После этого я стал жить только битвами да убийствами. Изо дня в день во мне росла жажда найти сильнейшего мира сего и победить его. Нет... даже не победить - победы не были важны мне: все, что мне нужно было - биться. Нескончаемо. Против соперника, готового стоять против меня не на жизнь, а на смерть. Чтобы скрестить с ним мечи и биться тысячелетия, ибо лишь для одного был создан божеством Иаду - сеять разрушения.

Деревни и города горели, люди падали замертво на землю сотнями и тысячами, но не находилось ни одного достойного. Лишь страх да опустошение сеял я, подстрекаемый голосом отца, то и дело звучавшим в голове. Земли людей Востока пребывали тогда в водовороте нескончаемых войн разрозненных княжеств, и вскоре мой взор, наскучивший лицезреть царствие людей, обратился на тесно соседствовавших с ними тогда духами лесов, степей и пустынь. Пожелал найти сильнейшего среди них и сразить его. Во многих местах побывал я и победил множество духов. Принимали они все телесный облик, дабы биться со мною, ибо иначе начинал я выманивать их, трусов, умерщвляя подвластные им травы, деревья и животных. Настойчивыми выпадами и ранами заставлял опустошать духа свою силу, и затем тот либо, развоплощаясь, бежал прочь от погибели, бросая все на произвол судьбы, либо бился до самой смерти. Однако итог всегда был один: без былого покровительства его прежняя обитель - леса, поля, опушки... - медленно высыхала и умирала. Однако сколько бы ни бился, не находилось мне достойного противника - ни среди духов, ни среди людей.

Божества, заметив, какие чинил разрушения, решили остановить меня. Из всех высших - то есть, бессмертных - духов ко мне явился тот, одним из множества имен которого является Мори. Поначалу он желал разрешить со мной разногласия мирно, однако не начинал я никаких распрей - все, что мне нужно было, лишь найти достойного противника. Рассудив, что бессмертный дух может вполне являться таковым, не стал говорить с ним, а тут же напал, поверг и разрубил его тело на куски. Однако, спустя пару дней, Мори явился снова - целый и невредимый, в том же самом обличье молодого человека в величественных одеждах, расшитых золотыми нитками, как и в прошлый раз. Он снова попытался решить дело разговором, и я снова убил его оболочку. И так в третий раз. На четвертый Мори явился с оружием - посохом, который помогал ему отражать мои атаки не хуже верного меча. Однако, невзирая на призванные им заклинания, я снова поверг его и уничтожил. После этого долго ко мне не являлся Мори - уж подумал, что более никогда не увижу вновь.

Однако ж насколько велико было мое заблуждение: после того, как поступил на службу к Ису и помог ему объединить под своим началом множество княжеств; после того, как меня нарекли Победоносцем... божество вернулось и оплело моего господина множеством хитросплетенных речей, заставивших мужчину ужаснуться моей силе и могуществу. В те времена уж образовалось королевство, минули страшные дни Великого пожара, и ко двору короля явился молодой человек по имени Иу - умелый заклинатель кисти, которому Мори за моей спиной вверил магический клинок, способный убить даже бессмертное.

Пару дней спустя меня убили. Бессмертный полубог был поражен множеством копий, стрел и мечей, однако этого было недостаточно, чтобы окончательно сразить его - концом послужил тот самый зачарованный клинок. Произошло это в саду королевского дворца, куда Ису пригласил меня под предлогом обсудить какие-то важные дела - трус заявился туда с целой армией, и я ответил ему боем. Вот только проиграл... После того, как заклинатель пронзил меня кинжалом, Мори заточил мою душу в магический сосуд, где покоилась она много столетий, а проклятый мною перед самой смертью Ису перенял мое имя и прозвище, Ясу Победоносец, и выдумал глупую легенду о божественности своего рода. Да будут прокляты он и его потомки вовеки веков.

Это случилось почти полторы тысячелетия назад.

***

Я помню тот день. Так четко, как если бы он произошел вчера. Был душный летний вечер, и девятилетний Уджа - сын знатного человека из дома Тоё и его наложницы - лежал в постели и медленно умирал. Мать суетилась возле него, однако не в силах что-либо сделать, и лишь горько плакала.

В тот вечер к ней явились двое - тот, кто зовет себя Иро, и тот, кто зовет себя Мори. Они пообещали, что помогут ее сыну и попросили женщину покинуть комнату на время проведения заклинательной молитвы. Отчаявшаяся наложница не стала упираться, ибо более всего прочего на свете дорожила единственным ребенком. Молитва длилась часами, но затем, поздно ночью, Иро вышел из покоев дитя с довольной улыбкой и сообщил, что опасность миновала.

В ту ночь Уджа, внебрачный сын короля, умер от яда, и в его тело была помещена моя душа. Так, спустя тысячелетие, первый мой враг, Мори, возвратил меня в этот мир и сделал потомком моего второго врага, того труса Ису.

***

Я помню тот день. Так четко, как если бы он произошел вчера. Был самый расцвет весны. На деревьях появились почки, трава очнулась от зимней спячки и начала потихоньку произрастать, а утренние ветра стали теплее.

В дом названного отца явилась заклинательница кисти, а мать Уджа лежала больной в постели и давно не вставала. Глава семейства Тоё решил попросить нарисовать ей гравюру с богиней-целительницей, Онмё, которое, согласно легендам, может даровать исцеление больному.

Женщина, ее звали Унис, держалась прямо и уверено. Не лебезила, а говорила четко и по существу. Взор ее был тверд, а лицо, тело и грация прекрасны. Она была идеальна: в меру женственна и в меру мужественна. Встреться мы с ней тысячелетие назад, я бы дал ей меч, обучил и сделал своей подчиненной. Однако, увы, те времена давно миновали, и на тот момент был не смертоносным воином Ясу - разрушителем княжеств, убийцей лесных мелких божков и Великого огненного дракона и объединителем страны, - а духом, заточенным в теле умершего мальчика по имени Уджа. Мне оставалось только сидеть в стороне и молча смотреть, надеясь, что в будущем суждено будет встретиться с этой необычайной женщиной вновь.

Несколько дней спустя, когда этому телу исполнилось десять лет, мать Уджа умерла. В тот момент я, почувствовав ее близившуюся гибель, сел подле кровати женщины, и та, вымученно улыбнувшись, взяла меня за руку и попросила тихим голоском быть сильным. В ответ лишь кивнул и натянуто улыбнулся, хотя ничего не чувствовал.

Став Уджа, я перестал слышать голос отца Иаду, и ранее холодные, как камень, душа и сердце стали теплее - в них начали появляться странные вещи, называемые чувствами. Из-за того ли это, что хватка отца, долгое время сжимавшая меня, исчезла? Или с этим как-то связано мое вселение в тело умершего Уджа?

***

С годами я понял, что мне нравится, когда люди меня боятся. Когда они ненавидят меня. Когда хотят убить или причинить страдания. Это добавляет жизни сладость и интерес.

С годами я понял, что мне не нравится, когда люди меня любят. Когда они хотят сделать мне приятное. Когда хотят защитить. Это добавляет жизни тревогу и неуверенность. Я боюсь этих чувств, и хочу разрубить их клинком, но они бестелесные...

А еще я понял, что мне не нравится убивать людей: то, как их лишенные жизни тела валятся на землю и гниют - грустно и неизящно. Совсем другое дело, когда они, преисполненные энергии, пляшут в нескончаемом танце с мечом или клинком в руке - это очень красиво и приятно.

Интересно, женщина, которая явилась в дом названного отца, могла бы танцевать так же красиво, стань она моим воином?

***

Когда телу исполнилось шестнадцать, названный отец лишил меня наследства в пользу младшего сына, рожденного от жены глупой, подлой и меня боящейся, потому что однажды сказал ей, что если будет и дальше утомлять глупой болтовней и угрозами, я ее прирежу. Почему-то всех, кто узнал о тех моих словах, данное повергло в ужас, хотя ранее говорить подобное излишне болтливой супруге было естественно - сам Ису часто делал так. Неужто нравы сильно изменились?.. Позднее я узнал, что да, многое подверглось изменениям. Например, теперь можно иметь не только супругу, но и супруга, да и не одного, а много. Наложники и наложницы остались, но грань между ними и мужем и женой так стерлась, что долго было невдомек, в чем же тогда разница... На наследство мне было наплевать, и я лишь повел плечами, когда услышал эту новость. Названный отец был очень удивлен и озадачен и долгое время подумывал, что замышляю что-то недоброе.