Именно в этот миг вытесненные с верхнего этажа выворотни в смятении устремились на чердак, чтобы занять последний рубеж обороны у бронзовой решетки, которая перекрывала вход на крышу. Во мраке на лестнице столкнулись две волны, и взбешенные поражением шерны ударили сверху на выворотней, гоня их вниз, в гибельную атаку. Попав меж двух огней, выворотни обезумели. Подавляемая страхом и почитанием ненависть к господам, которые только и знали что помыкать верными рабами, полыхнула с непоборимой силой. И, не обращая внимания на оружие в руках людей, несущее смерть снизу, выворотни повернули фронт наверх в отчаянном нападении на своих отцов и поработителей.

Схватка была короткой. Не выдержав натиска, шерны снова оказались на крыше, открыв дорогу туда и выворотням. Но там их встретил убийственный огонь Победоносца. Рассвирепевшие, утратив всякую надежду на спасение, шерны взмыли в воздух и тучей громадных, безобразных грифов ринулись на Марка, положив выместить на этом ужасном великане хотя бы свою неминучую гибель.

Было их не больше десятка, но не ожидавший нападения Победоносец наверняка был бы сражен, если бы не лучники у его ног, которые с неслыханной сноровкой прошивали стрелами устремившихся на него убийц. И все же он получил несколько страшных ударов током от рук нападающих. А один шерн даже изловчился впиться Победоносцу в грудь и, задушенный рукой великана, висел на нем, удерживаясь мертвым зацепом когтей и клюва.

Ослабевший, обессиленный долгим сражением, Марк не устоял на ногах и сел, но тут с башни прозвучал торжествующий клич. Выворотни были перебиты, люди полностью овладели крепостью.

Продолжал отбиваться один только Нузар, былой подручный Авия с багровой отметиной на роже. Он вскарабкался на один из трех шпилей башни и оттуда швырял плитами черепицы в тех, кто пытался его достать. У сражавшихся в башне не было с собой ни луков, ни пращей, крикнули оставшимся внизу, чтобы доставили наверх оружие, но пожар, внезапно вспыхнувший на нижних этажах, вынудил победителей отступить с крыши.

Нузар остался один. После ухода людей он спустился со шпиля и сел на карниз, хладнокровно ожидая смерти. Победоносец снизу заприметил его и крикнул, что он будет цел и невредим, пусть спасается от пожара. Выворотень медлил, видимо не веря в обещание, но когда Марк повторил свои слова, вытащил из укрытия связку веревок, закрепил конец на карнизе и спустился с горящей башни в самую гущу толпы. Пока он висел в воздухе, несколько лучников натянули тетивы — уж больно была доступна цель, но Марк вовремя удержал стрелков, крича, чтобы строго блюли данное им слово.

— Этот выворотень — моя собственность! — громко крикнул Марк. — Кто его тронет, тот будет иметь дело со мной!

Выворотень спустился на землю, но все еще не верил в свое спасение, жался к горящей башне, враждебно поглядывая на обступивших людей.

К нему подошел Элем:

— Ступай к Победоносцу, поганый пес!

Нузар заворчал, но двинулся за первосвященником сквозь толпу, которая расступалась, не скрывая ненависти и отвращения к выворотню.

Марк, все еще сидя на земле, сделал Нузару знак приблизиться.

— Владыка, он не связан: держи огненный бой наготове, — предупредил Элем.

Вернувшийся из гавани Ерет расхохотался.

— Так свяжем, — сказал он и метнул аркан, целясь накинуть петлю на шею выворотня.

Но опоздал. Отбив аркан левой рукой, Нузар выхватил правой нож из-за пазухи и молниеносным прыжком напал на Победоносца, метя в его незащищенную шею.

Марк уклонился от удара, схватил выворотня за руку с ножом и поднял высоко над головой. Нузар пустил в ход зубы, но дотянулся только до рукава Марковой куртки и впился в него клыками.

— Смерть ему! — раздались отовсюду ненавидящие голоса.

— Пусть живет, — ответил Марк. — Сгодится мне для зверинца. Дайте-ка чем связать.

Выворотень извивался в могучей хватке Марка, но звука не проронил и не противился, когда Марк накрепко стягивал ему руки за спиной.

Стянул и бросил конец веревки Ерету:

— Отведи его в собор, в тот чулан, где приковали шерна. И стереги. Когда буду возвращаться на Землю…

Не договорил — засмеялся, предвкушая, что за удивительные экземплярчики доставит домой.

На том битва и кончилась. Кроме пленного выворотня, не уцелел ни один из обитателей замка.

А тут стала стихать и гроза, которая бушевала все это время. Лишь к северу, вокруг высокого конуса Отеймора, еще ходили и клубились черные тучи, оттуда доносились раскаты удаляющегося грома, а над морем и над городом на бледном по-лунному небе уже ярко светило солнце.

Сопровождаемый праздничным шествием, Марк возвращался в собор. Смотрел на это солнце и дивился: оно еле добрело от восхода до зенита, а произошло уже столько событий. На рассвете он впервые увидел издали стены этого города, утром его приветствовали на паперти собора, и вот теперь провожают в этот собор, как домой, и славят как победителя в двух кровопролитных сражениях и как самодержавного властелина всея Луны.

Это было так непостижимо, так внезапно и в то же время так естественно проистекало одно из другого, что он невольно улыбался, воспринимая происшедшее как сон. В действительности-то от рассвета до этой минуты по земному счету прошло больше недели, это только в его владениях миновало полдня. И впрямь было бы похоже на волшебный сон, если бы не этот ликующий народ, который стелет ему под ноги зелень, и если бы не этот густой дым над развалинами и пепелищами, который мешается с грозовыми тучами на севере.

Поднявшись на паперть, Марк велел всем разойтись по домам. Но хотя он выразился прямо и недвусмысленно, никто не хотел расходиться, в его честь продолжали звучать здравицы, его называли спасителем, Победоносцем, возлюбленным и долгожданным даром Божиим, и укрыться ото всего этого он смог только за дверьми собора. Следом сунулся Элем во главе назначенной в услужение челяди, но Марк не пожелал никого видеть.

Душа просила одиночества. Хотелось поразмыслить, взять себя в руки, охватить мыслью шум стеснившихся событий. Было чувство, что разум захлебывается и настала пора дать ему очнуться, не то он перестанет поспевать за событиями и те пойдут вразнос.

Он очень устал, ему очень хотелось спать. Без малого две сотни часов миновало с рассвета, а он почти все это время не спал. А ведь он же не лунный карлик, который умеет выдерживать трехсотпятидесятичасовой день без длительных перерывов на сон. Полдневный зной и мерный, однообразный рокот моря после грозы валили Марка с ног.

Он вошел в собор и запер за собой кованые бронзовые двери. И словно нырнул в сумрак, расцвеченный во все цвета радуги оконными витражами. А из неведомых подземелий дохнуло прохладой.

Пустой собор представился громадным и таинственным. Но было в нем и что-то от живого существа, у которого вырвано сердце и отнят смысл жизни. Это был гигантский механизм, безостановочно трудившийся целые столетия, а с его, Марка, приходом, внезапно остановившийся. Марк смотрел на золотые символы и надписи, составленные из диковинно переплетенных литер, и думал: они были полны смысла, но с той минуты, как явился он и заповеданное ими обратил на себя, они онемели. Охватил почти суеверный страх. На рассвете почудилось, что неисповедимая судьба и впрямь избрала его в заветные избавители несчастного лунного народа, но здесь одолевала тревога, что он занял чужое место, по легкомыслию присвоил себе неведомо чьи слишком большие права, и теперь каждая непонятная золотая надпись с этих стен поглядывает на него зло и неприязненно, как на самозванца.

Безотчетно захотелось как можно скорей выбежать отсюда, созвать народ и крикнуть…

Марк усмехнулся.

— Устал и спать хочу, — громко сказал он сам себе. И припомнились слова, много сотен лет тому назад произнесенные одним великим земным мудрецом: «Граница человеческих прав совпадает с границей человеческих сил».

— Устал и спать хочу, — повторил он. — Оттого и раскис, оттого и теряю веру в свое право спасти этот народ.