В отличие от прежних, богемных знакомых актрисы Виктор был робок и нерешителен. Только 14 февраля они вместе отправились на бал. Два дня спустя она услышала из его уст давно желанные слова: «Люблю тебя!..»
Так началась любовь, которая совершенно изменила жизнь Жюльетты Друэ. Она длилась полвека – пятьдесят лет преданности, самоотречения, верности – и угасла лишь со смертью этой замечательной женщины. Ради того чтобы быть рядом с Виктором, когда он позовет, чтобы обожать и служить ему, она отказалась от всего: от театральной карьеры, от вольной жизни в кругу друзей, от самого дорогого для любой женщины – счастья иметь домашний очаг и семью; она добровольно обрекла себя на почти монашеское затворничество и смирилась даже с бесправным и горьким положением «подруги» поэта. Ее оскорбляли, унижали, заставляли страдать, но она была верна ему и сохранила до последних дней свою любовь в нетленной свежести.
В июне 1834 года он закончил повесть «Клод Ге» и подарил ее Жюльетте, надписав на титульном листе: «Моему ангелу, у которого отрастают крылья». Однако отношения их не были ровными. Он ревновал ее. Возмущенная женщина, не стерпев оскорбительных подозрений, уходила от него, но вскоре возвращалась к своему грозному и обожаемому господину.
С тех пор как Жюльетта порвала с прошлым, она стала очень бедной. Ее преследовали кредиторы. Чтобы хоть как-то расплатиться с ними, она заложила почти все свои драгоценности, даже одежду. По просьбе Виктора она точно подсчитала сумму своих долгов – их оказалось 20000 франков! Писатель онемел, когда услышал такую цифру, даже его нашумевший роман «Собор Парижской богоматери» принес денег в три раза меньше. Разразилась бурная сцена, в конце которой он выбежал, хлопнув дверью: «Прощай навсегда!»
На следующий день его охватило раскаяние: кто же, как не он, должен помочь любимой вырваться из трясины, в которую затянула ее прежняя жизнь. Он поспешил к Жюльетте просить прощения. Однако в квартире было пусто, он нашел маленькую, полную горечи записку – Жюльетта бежала из Парижа, не оставив адреса. Через несколько дней Виктору удалось узнать, что она остановилась у родственников в Нормандии. Трое суток он добирался в дилижансе до Бреста. Здесь он встретил Жюльетту, которая за шесть дней тоже поняла, что не может жить без Виктора. Они бросились в объятия друг к другу.
Великое чувство, как по волшебству, как в сказке, как в пьесах самого Виктора Гюго, превратило грешную Жюльетту в одну из самых возвышенных душ Франции. Более того, она как бы воплощала саму душу Франции, вечно влюбленной, несмотря на жестокие размолвки, в своего гениального Виктора Гюго.
Однако эта любовь вовсе не была идиллической, бурные страсти толкали их к резким, грубым ссорам. К отчаянию Жюльетты, Виктор не допускал и мысли о разводе и новом браке, он безумно любил своих малышей; забота о том, чтобы они счастливо росли в родной семье, не оставляла его никогда.
Вскоре об их романе заговорил весь Париж. Друзья бросились увещевать Виктора, пытаясь «спасти» его от роковой красавицы. Но он отвечал им с обезоруживающим чистосердечием: «Право, я стал гораздо лучше, чем во времена моей непорочности, о которой вы сожалеете. Прежде я был непорочен, зато теперь я снисходителен к людям. Это большой прогресс, ей-богу…»
Отказаться от Жюльетты он не мог. Она обладала таким милым остроумием, таким легким характером, что в ее присутствии маститый писатель веселился, как школьник. К тому же она, в отличие от Адели, равнодушной к его поэзии, всегда оставалась благоговейной поклонницей его литературного творчества.
Ради Гюго Друэ оставила сцену и жила в уединении, занимаясь перепиской рукописей поэта. Свое убежище она покидала только для совместных летних путешествий – в Бретань (1834), Пикардию и Нормандию (1835), Бретань и Нормандию (1836), Бельгию (1837), Шампань (1838), по берегам Рейна, Роны и в Швейцарию (1839—1840), в Пиренеи и Испанию (1843). Эти путешествия расширили кругозор Гюго, обогатили его новыми впечатлениями. Гюго сделал многочисленные зарисовки (он был превосходным рисовальщиком) пейзажей, памятников архитектуры и старины. Письма к жене и друзьям свидетельствуют о более углубленном, философском взгляде на мир, что вскоре проявилось и в его творчестве. Творческая продукция Гюго 1830-х годов весьма обильна.
Друэ не только вдохновляла его талант, но и посвятила Гюго в некоторые тайны любви, и писатель мог с гордостью сказать о себе: «Женщины считают, что я просто неотразим». Так оно, по-видимому, и было. Началась так прославившая Гюго чрезвычайно активная сексуальная жизнь. Для него не было ничего необычного, например, в том, что он мог заниматься сексом с молодой проституткой рано утром, с какой-нибудь актрисой перед обедом и с известной куртизанкой вечером. Но это было лишь прелюдией к тому, что вся ночь затем посвящалась столь же неутомимой Жюльетте. Сексом Гюго продолжал заниматься почти до последних дней жизни.
Жюльетта, самая большая любовь в его жизни, терпеливо сносила сексуальную активность Гюго. Когда ей исполнилось 40 лет, ее красота начала увядать. В 1844 году ее временно заменила молодая дворянка Леони д'Оне. Связь Леони с Гюго закончилась страшным скандалом, когда ревнивый муж Леони нанял полицейских, чтобы они следили за его женой. Леони и Гюго были схвачены на месте преступления. Гюго избежал наказания, поскольку принадлежал к сословию пэров, а Леони была посажена в тюрьму за прелюбодеяние.
После того как Леони вновь оказалась на свободе, Гюго стал делить свое время поровну между ней и Жюльеттой. В конце концов Гюго оставил Леони, а Жюльетта опять стала его главной любовью. Это, конечно, ни в коей мере не мешало Гюго искать и находить других любовниц. Сама Жюльетта подсчитала, что с 1848 по 1850 год у Гюго было по меньшей мере 200 сексуальных партнерш. В 70-летнем возрасте Гюго сумел соблазнить 22-летнюю дочь писателя Теофиля Готье, и вполне возможно, что в это же время у него была тайная связь с Сарой Бернар.
Несмотря на многочисленные любовные романы, он всегда называл Жюльетту своей «истинной женой». Их интимные отношения продолжались 50 лет. Большую часть этого времени они прожили отдельно друг от друга. Если это было возможно, Гюго приезжал к ней каждый день. Жюльетта была ему абсолютно преданна. За все время их знакомства она написала ему 1700 любовных писем. И умерла на руках у Гюго в 77-летнем возрасте. На протяжении оставшихся двух лет жизни Гюго продолжал, как уже известно читателю, активную сексуальную жизнь, но дух его, по-видимому, был все же сломлен потерей Жюльетты.
Гюго окружал свои свидания тайной. Он любил, например, проводить в дом своих любовниц через какие-то тайные ходы и предаваться с ними любви в каких-то отдаленных заброшенных комнатах даже тогда, когда в этом не было абсолютно никакой необходимости.
Своему юному внуку, который однажды вошел в комнату и увидел своего 80-летнего дедушку, обнимавшего молодую служанку, Гюго сказал: «Смотри, Жорж, они не зря называют меня гением!»
Верный друг Жюльетта Друэ и Гюго до преклонных лет сохранили старый обычай по всякому поводу писать друг другу. 1 января 1883 года в новогоднем пожелании Жюльетта написала ему: «Обожаемый мой, не знаю, где я буду в эту дату в следующем году, но я счастлива и горда подписать тебе мое удостоверение на жизнь сейчас вот этими только словами: Я люблю тебя». Это было последнее ее новогоднее поздравление. 11 мая 1883 года она скончалась. Гюго был раздавлен горем, не плакал, но не мог даже присутствовать на похоронах. Отныне все ему стало безразлично: с Жюльеттой ушло все его прошлое, вся его жизнь.
Летом 1884 года он совершил последнее свое путешествие – в Швейцарию. В записной книжке наряду с неразборчивыми набросками стихов, начатых и неоконченных поэм появилась запись: «Скоро я перестану заслонять горизонт». Он составил завещание, в которое включил знаменитые слова: «Я отказываюсь от проповеди всех церквей; я требую молитвы за все души. Я верую в Бога».
15 мая 1885 года Гюго, перенесший инфаркт, снова заболел. Ничто уже не могло его спасти, и 22 мая, в день имени Жюльетты Друэ, он скончался со словами: «Я вижу… темный свет». Оставалось всего четыре года до столетия Великой революции, возведения Эйфелевой башни, ставшей символом Парижа в новейшее время…