- Верно. Одно из самых омерзительных творений Розы. Не моих. Биологические механизмы, чьи помыслы мертвым узлом связаны с наживой. Пираньи не умеют размышлять, Ринриетта, пираньи не прокладывают курс и не планируют. Они просто пожирают все, что оказалось поблизости, все, в чем они чувствуют теплую сладкую кровь. Им не нужны великие цели, им нужно трепыхающееся мясо. Знаешь, почему пираньи еще не истребили все сущее в небесном океане?.. Они слишком слабы, чтоб противостоять ветру. Как иронично, большие зубы - но маленькие плавники. Ветер – это единственное, что мешает им наброситься на обитаемые острова и их население. Но что случится, если в один прекрасный день пираньи научатся идти наперекор ветрам?..

- Сожрут все, наверно, - равнодушно произнесла Ринриетта.

- Да, - старик снова провел пальцем по усу, глядя в небо, - Сожрут все на высоте в тысячу футов, потом поднимутся до двух и сожрут все там, потом три, четыре, десять… Они будут подниматься и подниматься в поисках новой добычи, оставляя за собой лишь обглоданные кости. Рано или поздно они сожрут даже высокомерных апперов вместе со всеми их чудесами. А что потом, Ринриетта?

- Что потом?.. – эхом спросила она.

- Пираньи оглянутся и увидят, что сожрали все живое в небесном океане. И тогда они ринутся еще выше – чтоб сожрать само небо вместе с солнцем и звездами. Я уже сказал, это очень тупые рыбы… Они будут подниматься на те высоты, где ни одно живое существо не способно дышать, но жадность и страсть к наживе все равно будут толкать их выше. Хотя бы на фут. Хотя бы на дюйм. И до самой последней секунды, до того мгновенья, когда последняя пиранья не испустит последний вздох, они так ничего и не поймут. Так уж они устроены.

- Ну и что ты имел в виду?

- Вы любите отождествлять себя с умными или грозными рыбами. С дельфинами, акулами, китами… Но по своей сути вы всегда останетесь пираньями.

- Уж лучше быть пираньями, чем кетой, разве не так?

- Что это значит?

- Неважно.

- Ты сказала, что я плохо вас знаю, но это не так. Я успел хорошо вас изучить – за тысячи-то лет… Вы меняете мир не потому, что хотите его изменить, а потому, что жаждите его использовать. Вы покоряете земную твердь, вы покоряете ветра и высоты, не замечая, что уже не можете остановиться. Вы встаете на цыпочки и тянетесь, чтоб зачерпнуть из богатств Розы еще немного. Хотя бы на фут больше. Хотя бы на дюйм. Вы ведь давно перестали задумываться о том, где она, та высота, на которой вы больше не сможете сделать ни единого вдоха…

- Ты решил заболтать меня до смерти, раз уже не вышло запугать?

- Нет. Всего лишь предупредить. Вы так боитесь того, что я изменю привычный вам мир, не замечаете – он уже давно и непоправимо изменился. Этот шут из «Восьмого Неба», который возомнил меня послушным инструментом… он ведь был прав, хоть и глуп, как все пираньи. Он тоже предчувствовал приход новой эпохи. А она придет, с ним или без него.

- Мир всегда менялся, - возразила Ринриетта, прижимая к груди светящуюся сферу, - С первого своего дня.

Старик улыбнулся. Из-за алого тумана в глазах выглядело это жутко, Ринриетта едва не попятилась от него. Но он не пытался казаться угрожающим. Это было чудовище в человеческом обличье, но чудовище не кровожадное, как ей сперва показалось. Скорее, очень старое и уставшее. Сродни доисторической рыбине, которая никак не может умереть и наблюдает за копошением жизни мутными, давно уже ничего не видящими, глазами. Сейчас оно смотрело на сферу в ее руках.

- В этот раз он будет меняться так стремительно, что заметят даже твои современники. А тот, что придет ему на смену, будет казаться не менее чужим, чем Марево. Управлять им будут не адмиралы и короли, а финансовые компании и промышленные воротилы. Гомункулы перестанут следить за ветрами, они будут просчитывать курсы биржевых акций и услаждать своих хозяев непристойными картинками. Люди перестанут выходить в небесный океан, чтоб довериться Розе Ветров, бросить вызов судьбе или увидеть новые слои атмосферы. К чему? Современные корабли будут доставлять на острова все необходимое для жизни, а гомункулы – показывать места, в которых вам лень будет побывать. Границы между островами сотрутся, но вместо них возникнут тысячи других, куда более глубоких – границы между мужчинами и женщинами, здоровыми и больными, работящими и лентяями. Избавившись от необходимости противостоять ветру, вы неизбежно начнете противостоять друг другу, отыскивая для этого малейшие поводы – в истории, во взглядах на жизнь, в литературе, погоде, даже музыке… Разобщенные, самоуверенные, жадные, убежденные в том, что весь мир вам чем-то обязан, как долго вы будете оставаться людьми?

Ринриетта попыталась задержать взгляд на каком-нибудь облаке, но это оказалось непросто – они перли друг за другом почти всплошную, время от времени сливаясь в бесформенные комья или, напротив, разлетаясь в разные стороны. Как стайка нетерпеливых жадных рыбешек, слепо несущихся куда-то вперед, не задумываясь и не оглядываясь.

- Как тебе такой мир, Ринриетта? В нем больше не будет бесстрашных адмиралов и упорных исследователей. Не будет благородных королей и дерзких небоходов. И уж конечно, там не будет пиратов. Может, ты думаешь, этот мир отблагодарит тебя за то, что ты дала ему возможность выжить? Нет, Ринриетта, не отблагодарит. Вместо благодарности он убьет тебя.

- Что? – Ринриетта заморгала. Светящаяся сфера в руках вдруг налилась тяжестью, словно пушечное ядро, - Опять пытаешься меня запугать?

Древнее чудовище в обличье седого старика покачало головой.

- Ты умрешь, - произнесло оно спокойно, - И довольно скоро. Не от моей руки. Причем умрешь нелепо и глупо, совсем не геройской смертью – такое не записывают в пиратские легенды. Ты ведь и сама чувствуешь это, разве не так? Последний акт.

По ребрам прошла холодная дрожь. Марево умеет убивать, умеет искажать и пугать, но одного оно не умеет – лгать.

- А ты, значит, меня спасешь?

Вновь пожатие плечами. В точности так же пожимал плечами Восточный Хуракан.

- Да. Сделаю величайшим небоходом из всех, когда-либо вдыхавших воздух небесного океана. Подчиню тебе все ветра, сколько их есть в мире. Неужели это плохое предложение?

Он протянул руку ладонью вверх. Терпеливо ожидая, когда она вложит в ладонь светящуюся сферу. Не настаивал, не грозил, не торопил. Просто ждал.

- Весьма… весьма интересное, - Ринриетта нахмурилась, взвешивая сферу в руке, - Тем более, что мир не очень-то меня любил. Значит, я стану хозяйкой ветров?

- Всех до единого.

- Величайшим пиратом?

- На фоне легенд о тебе будут меркнуть даже звезды. И ни одна из этих легенд не будет лживой.

- Что ж, предложение кажется мне дельным, - Ринриетта протянула ему сферу, теплую, как весеннее солнце Каледонии, - Однако ты забыл то, что знал мой дед, настоящий Восточный Хуракан.

Он озадаченно моргнул, заметив ее улыбку.

Резкую и презрительную улыбку, острую, как абордажная сабля.

- Что?

- Только дурак заключает договор с пиратом. Слову пирата нельзя верить.

Она размахнулась и изо всех сил швырнула сферу о палубу.

* * *

Она не знала, чье сознание породило тот мир, в котором она оказалась, но он определенно был хуже всех предыдущих. Состоящий из одних острых углов, пропитанный ядовитыми миазмами и гарью, он обрушился на Ринриетту со всех сторон, скрежеща и шипя на тысячу голосов. Этот мир был больным, умирающим миром, она отчетливо ощущала агонию в его хриплом механическом вое, агонию и нестерпимую боль.

Глаза разъедало дымом, сердце прыгало в груди глиняным комком, но она все-таки сумела подняться на ноги. Без сомнения, этот мир был реален – он оставлял на пальцах самые настоящие ожоги и порезы, но Ринриетта все равно не сразу смогла вспомнить, где находится.

«Барбатос». Капитанская рубка.

Она судорожно оглянулась, ища опасность, но не нашла ее. Ни рыбоголового чудовища в обрывках платья, ни пугающего старика с пустыми глазницами. Только она одна. Если не считать… Ринриетта уставилась на обломки деревянных досок возле собственных сапог. Судя по всему, прежде они были бочонком – совсем небольшим, не больше галлона. Среди щепок и бронзовых заклепок, исписанных незнакомыми символами, она разглядела горсть серого съеживающегося порошка. Все, что осталось от амбиций и разума самого могущественного существа в небесном океане.