Эта мысль оборвалась, потому что дверь всё же открылась, и в проёме нарисовался вышибала, от одного взгляда на которого у меня затряслись поджилки.

Не то чтобы он был таким уж страшным, но у меня как-то в последнее время на этих мордоворотов аллергическая реакция появляться начала.

— Чего? — крайне гостеприимно поинтересовался хранитель покоя и душевного равновесия райских… птиц.

Воняло от него, прости Единый, так, что мог отпугивать народ, только стоя у входа и больше ничего не делая. А рожа была типична для всех его коллег: не обременённая интеллектом, уставшая и помятая.

— Здрасте! — я всё же девочка воспитанная, но и лбом порог обивать не собираюсь. — Як мамаше. По делу.

— Не принимает.

Я подняла глаза на небо и поморщилась.

По всему, труженицы этого заведеньица ещё дрыхли, как и их маман. И не принимает она потому, что слюнявит подушку, видя в сладком сне пожар в доме напротив. Ну да ладно. Я сюда второй раз не приду. Это как пить дать. Потому:

— Буди хозяйку. Скажи, к ней Шустрая, срочно. И скажи, что в её интересах меня принять прямо сейчас.

Громила был, судя по всему, не из местных, потому что на моё имя не отреагировал никак. Малость потоптался, смерил меня недоверчивым взглядом, решая, стоит ли тревожить Олдри или всё же я блефую. Но выражение физиономии у меня, видимо, было такое, что вскоре развернулся и, прикрыв перед моим носом дверь, пошаркал докладывать. Мало ли что я за птица.

Правильно. Я, может, птица и не большая, но бед накаркать могу — не расхлебаешь. Это уже проверено на примерах Трёхглазого Сэма с его подручными и Гори Полумесяца, которому даже цепные амбалы не помогли.

И тем не менее, ждать пришлось долго. Или просто мне хотелось отсюда удалиться побыстрее? Чёрт его знает. Но казалось, что до того момента, когда дверь открылась снова, прошла целая вечность. А мне успело подуматься обо всём на свете, включая подбор кандидатуры злодея, покушающегося на мою персону. Хотя, послушать деканшу Целительского, так он прям полезнейшее дело запланировал сделать. А вот я так не считала. И думаю, не одна я. Сложно даже представить, кто, даже за большие деньги, на такую авантюру решился бы. Это нужно всем сердцем меня ненавидеть…

И вот честно: кроме брата Л opaca, на ум вообще никто не приходит. Хоть, кажется мне, именно у него больно кишка тонка, чтобы на такое решиться. Всё же попадись он, и не только ему капец приснится, но и весь его род пострадает. Чёрным пятном ляжет на репутацию семьи его поступок. А семейный капитал перекочует целиком в королевскую казну. Точнее, его остатки. Хотя с другой стороны, большие деньги, в которые могли оценить мою прекрасную голову, сведут с ума и не такого недалёкого. И даже конченому трусу добавят храбрости.

Почему-то эта мысль жутко меня расстроила. Но пожалеть несчастную себя не получилось. Потому как дверь снова открылась, и тот же вонючий громила, уже вежливо, сказал:

— Мадам Олдри вас ожидает, госпожа Шустрая, — чуть не кланяясь доложил он.

***

О! Что значит репутация! Я вам говорила, что полжизни мы работаем на репутацию, а остальные полжизни она работает на нас? Нет?! Так вот теперь сказала. Не обращайте внимания, это у меня нервное. Всё же, если репутация начала работать на меня, то полжизни уже осталось позади. Даже думать жутко. Я же ещё и не жила толком… Ну да ладно. Потом буду рассуждать о быстротечности человеческого бытия. Счас по делу.

Ну и, не теряя времени, но и не торопясь, я прошла в дом плотских утех и неземных наслаждений.

В нос тут же ударил тяжёлый запах дешевых женских духов, перегара и тасаверийского табака. Бр-р-р… Аж затошнило, честное слово. Просто море удовольствия.

А вообще у меня сейчас эпичный момент. Я, может, впервые в своей жизни к Лиске в гости с парадного входа иду. Хотя лучше бы по-привычному, в окно, так оно надёжней. Но с другой стороны… В последний раз мы с сестрой виделись не при лучших обстоятельствах, потому чёрт его знает, как бы она меня встретила. Огрела бы ещё по башке подсвечником…

Потому в дверь оно надёжней. Хоть и страшней. Помнилось ещё, как Рыжая шлюха Сноули Мага меня за горсть монет подставила. Спасли меня тогда моя врождённая везучесть и Абрахам. А из логова Гори Полумесяца меня вынесли совершенно другим человеком.

Ну а я обрела новый бесценный опыт. А это штука такая, что не пропьёшь, не потеряешь.

Потому я хоть и вела себя уверенно, но всё же страшноватенько было…

Мамаша Олдри ждала меня в общем зале, на обитом вишнёвой тканью диване, опохмеляясь красным вином. В целях экономии, не иначе, здесь было темно и мрачно, как в семейном склепе некроманта. Плотные шторы задёрнуты и не пропускали и лучика солнечного света. А освещения от одной свечи хватало ровно настолько, чтобы видеть саму сухую маленькую женщину, но не разглядеть её морщин на сильно помятой роже. Но я видела. И усталость, и недовольство, и лживую улыбку, за которой пряталось «Принесла ж тебя нелёгкая…». И то, что она только проснулась и не успела ни поправить не смытый со вчерашнего дня грим, ни одеться по-человечески, лишь натянула какой-то халат. Такое пренебрежение своим внешним видом было вообще против правил. Ни одна уважающая себя хозяйка публичного дома к булочнику не выйдет, не наведя перед этим полный марафет.

А это значит что? А то, что ваша покорная слуга заработала себе авторитет человека, которого нельзя заставлять ждать. И даже если Олдри на пену изойдёт, стараясь показать, что я ничтожество — одной этой спешкой она показала всё своё ко мне отношение.

— Здрасте, уважаемая! — сказала я, тоном выражая, где я таких «уважаемых» видела.

Мамаша натянула на физиономию улыбку, отработанную годами и не единожды проверенную в действии на клиентуре этого местечка.

— Здравствуй, Кэт! Каким ветром?

— Штормовым, — ответила я, подцепив ногой попавшийся на глаза стул и, развернув его спинкой вперед, села напротив владелицы борделя. — Неспокойно у вас тут в последнее время. Дай, думаю, наведаюсь. Поинтересуюсь, может, где помощь нужна. Как дела ваши идут? Я же по ночам уснуть не могу, всё о вас думаю.

— Правда? — выгнула мамаша некогда шикарную бровь, от которой осталось всего- то пара выцветших волосков и подтёртый штихпунктир чёрным карандашом. И тут же улыбнулась: — Ох, Кэт! Лжёшь, как шёлком шьёшь!

Я улыбнулась в ответ.

— Есть малёхо, — не стала я лукавить. — Но мне и правда интересно.

— Нормально всё, — не очень правдоподобно ответила она. И тут же перешла к делу:

— Ты к сестре пришла?

— Можно и так сказать, — вздохнула я, вытащив из кармана мешочек монет.

Уставшие от жизни и тяжёлой работы глаза хозяйки публичного дома блеснули и ожили.

— Что надо? — деловая хватка мамаши Олдри пристыдила бы королевских бульдогов.

— Лиску… насовсем.

Градус интереса тут же поутих. И в небольших глазах пожилой и видавшей всякое женщины явно отразилась работа мысли. Мне на миг показалось, что я слышу, как в её мозгу щёлкают монета о монету, подсчитывая прибыль или предполагаемые убытки.

Так могло бы продолжаться ещё очень-очень долго. Но времени у меня было не так чтобы аж много, потому я подбросила мешочек с золотом и решила её поторопить:

— Ну так? Мое предложение имеет срок действия…

— У неё спроси, — наконец, выдохнула мамаша Олдри и сделала знак рукой.

Из-за шторы, прикрывающей боковую дверь, послышались шуршание и звук открывшейся и закрывшейся двери.

— Одну минутку подождём. Видимо, она ещё отдыхает, — разбавляла мамаша повисшую напряжённую тишину. — Вина?

— Нет! У меня режим.

Олдри кивнула.

— Значит, о тебе говорят правду? — то ли спросила, то ли уверилась в правдивости полученной ранее информации она.

— Смотря какую. Есть у меня подозрение, что здесь обо мне разное шепчут.

Моя собеседница скупо улыбнулась и пригубила вино.

— Поговаривают, что ты стала кем-то… вроде Теневого Туза в Висельниках. Подмяла под себя людей Полумесяца, Трёхглазого… Рваное Ухо на тебя работает. Правда это?