Изменить стиль страницы

Атешак сказал:

– О богатырь, давай я спущусь, проверю, есть там вода или нет. Но коли желаешь – сам лезь.

– Ладно, сам полезу, – решил Самак. Он взял тяжелый камень, бросил его в колодец и прислушался: раздался глухой стук.

Самак сказал:

– Клянусь господом, подателем благ, колодец засыпан!

Он велел Атешаку конец держать, а сам стал спускаться по веревке. Когда он достиг дна и огляделся, то увидел внизу обширное и сухое пространство. Ступил Самак на землю, глядь, а там боковой ход заваленный. Вытащил он нож, ударил по завалу – отверстие обозначилось. Он дырку расширил – оттуда холодом потянуло. Вытянул он руку, пощупал – есть вода или нет, а если есть, то как близко. Видит, вода с одной стороны хода течет, с другой стороны в землю уходит. Обследовал он все хорошенько и понял, что вода бежит со стороны тюрьмы. Тогда

Самак голос подал:

– Атешак, жди меня, тут один путь обнаружился. Надо оглядеть, что там такое.

Ступил Самак в воду, поднялся вверх немного, увидел отверстие, откуда вода вытекала, еще огляделся, видит – там ход в другой колодец. Самак сказал себе: «Погляжу, куда этот колодец выходит, может, выгорит что-нибудь». Полез он по тому колодцу наверх, голову высунул, а колодец-то оказывается в тюрьме! Обрадовался Самак, возблагодарил бога, что все так легко уладилось. Вдруг слышит – стонет кто-то: «Воды… воды…» Бросился он туда и увидел Сиях-Гиля: лежит тот закованный, в крови весь. Самак облобызал его, а он все воды просит. Пошарил Самак по углам, нашел трехногую табуретку, а на ней кувшин. Он взял кувшин, вернулся к Сиях-Гилю, влил ему в горло воды.

Полегчало немного Сиях-Гилю, говорит он:

– Кто ты, благородный человек?

– Богатырь, да ведь я Самак, твой слуга!

Как услышал Сиях-Гиль имя Самака, обрадовался и спросил:

– Как ты сюда проник, богатырь?

Самак-айяр ответил:

– Господь мне путь указал. А ты не знаешь, где тюремщик?

– Видал я тут каморку, – ответил Сиях-Гиль, – если он сейчас здесь, то в этой каморке обретается. Но наверняка не знаю, я от побоев без памяти свалился.

Встал Самак, обошел темницу, увидел каморку Джендрая, а в ней негра, который спал крепким сном. Вытащил Самак-айяр нож, сказал себе: «Надо его убить, чтоб себя не сгубить» – и распорол негру брюхо. Охнул Джендрай и поневоле расстался с жизнью. А Самак со спокойной душой вернулся к Сиях-Гилю и спросил его, где Сам. Сиях-Гиль говорит:

– В этой же темнице он.

Стал Самак искать, в дальней каморке нашел – лежит Сам, стонет. Нагнулся к нему Самак, руку на грудь ему положил, а тот говорит:

– Воды… воды… дайте!… Кто ты?

– Я Самак-айяр.

Обрадовался Сам, сказал:

– О богатырь, пусть господь на твой зов откликнется, как ты откликнулся на наши стоны! Как тебе удалось сюда пробраться и что ты сделал с тем негром, который нас избивал?

– О богатырь, господь мне путь указал, я пришел и убил того негра, – ответил Самак.

– Вот и молодец! – похвалил Сам. А Самак забрал его из той каморки, принес к Сиях-Гилю и сказал:

– Сейчас я спущу вас в этот колодец, я ведь из него вышел.

– Тебе лучше знать, – согласились они. Взвалил Самак Сиях-Гиля на плечо, влез в колодец и добрался до колодца бани. Привязал Сиях-Гиля к веревке и крикнул:

– Ну-ка, Атешак, тяни! Я их принес, господь мне помог.

– О богатырь, у меня сил не хватает, – ответил Атешак. Хотел Самак сам наверх лезть, да тут Сабер и Самлад вмешались, говорят:

– У нас хватит сил! – они ведь подглядывали все это время. Когда Самак и Атешак зашли в баню, Сабер и Самлад подкрались к дверям и стали следить за ними. Они видели, как Самак залез в колодец, и стали прислушиваться, когда он оттуда вылезет, до той минуты, когда Атешак сказал, что у него сил не хватает. Тут они и подбежали: дескать, хватит силы, мы, мол, служить готовы.

Вытянули, значит, все втроем Сиях-Гиля из того колодца, Самак вернулся в тюрьму и втащил в колодец Сама – его тоже подняли наверх, а затем и Самак вылез. Они его хвалить начали, а Самак говорит:

– Как же нам изловчиться? Ведь наш дом далеко, а эти двое изранены, измучены, сами идти не смогут, их на себе тащить надо. Здесь оставаться тоже нельзя, скоро стражники с обходом пойдут, как бы не учинили нам беды. Что делать?

Атешак сказал:

– О богатырь, у меня есть названая мать, она тут поблизости живет. Правда, я ее давненько не видел. Надо к ней перебраться.

– Атешак, а ведь в ту ночь, когда мы с тобой Дельарам добывали, ты не знал, к кому сунуться! Хорошо, что теперь сообразил.

– Э, богатырь, тогда я позабыл, – говорит Атешак. – Любовь к Дельарам мне всю память отшибла.

– Ах, вот оно что!

Взялись они по двое за пострадавших пленников, а Атешак повел их за собой, пока они не пришли к нужному дому. Атешак подошел к дверям, постучался, сверху спустилась старая женщина и спросила:

– Кто там у дверей?

– Это я, матушка, твой сын Атешак.

– Добро пожаловать, входи! Откуда ты, сынок, где пропадал так долго?

Атешак сказал:

– Сейчас не время разговаривать, со мной еще люди, которым надо дать убежище, я прошу тебя приютить их.

– Так веди их сюда, я о них как о дорогих гостях позабочусь, – ответила та.

Вошли они в дом, старуха их провела в комнаты и спрашивает:

– О Атешак, где ты был, откуда эти люди, кто их ранил?

– Да разве ты не узнала, матушка? Это на весь мир известный айяр Самак, а двое раненых – Сиях-Гиль и Сам, которых в войске Фагфур-шаха захватили и бросили в темницу к Тер-меше; Самак их вызволил.

Он хотел еще что-то добавить, но у дверей послышался голос, и женщина сказала:

– Подождите-ка тут немного, это мой сын пришел.

Она закрыла их в горнице, спустилась и отперла дверь. А Самак в щелку подглядывал. Видит, вошел юноша, высокий и сильный. Кудри вьются, кафтан туго перепоясан, полы подоткнуты, а в поле несет что-то. Высыпал он свою ношу перед матерью, а там краденое – и одежда, и шапки, и платки. Он говорит:

– Матушка, ничего толкового не добыл, кроме всякой мелочи. Забери это и принеси мне поесть, я сильно проголодался.

Мать вышла, принесла блюдо с лепешками, немного жаркого, солений и сластей и поставила перед ним. Смотрит Самак, юноша руку протянул, за еду принялся и стал проворно с ней управляться. Самак сказал себе: «Видно, это очень ловкий удалец! И на добычу по ночам выходит – словом, наш человек!» Так он за ним наблюдал и дивился, как тот с пищей разделывается. Поел тот, вымыл руки и сказал:

– Эх, матушка, одолело меня одно желание и сердечная тоска. Не знаю, как бы мне достичь того, о чем мечтаю.

– Что же это такое, чего твоя душа желает, дитятко? – спрашивает мать.

– Говорят, матушка, есть такой айяр по имени Самак, приехал он в наши края. Охота мне его разыскать, свидеться с ним и послужить ему на славу: за такого храбреца и жизнь отдать не жалко! Да сколько ни бродил я по городу, сколько ни искал, где он укрывается, так и не удалось узнать. Очень я озадачен: как же мне все-таки его найти?

Когда мать услышала, чего добивается сын, она сказала:

– Ну, голубчик, коли это все, что тебя заботит, не печалься. Дай мне слово и клянись, что все, что ты говорил, – правда, что ты разыскиваешь Самака, дабы ему послужить и подружиться с ним, а не для того, чтобы передать его падишаху, и я открою тебе, где он.

– О матушка, ведь меня зовут Сорхвард и я твое дитя! – воскликнул юноша. – Разве такому, как я, говорят: «Не изменяй»? Разве способен я на измену и предательство? Клянусь господом, подателем благ, что если я встречусь с Самаком, то, покуда жив, буду его верным рабом. А ты, мать, поостерегись даже думать о предательстве с моей стороны. Ведь коли так, значит, ты изменила моему отцу и произвела на свет ублюдка, ведь это от ублюдков нечего ждать, кроме предательства и пагубы. Волей-неволей его натура себя выдаст и подтвердит его незаконное происхождение. Если же я рожден честно, то законнорожденному несвойственны скверна и измена.