- А что мне еще говорить…

- Правильно. Тема исчерпана. Молчание… Нет, дочка, ты мне открылась, теперь моя очередь. Слушай, жизнь сложна, но и несовершенна. И мы в этой жизни не случайные гости, а бойцы. Так уж повелось, что у бойцов не спрашивают, кем бы они хотели быть, чем бы желали заниматься. Наше дело бороться за то, чтобы жизнь стала лучше. Я, сама знаешь, только и занимаюсь тем, что разных подонков и сволочей вылавливаю. А душа у меня, между прочим, к другому лежит. Если бы жизнь была идеальной, если бы не было на земле врагов рабочего класса, я знаешь бы чем занимался? Не поверишь, засмеешь… Я бы растения домашние выращивал…

- Цветочки?!

- Это для человека непосвященного они цветочки, травки, кустики. А у них имена есть, да еще какие… Мирзина африканская, санхезия благородная, бегония королевская, рафиолепис индийский, арегелия представительная… Вот так-то, милая. Я недавно роман одного американца прочитал про сыщика Ниро Вульфа. Толковый такой сыщик, ленивый, правда. Так он, дочка, не только всякие убийства раскрывает, но и выращивает орхидеи самых редких, самых знаменитых сортов.

Нелли ласково положила руку на плечо Каирова. Тихо и очень искренне сказала:

- Мирзо Иванович, вы хороший…

- Хороший, хороший… Лучше некуда. А бедные цветочки возрастают сиротинками.

Они вернулись в комнату.

Золотухин поставил на пластинку круглую, как луковица, мембрану, спросил:

- Подходит?

Песенка была глупенькая, но очень модная в довоенное время. И мелодия была простенькая, приятная. Вадим Козин пел слащаво, по-женски. Однако настроения песня рождала мирные, беззаботные. И слушать ее было приятно.

- И напьюсь же я сегодня! - сказала Нелли.

- Дома можно, - согласился Каиров.

- А кто будет стол убирать? - спросил Золотухин.

- Вот так всегда, - сказала Нелли. - Сплошная проза…

Им не пришлось долго сидеть за столом, предаваться воспоминаниям. Позвонил дежурный по отделению милиции. Сказал, что вернулся старшина Туманов.

- Пришлите машину, - приказал Золотухин.

Каиров решил ехать с ним, чтобы еще сегодня побеседовать со старшиной.

Нелли сказала:

- Мы увидимся, Мирзо Иванович. Вы же не уедете не попрощавшись?

- Конечно, нет. Мы еще отведаем твоего вина, Нелли. Это я говорю, Каиров. А Каиров всегда держит слово.

Старенькая «эмка», похожая на черепаху, неуклюже развернулась и подкатила к калитке. Она пыхтела. И газ возле стоп-сигнала клубился красный.

Золотухин и Каиров сели на заднее сиденье.

Каиров сказал:

- Черствый ты человек, Золотухин. Может, слова мои покажутся тебе давно известными. Но женщины - это цветы. Розы, гранат, персик. Они требуют внимания, заботы, восхищения.

- Мужчины - камни. Цемент, бетон. Седьмой год живем… Она меня ни разу по имени не назвала. Все Золотухин да Золотухин… Наверно, и не знает, что Дмитрием зовут.

ПРОВЕРКА

Услышав слово «милиция», Марфа Ильинична напряглась, побелела лицом. Сутулая фигура ее, окаменевшая, будто бы потянулась к выкрашенную полу. И руки висели как плети.

За дверью переминались нетерпеливо: явно несколько человек. Кто-то сопел, покашливал.

Марфа Ильинична мотнула головой, стряхнула с себя оцепенение. Шепнула:

- Открывай не торопясь.

Быстро, словно ветер, подхватила со стола баул. Сунула его в пустую духовку. Метнулась в другую комнату: ну конечно же, грязную одежду бросил Жан прямо на стуле. Марфа Ильинична - разом брюки и куртку в шкаф. Все в полном порядке. Все?!

Кирпич, оранжевый, заметный, остался лежать на столе, бросая тень на чистую голубоватую клеенку.

Первой мыслью Марфы Ильиничны было схватить кирпич и сунуть его хотя бы под стол. Но два милиционера - один повыше, помоложе, другой - пожилой, с усами, - уже вошли в комнату.

Молодой приветливо сказал:

- Добрый вечер, хозяева.

- Спасибо, здравствуйте, - ответила Марфа Ильинична, расплываясь в улыбке.

- Одни в доме?

- Господи, спросят же… А кто еще у нас может быть? В такое-то время. До войны, когда муж, царство ему небесное, жив был, гостей мы часто принимали. Любил он компанию… Да вы садитесь, сынки. В ногах правды нет!

Младший сел. Подозрительно посмотрел на кирпич. Дрогнул взгляд у Марфы Ильиничны, что-то похожее на тень коснулось углов рта. Однако, пересилив себя, она выдавила стеснительную улыбку. Сказала тягуче:

- Извините уж… Не прибрано. Потому как гостей не ждали. А нынче прострел у меня в хребте. Так и ноет, и ноет… Надумала кирпичину прогреть. Да в постель с собой. Хорошее народное средство.

- Грелка лучше, - сказал милиционер с усами.

- Не скажу… - возразила Марфа Ильинична. - Грелка, она пар выделяет. А при простреле пар - что ни есть яд!

- Принесите паспорта и домовую книгу, - сказал молодой милиционер.

- Для чего, милый? - всплеснула руками Марфа Ильинична. - Чай, нас не знаете? Со дня рождения безвыездно и безвыходно в городе живем.

- Не волнуйтесь, мамаша. Пора привыкнуть. Обыкновенная проверка документов.

- Сей минут, сей минут, - Марфа Ильинична торопливо направилась в другую комнату. Милиционер с усами пошел вслед за ней.

Молодой милиционер поднял кирпич, подержал его на весу и, словно убедившись, что он не из золота, положил на клеенку. Барабанщик Жан стоял, прислонившись к косяку двери, ни живой ни мертвый.

- Квартиранты имеются? - спросил молодой милиционер.

- Нет, нет, - быстро ответил Жан.

- На чердаке кто прячется?

- Он заколочен, чердак…

- Тоже непорядок. А если пожар?

- Пожар? - переспросил Жан и заморгал часто, будто собираясь расплакаться.

- Именно пожар, - назидательно повторил милиционер и добавил: - Расколотить надо.

- Сейчас?

- Можно завтра.

- Обязательно, - поспешно заверил Жан и при этом почему-то поклонился.

- Придем проверим.

Марфа Ильинична положила на стол домовую книгу и два паспорта. Пришел и милиционер с усами. Доложил:

- Посторонних нет.

- Ну и ладно.

Молодой милиционер деловито перелистал домовую книгу. Посмотрел паспорта. Встал:

- Извините за беспокойство, хозяева. Спокойной вам ночи!

- Спасибо, сынки. Вам тоже.

Марфа Ильинична проводила милиционеров др двери. И только когда щелкнул замок, а потом и задвижка, Марфа Ильинична облегченно вздохнула. И перекрестилась.

ПЕРВЫЙ ЧАС СУТОК

Часы в шестигранном футляре из темного полированного дерева висели на противоположной стене. Каиров видел, как большая стрелка под круглым выпуклым стеклом сползла с цифры «двенадцать» и стала клониться к цифре «один».

Старшина Туманов - мужчина сорока лет - несколько удрученный разговором с начальником милиции, настороженно и вопросительно смотрел на незнакомого тучного полковника.

- Вы садитесь, товарищ Туманов, - сказал Каиров, всматриваясь в лицо старшины, рябоватое и плоское.

- Ничего. Я постою, товарищ полковник, - уважительно ответил старшина, полагая, что приглашение начальника не более чем вежливость, что рассиживать ему, старшине Туманову, нет никакого резона.

- Садитесь, - настоял Каиров. - Вот так… Старшие знают, что говорят. Правильно?

- Так точно.

- У меня к вам вот какой вопрос: расскажите, где вы несли службу вечером четырнадцатого марта? Что произошло на вашем участке?

- Это вы про машину, которая офицера сбила? - догадался Туманов и тяжело вздохнул.

- Совершенно верно.