ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

В голове гудит от опиумных паров и щебечущей китайской речи: «Спейда здесь нет, у меня есть разрешение, я плачу, я плачу!» Дядюшка Эйс Кван отсылает его к Жирному Дьюи Сину, тот – к дядюшке Мину, Мин – к Чину, Чин – к Чену. Безумный спринт по опиумным притонам на Аламеда. Спейд здесь был, Спейд уже ушел. «Я плачу! Я плачу!» От подвала к подвалу, от врага к врагу. Дядюшка Дэнни Тао пригрозил ему дробовиком: Бад вырвал у него ствол, этим же стволом и съездил по зубам, но ответа – где Спейд – не добился. Да, он здесь был, уже ушел, где он, не знаем. Господи, еще один вдох опиума – и он упадет и сдохнет на месте или примется палить во всех вокруг. Что за ирония судьбы – искать в Чайнатауне человека по фамилии Кули! И так и не найти.

Бад позвонил в Бюро окружного прокурора, рассказал все, что удалось выяснить. Клерк на том конце провода, зевая, принял его сообщение, зевая, записал. На Стрип: «Ковбойские ритмы» на сцене, Спейда нет, его уже пару дней никто не видел. Джаз-клубы, ночные бары, рестораны – никаких следов Доннела Клайда Кули. Час ночи – черт, хватит, пора домой. Нет, домой нельзя – к Линн. Спросить, где же она была вчера ночью, потом рухнуть в постель и спать, спать, спать.

На обратном пути начинается гроза: ливень барабанит по крыше машины, лупит в стекла. Чтобы не уснуть за рулем, Бад считает проезжающие мимо машины. Красные огоньки вводят в транс. До Ноттингем-драйва добирается почти в беспамятстве; перед глазами все плывет, каждое движение дается с трудом.

Линн стоит на пороге, смотрит на дождь. Бад бросается к ней, она протягивает к нему руки, он обнимает ее – и чувствует, как ее близость придает ему силы.

Потом она отстраняется.

– Я за тебя волновался, – говорит Бад. – Звонил тебе всю прошлую ночь – потом такое началось, что было уже не до звонков.

– Что началось?

– Долгая история. Расскажу утром. Как ты…

Линн, коснувшись его губ:

– Рассказала кое-что о Пирсе. Ничего особенного – все это ты знаешь. А теперь вот смотрю на дождь и думаю: может быть, стоило рассказать больше?

– Что «больше»?

– Утром, милый. За завтраком ты расскажешь мне свою историю, а я тебе – свою.

Бад кладет руку на перила крыльца. Молния освещает лицо Линн, и он видит, что на щеках ее стынут слезы.

– Что случилось, родная? Эксли? Этот ублюдок тебя…

– Да, это Эксли меня расстроил. Но не так, как ты думаешь. Знаешь, я поняла, почему ты так его ненавидишь.

– О чем ты?

– Он – полная противоположность всему хорошему, что есть в тебе. И этим он очень похож на меня.

– Не понимаю.

– Сначала я его ненавидела, потому что он твой враг. Но теперь… Он помог мне многое понять о себе. И о Пирсе. Не тем, что говорил, – тем, как говорил. Я смотрела на него – и узнавала себя, узнавала то, во что превратил меня Пирс… Он сказал мне еще кое-что, и я вдруг поняла, что это меня не волнует.

Снова сверкает молния. На лице Линн – печаль, от которой у него сжимается сердце.

– Что он сказал?

– Что Джек Винсеннс на все готов, чтобы заполучить свое досье. Даже на убийство. И знаешь что, Бад? Я не хочу больше защищать Пирса. Мне все равно, что с ним станет.

– Что это Эксли так с тобой разоткровенничался?

Линн смеется.

– In vino veritas [62]. Знаешь, милый, тебе уже тридцать девять, а я все жду, когда же ты устанешь быть тем, кто ты есть.

– Сегодня я устал как собака.

– Нет, я не об этом.

Бад включает свет на крыльце.

– Объясни, что произошло у вас с Эксли?

– Просто поговорили.

Макияж ее расплылся, тушь потекла от слез – впервые она кажется Баду некрасивой.

– О чем?

– Утром расскажу.

– Расскажи сейчас!

– Милый, я устала не меньше, чем ты.

Легкая полуулыбка, едва скользнувшая по губам, – по этой улыбке он понимает все.

– Ты с ним переспала?!

Линн отводит взгляд. Бад бьет ее – раз, другой, третий. Она не кричит, не прикрывается руками, молча смотрит на него – и он опускает руку, побежденный.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

Отдел внутренних расследований битком набит.

Честер Йоркин, доставщик товара «Флер-де-Лис» – в камере № 1. Во второй и третьей – Пола Браун и Лоррейн Мальвази, шлюхи Пэтчетта: Ава Гарднер и Рита Хейворт. Ламар Хинтон, Бобби Индж, Крис Бергерон с сыном так и не найдены. Не идентифицирован и никто из натурщиков – Клекнер и Фиск всю ночь трудились над фотоальбомами из полицейских архивов. В камере № 4 – Шерон Костенца, настоящее имя Мэри Элис Мерц, фигура из показаний Винсеннса – женщина, заплатившая штраф за Кристину Бергерон и вызволившая из тюрьмы Бобби Инджа. В пятом номере – доктор Терри Лакс и его адвокат, знаменитый Джерри Гейслер.

Рэй Пинкер уже проверил всех на предмет антипентоталового допинга – ничего не обнаружил.

Двое офицеров охраняют вход в Отдел – когда ведется внутреннее расследование, посторонним здесь делать нечего.

Клекнер и Фиск, вооруженные копиями Винсеннсовых откровений и порножурналами, наседают на Мерц и псевдо-Аву. Йоркин, Лакс и фальшивая Рита ждут своей очереди.

Эд у себя в кабинете – сочиняет сценарий для Винсеннса. Не дает покоя одна мысль: если бы Линн Брэкен все рассказала Пэтчетту, он бы спрятал своих людей так, как спрятал Инджа и Бергеронов, – так, чтобы полиция их в жизни не нашла. Значит, Линн промолчала. Почему? Не сообразила, что грозит Пирсу, – или ведет какую-то свою игру?

Судя по всему, второе. Невозможно поверить, чтобы эта женщина чего-то «не сообразила»…

Черт, стоит закрыть глаза – и он видит ее лицо, чувствует ее запах.

Эд вырывает листок из блокнота, расчерчивает его линиями. Инес проверяет финансовые связи Пэтчетта с Дитерлингом и его отцом – при мысли об этом Эд морщится. Двое из ОВР ищут Уайта – главное, задержать и сломать этого мерзавца. Допросить Билли Дитерлинга и Тимми Валберна – осторожно и вежливо: оба – знаменитости, может выйти скандал. Связь с убийством Хадженса и пэтчетт/хадженсовскими планами шантажа: в квартире убитого не нашли досье на «Жетон Чести», что очень странно – известно, что Хадженс весьма интересовался сериалом и его создателями. У всей команды «Жетона Чести» алиби: пометка – проверить еще раз.

Новые линии – прямые, гнутые, изломанные. Целый лабиринт на листке бумаги. И добрая половина тропинок ведет к слову «шантаж».

За пределами лабиринта: Дадли Смит старается повесить дело на черных. Слухи: Тад Грин уходит в мае. Новым шефом детективов станет тот, кто раскроет дело «Ночной совы» – он или Смит. Если Уайт вернется, то, скорее всего, по приказу Дадли, как его лазутчик.

Входит Клекнер:

– Сэр, эта Мерц не желает сотрудничать. Сообщила только, что действительно живет под именем Шерон Костенца и платит штрафы и залоги за людей Пэтчетта, арестованных по сторонним обвинениям. За дела Пэтчетта никого никогда не арестовывали – это-то мы и сами знаем. Никого из журналов не опознала, о вымогательстве молчит. О «Ночной сове» ничего не знает – и тут я ей верю.

– Отпусти ее. Пусть бежит к Пэтчетту и вгонит его в панику. А как дела у Дуэйна с Авой Гарднер?

Клекнер протягивает ему лист бумаги.

– Отлично. Вот основные пункты, а весь допрос педиком записан на пленку.

– Хорошо. Теперь подготовь мне Йоркина. Угости его пивком и поболтай по душам.

Клекнер ухмыляется и выходит. Эд читает записку Фиска.