Обаятельный камердинер лорда, казалось, не замечал присутствия девушки с момента их приезда в усадьбу. Ни словечка, ни взгляда за целый хлопотливый день, когда они случайно встречались у прачки или в гладильной, забирая вещи своих хозяев. Мистер Хопкинс, хорошо зная всех обитателей дома, был за общим столом само очарование, и старшая горничная, веснушчатая и сдобная телом Мэг нарочито громко смеялась его шуткам, показывая свои мелкие ровные зубы. Рози едва притронулась к флампудингу, рукотворному шедевру местной кухарки. Её здоровый молодой аппетит от происходившего вокруг пропал окончательно. К ужину она надела своё единственное выходное платье с кружевным воротничком, и пышной юбкой, отделанное по подолу тонкими розовыми ленточками. Самой себе Рози казалась просто неотразимой, но реакция на ее появление за столом была сплошным разочарованием. Местная немолодая прислуга была рада такому милому юному лицу и дружески ее приветствовала, а вот мистер Хопкинс не удостоил даже взглядом!

Виктории не потребовалось много времени, чтобы разговорить расстроенную девушку. Нуждаясь сейчас в дружеском участии и поддержке, она сама невольно стала утешительницей, и это заставило ее на время забыть о злополучном разговоре с виконтом и о послании Альберта. Чтобы успокоить свою молодую и неопытную в сердечных делах горничную, Виктория заверила ее, что неприязнь камердинера напускная — он вряд ли всерьёз затаил на неё обиду! От этих ободряющих слов та заметно повеселела. Быть может нравы 19 столетия не предполагали искреннего дружеского расположения между леди и ее горничной, но Вик было все равно. И пока Рози помогала ей приготовиться ко сну, они, позабыв о своих огорчениях, непринужденно по-девичьи болтали.

Закончив с вечерним туалетом и не в силах уже подавить навалившуюся усталость, Виктория отпустила горничную и погрузилась в спасительный сон.

============

Накинув на рубашку и узкие домашние брюки свой любимый халат и уютно устроившись на диване с рюмкой портвейна, Мельбурн решил поработать с документами. Но просидев некоторое время с бумагами в руках и так не взглянув на их содержимое, Уильям отбросил свои слабые попытки не думать о Виктории. Как же он ненавидел себя сейчас за несдержанность и менторский тон за ужином. Видимо возраст все же давал о себе знать: не следовало давать волю своему аристократическому снобизму, который вот так просто едва не разрушил все то милое, нежное, что, наконец, наполнило смыслом его одинокую жизнь. Виктория ещё так молода, так мало знает о неписанных правилах света и условностях, жёстко регламентирующих каждый твой шаг. Он может и должен ей помочь во всем этом разобраться… Мельбурн взял с каминной полки подсвечник и вышел в коридор, погруженный в плотную сонную тишину, нарушаемую лишь неведомыми шорохами и скрипами, которые были частью этого старинного дома.

На его легкий, но настойчивый стук в дверь спальни Виктории не последовало ответа. Тогда Мельбурн почти беззвучно повернул ручку и вошел. В этот поздний час он ожидал слез в подушку, упреков, в конце концов бессонницы — так повела бы себя любая знакомая ему дама. Но то, что он увидел, в очередной раз заставило его брови ползти вверх, а удивленный хмык сам вырвался из груди.

Виктория мирно спала на широкой кровати почти у самого края, свернувшись уютным калачиком, обнимая одной рукой подушку, а вторую беззащитно свесив вниз. Сон ее был глубок; радости, треволнения и огорчения этого длинного дня, наконец, отступили, едва ее щека коснулась прохладной подушки. Единственная свеча, оставленная на каминной полке, почти догорела и едва освещала полумрак комнаты.

Эта безмятежная картина немало позабавила Мельбурна. Ведь хозяйке спальни явно не требовалось утешение, которое он по-джентльменски пришёл ей предложить.

Уильям осторожно приблизился к кровати и отеческим движением подтянул одеяло чуть выше. Бережно убрав каштановую прядку, он коснулся губами ее лба и осторожно по мягкому ковру двинулся в сторону двери. Резкий звук треснувшего от пламени сухого полена, казалось, мог пробудить кого угодно. Виктория же недовольно завозилась во сне и сползла ещё ближе к краю. Реакция Мельбурна была мгновенной: он в три широких шага пересёк комнату, откинул одеяло и, чуть приподняв девушку под сонные коленки и лопатки, подтащил к безопасной глубине кровати. Она улыбнулась во сне, прошептав «Уильям» почти в самое его ухо, а после продолжила досматривать свой упоительный сон.

Уйти от неё, такой юной и желанной, он уже не смог и, скинув бархатные домашние туфли и халат, осторожно устроился рядом, спиной к изголовью, на высоко взбитой подушке. Ему не привыкать спать в одежде и полусидя — чуткий сон был его верным спутником уже много лет.

Он смотрел на девушку, безмятежно сопящую около него, и долго еще не мог сомкнуть глаз. В ней было столько непосредственности, столько искренней юной энергии и отчаянной смелости, что сердце Мельбурна восхищенно замирало. Она была непостижимой, она была дерзкой и, быть может, слишком самостоятельной для этого века. Он чувствовал, нет, знал наверняка, что иногда она будет совершенно невыносимой, но он все простит ей лишь за одну улыбку, лишь за возможность слушать ее легкое дыхание рядом.

Открыв глаза в едва освещенной солнцем комнате, Вик с удивлением сфокусировала взгляд на знакомом красивом лице с точеным профилем. Сон сморил Мельбурна почти под утро, и сейчас его веки были крепко сомкнуты, а тревожная складка на лбу совсем разгладилась. Виктория улыбнулась такому неожиданному и приятному соседству. — Значит, Его Светлость сам пожаловал мириться, — не без удовлетворения подумала она. Должно быть, очень неудобно проводить ночь в такой стесненной позе. Этот поступок сказал ей красноречивее любых слов или признаний то, что Уильям сожалеет об их размолвке и даже готов идти на компромисс.

Она осторожно, почти не касаясь, провела пальцами по его густой темной шевелюре с проблесками серебра. Его сон оказался неожиданно чутким. Уильям медленно открыл глаза, несколько раз моргнул, смахивая последние остатки дремоты, и рука Вик была тут же задержана нежным поцелуем в запястье. «Доброе утро!» сказали они почти одновременно, глядя друг на друга. Он прошептал ей на ушко что-то про старого дурака, а она в ответ со смехом замотала головой, не дав ему продолжить. Повисла восхитительная, наполненная невысказанный чувствами тишина. Но вот деятельная Вик протянула руку и ловко нашарила какой-то маленький предмет на прикроватном столике, и его уха коснулся маленький белый наушник, из которого доносились будоражащие слух ноты знакомой, но совершенно по новому звучащей мелодии.

— Не знал, что музыку возможно услышать таким способом. Хотя, после того, что я увидел в вашем столетии, мне уже проще принимать такие вещи, — сказал он с удивлением.

— Я подумала, что Вивальди в современной обработке не будет для Вас столь шокирующим, как другие записи. Но если Вы не против, мы можем послушать и другие треки- предложила она просто.

— Пожалуй, этого достаточно. Боюсь, что пока не готов воспринимать подобное, но обещаю исправиться, — сказал он с улыбкой, не выпуская ее пальцы из своей тёплой ладони.

— Обещаете исправиться, лорд Мельбурн? А как же многолетние принципы, столь далекие от моих представлений? — с хитрецой во взгляде переспросила Вик.

Он ответил ей нежным поцелуем. Вик инстинктивно потянулась к нему, и ей тут же захотелось забыться в его умелых и ласковых руках. Но беглый взгляд на часы заставил их с сожалением оторваться друг от друга. В девять утра был назначен их выезд на прогулку. Совсем скоро появится Рози, а следом за ней и экономка, которой было поручено подобрать для Виктории костюм для верховой езды.

Утро вступало в свои права: по дому уже бесшумно перемещались слуги, и Мельбурну надо было покинуть гостевую спальню незамеченным.

Лишь двое слуг в этом доме знали тайну виконта и его гостьи, но им можно было доверять. В будуаре, расположенном рядом со спальней, чинно расположившись в креслах, Рози и Хопкинс почти час ожидали их пробуждения. Когда за стеной раздались негромкие голоса, они постучали и, получив разрешение войти, вместе приветствовали своих хозяев. В руках у Хопкинса был домашний сюртук лорда и ключ от потайной двери, ведущей из будуара секретным коридором к его спальне. Дверь была практически незаметной в вычурной обшивке старинных стен.