Когда ее голова упала на грудь, Джосс проснулась. В полутьме не сразу поняла, где находится. Она уже не видела Тома. Темная от тени кроватка была пуста. Она в отчаянии вскочила на ноги и рванулась к ней, сообразив, что ноги свела судорога.

Он был там, спрятанный в тени, и спокойно спал. Джосс повернулась, из горла вырвалось короткое рыдание. Замешкавшись в дверях, она оглянулась. В комнате снова было тепло. Она казалась уютной, безопасной, почти счастливой. Ей вдруг захотелось поскорее увидеть Люка.

Потирая глаза, она добралась до своей спальни. Полоска света все еще пробивалась сквозь щель приоткрытой двери. Несколько минут она стояла и смотрела на мужа. Он свернулся калачиком так же, как и его сын, лицо слегка раскраснелось. Во сне он казался спокойным и счастливым. Вместо медвежонка, он обнимал подушку. Джосс улыбнулась и потянулась к узлу на поясе халата. Сбросив его и швырнув в конец кровати, она снова оглянулась. В коридоре никого не было. Тихо. Успокоившись, она откинула одеяло, собираясь лечь в постель. На подушке лежала еще одна роза.

Отпрянув назад, она в ужасе смотрела на нее.

– Люк! – Вместо крика – еле слышный шепот. – Люк! Это ты… – положил ее сюда, хотела она спросить, но уже знала, что он розы не видел.

Ни одну из этих роз не приносил Люк.

Уставившись на цветок как на наваждение, Джосс прикрыла грудь руками. Она ощущала себя больной и униженной. Цветок лежал на ее кровати, ее подушке, где недавно покоилась ее голова, где она беззащитно спала. Насколько она могла судить, он или оно стояло здесь и наблюдало за ней.

Задрожав, она попятилась от кровати.

– Люк! – Дотянувшись до выключателя, она зажгла свет. – Люк!

– Что? – Он застонал и повернулся к ней. Глаза сонные, волосы взлохмачены. Он сейчас больше чем когда-либо был похож на Тома.

– Смотри!

– Что? – Он снова застонал и сел. – Что с тобой? Там что, паук? – Он близоруко оглядывался. Она никогда не боялась пауков.

– Посмотри на подушку! – прошептала она.

– Ничего не вижу, он убежал. Ради Бога, Джосс, сейчас ведь середина ночи!

– Вон, вон там! – Она показала пальцем.

– Где? – Он устало выбрался из постели и отбросил одеяло, покрывавшее бледно-зеленые простыни. – Что там? Куда ты смотришь?

– Там, на подушке. – Она не могла заставить себя подойти ближе. С того места, где она стояла, розу она не видела, но знала – цветок там.

Еще не трогая его, она помнила, что на ощупь он будет ледяным, как будто сделанным из воска. Мертвым.

– Тут ничего нет, Джосс, взгляни сама. – В голосе Люка уже не было сонной ворчливости, он говорил мягко и ласково. – Тебе приснилось, дорогая. Смотри. Пусто. А что ты там увидела?

Она сделала шаг вперед и посмотрела на подушку.

– Он был там. В самом центре. Цветок. Белый цветок. – Голос ее дрожал.

Люк внимательно вгляделся в нее.

– Цветок? Столько шума из-за цветка? – Внезапно он снова озлился. – Цветы не появляются среди ночи. Не падают на подушку неизвестно откуда.

Она тоже рассердилась.

– Ради Бога, ты что же думаешь, меня напугал бы обыкновенный цветок?

– Тогда что это был за цветок?

– Мертвый.

Он вздохнул. Некоторое время Люк, похоже, не знал, что и сказать. Затем медленно, – почти неохотно начал поправлять кровать.

– Ну, что бы это ни было, сейчас его нет. Ты все придумала, Джосс. Тебе приснилось. Там же ничего нет. Смотри, гладкая простыня. Гладкое одеяло. Гладкие, чистые, свежие наволочки. Что касается меня, я ложусь спать. Я устал.

Она издевательски улыбнулась.

– Я вовсе не схожу с ума, Люк. Роза лежала там. Я уверена.

– Ну, разумеется, лежала. – Он раздраженно взбил матрас. – Ты ложишься спать здесь или собираешься ночевать в гостевой комнате?

– Ложусь. – Глаза наполнились слезами гнева, унижения и усталости. Не давая себе времени подумать, она забралась в постель и закрылась одеялом. Манипуляции Люка с постелью сильно охладили Джосс. Ей уже не было в ней уютно. Она легла на спину и уставилась на балдахин, а Люк перегнулся через нее и выключил свет.

– Теперь, пожалуйста, постарайся заснуть. – Он поглубже закопался в подушку. Засыпая, он на мгновение вспомнил розу, которую раньше нашел на ее подушке. И обвинил Дэвида в том, что тот ее туда положил.

Чувствуя себя несчастной, Джосс отвернулась от него.

Твердый стебель цветка давил ей щеку, лепестки были мягкими, как воск.

17

– Нет ли где-нибудь такого места, куда она могла бы уехать хотя бы на несколько дней? Тихий спокойный голос Саймона Фрейзера наконец проник в сознание Джосс. Последний раз доктор был у нее две недели назад.

– Нет, я не могу уехать. Не имею права. Я должна быть здесь.

– Но почему, почему, Джосс? – Сидя на краешке постели, врач бережно держал женщину за руку. Часы на ночном столике показывали десять минут четвертого. За окном медленно занимался рассвет.

Джосс отрицательно покачала головой.

– Я просто хочу быть здесь и все. Я должна быть здесь. Это мой дом.

Она понимала, что желание остаться в доме иррационально, но не могла ему противиться.

– Представляется, что именно ваш дом – причина ваших ночных кошмаров. За последние две недели Люк вызывает меня к вам второй раз. Вы устали, а нервы ваши слишком напряжены, – Саймон терпеливо улыбнулся. – Ну же, Джосс, будьте благоразумны. Всего несколько дней, в течение которых вы отдохнете, понежитесь, перестанете тревожиться за Тома и за дитя.

– Я не тревожусь. – Всем своим существом Джосс чувствовала, что дом слышит ее и умоляет остаться.

– Нет, вы тревожитесь. Вы абсолютно нормальны, и знаете это. Вероятно, вы плохо спите, а когда спите, то вас мучают страшные сны. Сейчас стоит жаркая погода, и ваше будущее дитя сильно давит вам на желудок, как говаривала моя старая бабушка. В конце концов, ждать осталось не так уж долго. Какой у вас срок? Тридцать шесть недель? У вас все в полном порядке – если не считать дома – но сейчас, как мне кажется, для вас будет только полезно, если вы на время разлучитесь с ним. Но ничего страшного: Люк присмотрит за домом, Лин позаботится о Томе. Вам не о чем беспокоиться. Лин говорит, что не случится ничего страшного, если вы ненадолго съездите в Лондон навестить своих родителей. Я понимаю, что у них тоже не все идеально – ваша мать больна, но недавнее обследование показало, что в последнее время ее здоровье улучшилось, и они с отцом будут рады видеть вас у себя. Так что, мне кажется, поездка к родителям – хорошая идея и идеальное решение.

– Люк? – Джосс уставила в доктора тяжелый взгляд. – Скажи ему, что я не могу никуда ехать.

– Вы можете ехать, Джосс. Думаю даже, что должны. Хотя бы для того, чтобы немного сменить обстановку.

– Нет! – дико крикнула она, забыв о приличиях. Сделав над собой усилие, Джосс встала и прошла мимо Саймона, который, поднявшись, начал укладывать свои вещи в докторский саквояж. – Я не уеду. Не уеду. Прошу меня простить, но это мой дом, и я остаюсь здесь. – Босая, она пробежала мимо Люка, проскользнула в ванную и захлопнула за собой дверь. Джосс было жарко, но одновременно ее бил озноб, в животе, где-то под ребрами, возникла боль. Склонившись над раковиной, женщина ополоснула лицо холодной водой, потом посмотрела на себя в зеркало. Щеки горели, глаза были совершенно ясными и осмысленными, а на ресницах все еще висели слезинки.

– Они не могут вынудить меня бросить дом, – громко сказала она своему отражению. – Они не могут заставить меня уехать.

Она все еще слышала свой крик, продолжавший звучать в ее ушах и чувствовала на щеке восковой отпечаток розы, розы, которая исчезала, когда она просыпалась.

– Джосс? – В дверь ванной тихо постучали. – Выйди. Саймон уезжает.

Она глубоко вздохнула. Отбросив со лба волосы, она отперла дверь.

– Прошу прощения, Саймон. – Она вымученно улыбнулась доктору. – Признаюсь, я немного устала и выбита из колеи. Все, что мне нужно – это немного поспать. Мне так жаль, что Люк снова побеспокоил вас.