Широко распространена точка зрения, что жизнь стоит продолжать, если ее качество выше определенного порога. Эта точка зрения встречает возражения неунывающих античных философов. Эпикур заявлял: смерть не плоха для умирающего, т.к., покуда умирающий существует, он не мертв, а как только он умер, смерть перестает иметь для него значение. В отличие от процесса умирания, я не могу испытать состояние смерти. Конечно, это не то состояние, в котором можно быть. Напротив, это состояние в котором можно не быть. И так же смерть не может нести мне вреда.
Лукреций, последователь Эпикура и тоже эпикуреец, выдвигает более развернутые аргументы против мнения, что смерть несет вред. По его мнению, если мы не сожалеем о времени, когда мы не существовали до рождения, мы не должны сожалеть о времени, когда мы не будем существовать после смерти.
Эпикурейцы считали, что смерть есть неотвратимый конец существования. Те же, кто верят, что после смерти есть жизнь, отвергают такую точку зрения. Если верить этим людям, вредность смерти зависит от качества загробной жизни. Эта тема порождает множество спекуляций, однако среди них нет ничего относительно достойного обсуждения. Размышляя о том, является ли смерть предпочтительнее жизни (в рамках моих доводов), я выбираю придерживаться стороны эпикурейцев: смерть есть неотвратимый конец существования.
Мнение, что смерть не несет вреда умирающему, расходится с мнением большинства. Оно противно верящим в то, что смерть вредит жертве. Или в то, что при прочих равных продолжительная жизнь лучше короткой. Или же в то, что мы должны уважать желания умерших (независимо от того, как исполнение этих желаний влияет на живущих). Ведь если принять, что смерть не причиняет вреда, значит ничто, случившееся после смерти, также не вредит.
Как я говорил ранее, противность интуиции не есть показатель того, что теория ошибочна. Однако есть разница в причинах, по которым большинству противны взгляды эпикурейцев и мои взгляды. Во-первых, вывод эпикурейцев куда более противен людской интуиции, чем мой вывод. Я уверен, что число не согласившихся с тем, что убийство вредит жертве, превысит число не согласившихся с тем, что рождение причиняет вред. В самом деле, на свете много людей, считающих, что появление на свет зачастую причиняет вред, и даже больше людей, считающих, что рождение не приносит пользы (но и не вредит). При этом лишь единицы согласны с тем, что убийство не приносит жертве вреда. Даже если жизнь жертвы была несчастной, убийство без данного на то согласия (если согласие можно было получить) причинит жертве вред.
Во-вторых, принцип предосторожности применим к обоим взглядам. Допустим, эпикурейцы ошибаются. Тогда люди, действующие согласно эпикурейским принципам (убивая других или себя), причинят огромный вред убитому. Если же кто-то будет действовать согласно моим принципам (отказываясь от деторождения), то не причинит вреда людям, не появившимся на свет.
Конечно, разницы причин, по которым мои и эпикурейские взгляды противоречат интуиции, не достаточно для того, чтобы с легкой руки отвергнуть взгляды последних. Я хочу кратко рассмотреть возражения, выдвигаемые против Эпикура и Лукреция.
Начну с Лукреция. Наилучшим возражением я считаю аргумент, что пре-натальное и посмертное не-существование не равноценны.14 Любой человек мог бы прожить дольше, но ни один не мог бы появиться на свет значительно раньше. Аргумент обретает больший вес, если выделить тот тип существования, который нам ценен. Вовсе не некая «метафизическая сущность», а гораздо более осязаемое, насыщенное осознание себя,15 заключает в себе воспоминания, веру, преданность, желания, стремления человека. Это насыщенное самосознание строится из истории личности. И даже если «метафизическая сущность» могла бы появиться на свет раньше, история личности изменилась бы настолько, что это была бы уже совершенно другая личность. Если же взглянуть на конец жизни, вещи оборачиваются иным образом. Личная история – биография – может быть продлена (если не умирать дольше). Это способ дольше быть. Если же жизнь продлевается более ранним появлением на свет, это будет совершенно другая жизнь совершенно другой личности.
Что касается взглядов Эпикура, наилучшим возражением я считаю следующее: смерть для личности есть вред, т.к. смерть лишает его будущего существования и проистекающих из этого преимуществ. Конечно, это не означает, что данное заявление универсально для любого человека. Например, в случае, если будущая жизнь, которой человек лишается, будет очень низкого качества, смерть не причинит вреда этому человеку. Однако Эпикур считал, что смерть не вредит никому. В рамках этого возражения, хотя человек перестает существовать после смерти, его «пре-смертная»16 личность страдает, будучи лишенной, возможно, счастливого будущего.
Сторонники Эпикура находят это возражение некорректным. Во-первых, потому, что возражающие не могут определенно сказать, в какой момент проявляется вред смерти (т.е. невозможно отследить время причинения вреда). Время причинения вреда не может совпадать со временем смерти, т.к. в момент смерти человек, которому, по словам анти-эпикурейцев, причинен вред, уже не существует. Тем более, если вред причиняется пре-смертной личности, момент причинения вреда также не может совпадать с моментом смерти, т.к. иначе возникает обратная причинная связь, когда более позднее событие приводит к более раннему причинению вреда. Ответить на этот вопрос можно таким образом: смерть наносит вред «всегда» или «вечно».17 Джордж Питчер приводит показательную аналогию: «если во время следующего президентского срока мир разлетится на осколки… справедливо будет сказать, что даже сейчас, во время… [настоящего президентского] срока, действующий президент является предпоследним президентом США».18 Аналогично, дальнейшая смерть человека позволяет сказать, что этот человек не проживет дольше, чем ему отведено. И в утверждении Джорджа Питчера, и в нашем последнем утверждении, как вы видите, не возникает обратной причинной связи.
Есть еще один более фундаментальный (но не обязательно более весомый) аргумент. Сторонники Эпикура попросту отрицают, что умершие могут быть лишены вообще чего-нибудь. Дэвид Сьютс, например, говорит, что даже если пре-смертному человеку может быть хуже, чем если бы он жил дольше, одного «хуже» в чисто рациональном смысле не достаточно для того, чтобы признать вред смерти.19 Развивая мысль далее, Сьютс говорит, что даже если бы одного «хуже» было достаточно, на самом деле никакого лишения не существовало бы, т.к. попросту некого лишать (ведь человека уже нет). Лишенным может быть лишь тот, кто существует.
И здесь мы зашли в тупик. Противники эпикурейцев считают, что в данном случае, смерть – совсем другое дело, и человек может быть лишен чего-либо, более не существуя. Сторонники Эпикура, напротив – настаивают на том, что смерть не может быть «другим делом», и к лишению в случае смерти нужно относиться так же, как и в остальных случаях. И так как в других случаях человек, не существуя, не может быть лишен, так и умерев, человек не может ничего лишиться (если смерть будет равняться концу его существования).
Возможно, из этого тупика и есть выход, но я не намерен его искать. Я показал, что моя теория о вреде рождения не подразумевает, что завершение существования лучше, чем продолжение. Можно утверждать, что и то, и другое есть вред. Эпикурейцы отрицают, что прекращение существования это плохо. Они также могут заявлять, что смерть не несет блага умирающему, независимо от того, насколько плоха жизнь умирающего. Согласно эпикурейцам, смерть не может быть благом для живущего, т.к. в этот момент он не мертв. В тот же момент, как он умирает, он не может испытывать блага. Смерть равно не может ни лишить, ни дать чего-либо.
Что касается противников эпикурейцев, их мнения делятся: а) смерть всегда есть вред; б) смерть всегда есть благо; в) смерть иногда есть вред, а иногда – благо.