Первый помощник Боузи выдержал паузу, но скорее для почтительности, чем по необходимости. Он все понял еще в тот момент, как только увидел несущийся наперерез пиратский корабль, все остальное время пытаясь лишь сохранить лицо. А может, и жизнь – капитан Джазбер не знал жалости к трусам и паникерам.
- Ни единого узла, сэр. Мы перегружены, к тому же, корпус едва выдерживает поперечную нагрузку. Если наберем хотя бы узел, «Саратога» развалится на доски... И ветер нам не сменить, на этой высоте дует лишь Кроткий Пересмешник, а он весьма неспешен. Возможно, мы еще можем спуститься ниже и попытаться укрыться в облаках…
Челюсть капитана Джазбера скрипнула. Нехороший это был скрип, зловещий, как у взводимого курка.
- Поздно. Слишком жидки, чтобы в них укрыться. Нас попросту накроют картечью. Растерзают вперемешку с облаками.
Стоящие на шканцах офицеры не считали нужным говорить вполголоса, оттого Тренч со своего места слышал их разговор даже не напрягая слуха. Более того, впитывал каждое брошенное слово с удовольствием, как умирающий от жажды впитывает благотворный дождь из задетой мачтой грозовой тучи. Удивительно, но даже страх в этот миг пропал, шмыгнул в какое-то убежище из наваленных камней глубоко в душе. Это было удивительнее всего. Тренч привык считать, что страх – слишком сильное чувство, заглушить которое невозможно ничем иным. Даже голод, холод и жажда, уж на что сильны, не способны с ним тягаться.
Страх перед капитаном Джазбером оказался столь силен, что ни одно чувство не могло его затмить. Тренч боялся капитана Джазбера с того дня, когда увидел его, и с тех пор боялся постоянно, вне зависимости от того, что испытывало и чувствовало его тело. Вжималось ли оно тщетно в канаты, пытаясь спастись от рассветного холода, норовящего содрать беззащитную кожу со своей жертвы, как акулья свора, хрипело ли горлом, тщетно пытаясь всухомятку перемолоть кусок соленой рыбы, разрывающий в кровь дёсна, или беззвучно выло, терзаемое муками голода, страх перед капитаном оставался прежним. И только сейчас, на пороге гибели, он немного отступил, прикрытый густеющей с каждой минутой тенью пиратского паруса.
Тренч впервые улыбнулся. Губы распухли от соли и жажды, разбиты в кровь, но улыбаться они были еще способны. И Тренч улыбался. То, что убило страх, называлось знанием. Он знал, что «Саратоге» не уйти. Слишком старый корабль, слишком ветхий такелаж, слишком забиты трюмы, слишком мала скорость. Это значило – никак не успеть. И это грело душу даже здесь, на высоте неполных шести тысяч футов.
Возможно, вскоре он увидит, как голова капитана Джазбера покатится по палубе, дребезжа железной челюстью и оставляя вмятины на досках… А может, его просто швырнут за борт, в вечно распахнутую безбрежную пасть Марева, алую, как свежая, не начавшая сворачиваться, кровь. Тоже неплохо. И неважно, что следом швырнут самого Тренча. В общем-то, уже и все равно, что швырнут… Куда ему бежать? К пеньковой петле на Шарнхорсте? То-то же… Тренч улыбался и ничего не мог поделать с этой улыбкой, кривой, разбитой и беспомощной.
Капитан Джазбер тоже все понял очень быстро. Это задача капитана – все очень быстро понять. И он понял. А поняв, не стал паниковать, оставшись спокойным и уверенным в себе, точно утес, возвышающийся меж колыхающихся облаков. Быть может, подумалось Тренчу, именно это ледяное самообладание помогло ему прослужить на флоте столько лет и не быть растерзанным собственными матросами, а вовсе не ореол страха, распространяемый им.
- Мистер Боузи, распорядитесь отпереть оружейный шкаф и выдайте команде мушкеты.
Старший помощник осмелился возразить капитану. Возможно, впервые за свою долгую жизнь.
- Но сэр. У них пушки. Я заметил не меньше дюжины карронад[15]. Мушкеты против пушек… Если позволите…
- Не позволяю, - отчеканил капитан, его челюсть издала отрывистый стальной щелчок, как бы ставя точку в разговоре, - Ведите корабль и выжимайте все, что возможно. Даже если он рассыплется в крошево, даже если вам придется заставить матросов пердеть в паруса, действуйте, если это поможет нам прибавить хотя бы половину узла!
Пальцы старшего помощника Боузи суетливо, в восемь касаний, начертили на груди кителя священный абрис.
- Да поможет нам Роза Ветров, сэр.
- В компостную яму вашу Розу, мистер Боузи! Лишь безвольный планктон покоряется течениям ветра и плывет по ним, настоящий небоход лишь меняет паруса!
А потом взгляд капитана Джазбера наткнулся на Тренча, забившегося между канатными бухтами, и тот ощутил, как трепещущая на губах улыбка примерзает к зубам. Взгляд капитана мгновенно полыхнул белым. Неприятное, жуткое зрелище. Точно смотришь через подзорную трубу за взрывом крюйт-камеры[16] на далеком корабле. Короткая белая вспышка – и медленно вспухающие, похожие на грязно-белые облака, мантии…
- Вы улыбаетесь, мистер Тренч? Вы полагаете, что пираты – это ужасно весело?
Тренч хотел бросить ему в лицо какое-нибудь ругательство. Теперь, на пороге смерти, это было позволительно. Не смог. Замерзшее и уставшее тело не слышалось. Могло только бессмысленно улыбаться. Но, кажется, большего и не требовалось. Разбитая и беспомощная улыбка Тренча взбесила капитана Джазбера не меньше, чем алое полотнище с двумя акулами-молотами.
- Вам, кажется, смешно, мистер Тренч?
Ему потребовался один шаг, чтобы оказаться возле Тренча, один короткий шаг, резкий, как порыв ветра, и такой же незаметный. Миг, и палуба вдруг закачалась где-то далеко под ногами, а горло стиснуло с такой силой, что хрустнули шейные позвонки. Руки капитана Джазбера, в отличие от его челюсти, были из обычной плоти, но своей силой могли соперничать с любым металлом. Он вздернул Тренча одной правой, как рыбаки поднимают на леске только что выловленную рыбу вроде мелкого костистого карася. Трепыхаясь в его хватке, Тренч и сам чувствовал себя рыбой. Совсем мелкой рыбешкой, которую можно выпотрошить одним движением, чтобы швырнуть на скворчащую сковороду.
Лицо капитана Джазбера оказалось совсем рядом. Побледневшее от ярости, с пылающими глазами, скрежещущее железными зубами.
- Запомните, мистер Тренч, этот корабль вы не покинете, даже если он рухнет в Марево, я лично позабочусь об этом. И если вы думаете, что пираты каким-то образом облегчат вашу участь, лучше бы вам сигануть за борт самому. Пираты не берут пленных. И если вы окажетесь в их лапах, пределом ваших мечтаний станет танец на рее с петлей вокруг шеи.
Тренч пытался что-то сказать, но это оказалось не проще, чем пропустить воздух через пережатый намертво шланг. Получалось только беспомощное шипение.
- Кхшм… Мкшш…
Капитан Джазбер разжал пальцы, позволив своей жертве упасть на палубу, судорожно кашляя и держась за горло. Тренч ударился затылком о шершавые доски, но даже не заметил этого, до того здорово было снова дышать, втягивая в себя проникнутый плесенью, рыбьим жиром и дегтем воздух. Воздух. Больше воздуха. В этот миг ему даже не думалось о том, что «Саратогу» окружает невообразимое количество воздуха, свободно текущего во всех направлениях. Воздуха, который не окажет никакого сопротивления, если какой-то силе вздумается приподнять его и швырнуть за борт, подобно пустой бутылке или картофельной шелухе…
Тренч стиснул зубы, отчего воздух приходилось втягивать в себя со свистом. Он не сдастся. Не станет просить пощады или бормотать извинения. Даже сейчас, ослабевший от голода, пропитанный до костей палубной сыростью, дрожащий от холода и задыхающийся, он внутренне ликовал, как будто одержал крупную победу. Пусть на миг, он увидел ненависть и страх самого капитана, обычно хранящиеся внутри его оболочки тщательнее, чем порох в крюйт-камере.
Капитан Джазбер оправил на себе китель и улыбнулся. Его наполовину металлическая улыбка была страшной, как оскал старой акулы.
Страх, окружавший его мучителя, в этот миг был столь плотен, что Тренч готов был поклясться – здесь не обошлось без магии. Однако капитан Джазбер не был магом ни в малейшей степени. Он был самоуверенным и знающим себе цену ублюдком. Но в бескрайнем воздушном океане этого было достаточно.