Чёрные следы от ее пальцев остались на его лице, а затем прочертили линию вдоль спины, освобожденной от рубашки. Словно его тело теперь было холстом, на котором она выводила свои колдовские узоры. В плавящем мареве охватившей их обоих страсти, он уже не мог думать ни о чем кроме ее рук и губ на своей коже, завороженный ее смелостью и открытостью его желаниям. В последний миг этого сумасшествия он сделал попытку отпрянуть, но услышал у виска ее прерывистое дыхание и шёпот теряющийся в полустоне: «Нет! Никому…» Она словно вложила в эти слова всю себя, не стыдясь своих истинных чувств, и ещё крепче прижалась к нему в своем неожиданном протесте, подарив невыносимо сладостное освобождение.
Вечер накануне его отъезда был тихим и молчаливым. Прекрасно сервированный ужин был ими почти не тронут. Свечи в высоких серебряных канделябрах бросали неяркие отсветы на две фигуры, стоящие у окна. За ним вновь медленно кружились мелкие искрящиеся звездочки снега. На Виктории было новое вечернее кремовое платье с изящной цветочной вышивкой по краю пышной юбки, а в волосы искусной рукой Рози вплетена белоснежная гардения.
Мельбурн подумал, как этот образ напоминает ему о весне, о юности, которая вернулась к нему за несколько волшебных дней, проведенных вместе с этой удивительной девушкой. Он пообещал себе, что приложит все силы, чтобы окончательно разобраться с делами и как можно скорее вернуться в Брокет. Он шептал ей на ушко самые нежные слова, словно хотел хоть как-то сгладить свою невольную вину за внезапный отъезд, понимая, что проницательная Вик догадывается, кто именно ждет его появления во дворце.
Она же тихо льнула к его груди, пытаясь запомнить его тепло, его силу, его запах, тот самый, с нотками амбры и гвоздики. Виктория еще не понимала до конца, где и как произойдет ее переход обратно в свое столетие, но почему-то с поразительной ясностью поняла, что этим вечером видит его в последний раз. Предчувствовал ли он то же самое?
Так или иначе, они еще долго стояли обнявшись в этот поздний час у заснеженного окна Брокет Холла, вглядываясь в глубокую темноту, затопившую кажется все до самого края — две блуждающие звезды, которым суждено было встретиться однажды, вероломно нарушив все законы Вселенной.
Глава 16
Она ощутила его присутствие сквозь утренний сон, когда Уильям почти бесшумно вошел в ее спальню. Почувствовала, как он склонился к ней, его дыхание и нежный легкий поцелуй, едва коснувшийся ее лба. Так целуют заспанного ребенка, когда не хотят расстроить его своим уходом. Пусть же все будет именно так, по-утреннему тихо и спокойно, без неуютного молчания, невысказанных фраз, скомканных признаний. Виктория так и не открыла глаз, хотя ей безумно хотелось обвить его шею руками, прижаться к щеке, поцеловать, слегка поправить его безупречный галстук…
Пусть он уедет сейчас, спокойный и сосредоточенный, не видя слез в ее глазах, потому что она чувствует, нет, уже знает — ей никогда не стать частью его мира.
Он еще немного полюбовался ею спящей, а затем также бесшумно удалился. Плотный ковер скрыл звук его шагов, превратив все произошедшее в часть сновидения.
Виктория поднялась с постели почти сразу, как только услышала легкий щелчок ключа в замке, и, накинув пеньюар, подошла к окну, откуда хорошо просматривалась подъездная дорожка. Экипаж уже ждал хозяина Брокет Холла, который появился через несколько минут, как всегда элегантный, подтянутый и немного чопорный. Мельбурн отдал краткие распоряжения дворецкому и слугам перед тем как сесть в карету, и облачко его тёплого дыхания растаяло в морозном воздухе. Виконт привык держать все под контролем, тем более сейчас, когда оставлял на их попечение столь дорогую ему женщину. Она непроизвольно поднесла руку к губам, боясь хотя бы звуком потревожить тишину спальни.
Глядя на его серьезное и сосредоточенное лицо сквозь переплеты оконного стекла, Вик подумала, что, наверное, именно таким его видит королева, когда он решает важные государственные вопросы и бывает у нее с ежедневным докладом. Она не могла не признаться себе в том, что если бы и королева питала к Мельбурну хоть малую толику тех чувств, что сейчас греют ее сердце, то держала бы этого потрясающего мужчину и премьер-министра страны при себе, вопреки здравому смыслу и наличию мужа.
При всей абсурдности и нереальности происходящего, Виктории хотелось бы встретиться со своей венценосной тезкой из XIX столетия. Наверное, их сходство было не только внешним. Вик интуитивно чувствовала еще что-то, более сильное и древнее, причудливо вплетенное в нити времен, воплощений и судеб, но не подвластное ее воле и непостижимое сейчас ее разумом.
Лошади тронулись, разнося копытами тонкий белый бархат вчерашнего снега, и экипаж с гербами вскоре совсем скрылся из виду. Она увидела длинную темную колею, оставленную колесами, и предательские слезы все-таки запросились на глаза, растворяя её уверенность в том, что, выбрав возвращение в будущее, она делает единственно верный для себя шаг.
Немного побродив по залитой утренним светом комнате словно в каком-то дурмане, Вик поняла, что ведет себя как потерянная дурочка. Надо в конце концов перестать жалеть себя, встряхнуться и вспомнить, кто она. Неужели хватило нескольких дней, чтобы превратить ее в слабое безвольное существо, не способное действовать и принимать решения?
Зябко кутаясь в пеньюар в остывающей к утру спальне, она вспомнила о Рози, терпеливо ждущей позволения войти, и о чашке горячего кофе, который ей сейчас так необходим. За утренним туалетом, пока камеристка как всегда проворно помогла ей одеться и справиться с прической, Вик заметила явно подавленное настроение девушки. О причине не трудно было догадаться. Приглянувшийся ей камердинер виконта, мистер Хопкинс, покинул Брокет Холл, сопровождая своего хозяина в Лондон. Вопросы были не нужны, они поняли без слов, что их сегодня объедининяют схожие переживания.
Не желая обременять кухарку приготовлением полноценного завтрака, Вик ограничилась свежими булочками с джемом и чашкой кофе, доставленными в ее спальню заботливой Рози. Дворецкий был немало удивлен, услышав от горничной просьбу молодой леди — принести последнюю по времени газету, прибывшую из Лондона.
По правде говоря, Виктории нужны были эти долгие утренние часы, чтобы взять себя в руки и свыкнуться с отсутствием Уильяма в доме. Без телевидения и Интернета надо было хоть как-то ориентироваться в «сегодняшнем» мире.
Общество Рози, тихо сидевшей в уголке с шитьем в руках, и пятничных выпусков «Times» и «Morning Chronicle» на столике с завтраком действовало на Вик умиротворяюще.
Подливая себе горячего кофе из серебряного кофейника и лакомясь отличными густыми сливками, она погрузилась в чтение. Передовица официозной напыщенной «Times» была посвящена далекому Китаю: «Как мы уже сообщали ранее, с начала декабря в Гуанчжоу возобновились англо-китайские переговоры. На них Цишань, назначенный наместником Лянгуана вместо Линь Цзэсюя, принял все требования Палмерстона кроме одного — официальной передачи Англии острова Сянган.»
Далее следовало ещё большее нагромождение имён и названий, с трудом удерживаемых в сознании, и Вик перевела взгляд на статью корреспондента из Франции. Заголовок этого объемного опуса привлёк ее внимание: «Франция отдаёт дань памяти своему Императору»: Продолжающиеся с 15 декабря в Париже официальные мероприятия… на днях состоялась торжественная церемония перенесения праха Наполеона, доставленного с острова Святой Елены, в парижскую гробницу собора у Дома инвалидов. Скорбящая Франция в едином порыве благодарности вышла на улицы города… полководческий гений, выразитель национальных интересов…» Смысл этого бесконечного набора эпитетов был уже предсказуем.
Она нашла следующую заметку: «Наш неутомимый и отважный исследователь Африки, сэр Дэвид Ливингстон отправился в Бечуаналенд в очередную экспедицию в качестве врача и надеется…» — Бог мой, а где это? — пронеслось в голове Вик, всегда считавшей себя знатоком географии.