпение лопнуло, и он его под замок посадил.

– Не важно. Это ничего не изменит. Разве что мне больнее будет. Я знаю, как Алекс влияет на меня, и не хочу снова наступать на те же грабли. Мы столько наворотили, что… проще оставить все, как есть. Когда я уеду, ему придется принять это, – глядя перед собой, сказала Соня.

Белов понимал: подруга все решила. Все, что Соня планировала изменить в своей жизни, она делала с одной-единственной целью – выжить. Он не имел никакого права влиять на ее выбор.

Они еще немного поговорили. Спустя время, приложив немало усилий, чтобы Денисова слегка улыбнулась, Марк ушел.

Столкнувшись в коридоре с Алексом, он лишь отвел глаза. Ему было доподлинно известно, что сегодня Рокотов не увидит Соню. Впрочем, как и завтра.

***

Директор, чувствующий свою вину перед Денисовым, клялся, что об уходе Сони из школы никто не узнает. Что он сказал преподавательскому составу, Марк не знал, но ни один учитель даже взмахом ресниц не дал понять, что Соня не вернется в школу. О Денисовой говорили так, словно она вот-вот вернется и продолжит обучение.

Сегодня Марк пришел в школу особенно понурый. В три часа дня Соня улетала, и Белов обещал, что придет ее проводить. Сначала он хотел пропустить уроки, но, во-первых, теперь ему нечем было прикрываться, во-вторых, он не хотел слоняться из угла в угол по пустой квартире, когда можно было с успехом занять голову учебой на это время.

Отсидев последний урок из планируемых, Марк собирался в аэропорт, когда увидел приближающегося к нему Игната.

Он сделал вид, что не заметил своего сбившегося дыхания. Так было проще. Их отношения сейчас были слишком запутанными. Точнее, Марк даже не был уверен, что они существовали.

О том трах-релаксе неделю назад они по умолчанию не говорили. Винить Старка было глупо. Он сам пришел к нему. И Белов не знал, как расценивать этот свой порыв. Несмотря на то, что считал свои действия безрассудными, он не мог врать себе: какой-то груз покинул его после той ночи. То ли это было банальное удовлетворение своих потребностей, то ли что-то еще – точного ответа он не знал.

Днем голова Белова была занята Соней, и все их общение со Старковым сводилось к тому, что Марк подходил и узнавал, есть ли новости. Игнат без всякого намека предлагал выпить кофе, но Белов находил повод для отказа.

Но это было днем. А ночью он лежал, глядя в потолок, и вспоминал каждую мелочь за день, обдумывал каждый жест, взгляд Старка в его адрес. Снова и снова задавал себе вопрос: неужели можно так притворяться? Потом вспоминал, что когда-то он ответил на этот же вопрос «нет». И потом пожалел. Тогда Марк давал себе зарок покончить с этой странной связью сразу, как только найдется подруга. Да, он найдет в себе смелости ровно посмотреть ему в глаза, поблагодарить за помощь, извиниться за свое поведение той ночью и предложит оставить прошлое историкам.