Словно цунами по бетонному забору, немецкое наступление ударило по нашей обороне. Опорные пункты, как столбы, в основном устояли, хотя и были в основной своей массе покорежены непрерывными обстрелами, бомбардировками и штурмами. Убитыми и раненными убыло до половины личного состава. Промежутки же между этими "столбами" были рассыпаны в пыль и труху — минные поля, проволочные заграждения, второстепенные укрепления и полосы окопов — все было изрыто воронками, изорвано снарядами и размолото гусеницами. Словно потоки воды, немецкие части перехлестнули через наши укрепления и растеклись водяной пылью по нашим тылам. Более-менее удержались Брянско-Дятьковский, Стародуб-Унеча-Клинцовский и Гомель-Добрушский укрепрайоны. Между ними, на расстояниях 40–60 километров, зияли огромные прорехи, перемежаемые "зубцами" не до конца разгромленных и все еще державшихся батальонных опорных пунктов.

От Орла же, проткнув стык наших фронтов, ударила мощная струя танковых клиньев. Пройдя по касательной с восточной стороны вдоль наших укреплений вокруг Брянска, она ободралась об них как о рашпиль с крупной насечкой, оставив на наших позициях кровавые ошметки, и обтекла нашу оборону с севера от Дятьково, находившегося в двадцати километрах к северу от Брянска. Еще севернее на пятьдесят километров она уперлась в Людиновский укрепрайон и просочилась между ними, забирая к западу в наши тылы, пока не уперлась в укрепления Рославля в ста двадцати километрах северо-западнее Брянска и уже от этой преграды попыталась завернуть окружение на юг, на соединение со своими войсками, прорвавшимися через Брянско-Гомельскую линию укреплений.

На советском фронте ситуация была схожей, только там немцы не смогли прорвать оборону на линии Липецк-Борисоглебск — лишь частично оттеснили советские войска на двадцать-пятьдесят километров, увязнув в многокилометровых оборонительных сооружениях. Но севернее Липецка они продвинулись вплоть до Тулы и Рязани на севере и до Цны на востоке, вклинившись между Рязанью и Липецком громадным языком почти в двести километров, так что две полосы обороны наших фронтов теперь охватывали немцев как две покоцанные, но еще крепкие челюсти, и было непонятно — то ли они сомкнутся, то ли сломаются окончательно.

Но, как и всякая волна, наступление немцев оставило на территории серый налет. Как пыль от разрушенной бетонной стены, все наши позиции были покрыты трупами в серой форме, чадящей бронетехникой, искореженными автомобилями и ребрами сгоревших самолетов.

А в тылах немцев ждали ДРГ, рейдовые и штурмовые батальоны. ДРГ, выдавленные ранее из-за линии фронта, уже пополнили личный состав и боекомплект, отоспались, отдохнули и теперь нетерпеливо потирали руки. Немцы шли сквозь нашу недодавленную оборону уже не сплошной волной, а отдельными колоннами, просачиваясь тонкими ручейками сквозь простреливаемое междурядье выдержавших удар укреплений. Начиналась маневренная война, махновщина, которую так любили наши бойцы и командиры.

Глава 4

Майор Нечаев отдал команду связистам и снова прильнул к окулярам. Сейчас команды шли непосредственно штурмовым группам, поэтому скорость и точность их исполнения достигла приемлемого уровня. Уже через три минуты группа фронтальной атаки выдвинулась на исходные позиции и начала демонстрировать наступление, сковывая прорвавшегося противника с фронта, не давая ему нормально снова сгруппировать рассеянных по окопам и ходам сообщений солдат, распределить потрепанные, но еще боеспособные подразделения по участкам, чтобы организованно встретить контратакующие части — когда по тебе активно стреляют из всех видов оружия, в голове больше бродят мысли о том, чтобы отбиться и не подставиться под пулю, а не о том, как бы правильнее организовать оборону или исполнить приказ. Группы флангового удара начали действовать еще через три и семь минут — ударному взводу левого фланга требовалось больше времени, чтобы выйти из своего расположения и подойти к точке прорыва — он был нацелен на контратаки на другом участке обороны — уж очень неудобно ему было выходить налево — там было почти триста метров открытой местности, и ему пришлось делать крюк, чтобы пройти балкой, дооборудованной саперами для быстрого продвижения параллельно фронту. Но сейчас прорыв был довольно серьезным, и Нечаев решил задействовать для его ликвидации больше сил. Дежурные оперативного планшета получали доклады и отражали ежеминутно меняющуюся обстановку на вертикально поставленных стеклянных панелях, нанося разноцветными маркерами новые отметки взамен старых.

Планшет оказался удобной штукой. Нечаев стал майором совсем недавно, практически перед самым наступлением немцев. На курсах обучения батальонных командиров он изучал работу с этим инструментом, и даже получил высокие баллы, но до конца прочувствовал его полезность только после двух недель тяжелых оборонительных боев, что вел его отдельный укрепрайон. УР прикрывал район с тремя перекрестками второстепенных дорог, но, судя по брошенным в атаку силам, немцы возлагали на эти дороги большие надежды. Поэтому начиная со второй недели, как только нашим командованием были определены основные направления ударов, Нечаеву стали подбрасывать средства усиления. Танки, которые сейчас шли вместе со штурмовыми группами, были одним из таких средств — танковая рота из переделанных четверок пришла в расположение его батальона в середине июня.

Судя по свежим отметинам на листах дополнительной брони, танки уже побывали на другом участке, а у майора тогда появилась дополнительная головная боль — где их разместить. Скопом нельзя — накроет артиллерия, а за такое по головке не погладят. Где попало — тоже — танк должен находиться так, чтобы быстро и скрытно прибыть в то место, где он нужен, там выполнить задачу и так же быстро и скрытно отойти, чтобы не попасть под ответный удар. Вот тут свежеиспеченному майору и пришлось вспоминать и переосмысливать те знания, что почти два месяца вбивали в него преподаватели общевойскового боя — возможные варианты надо было продумывать еще до боя, а то потом будет поздно и придется излишне рисковать людьми и техникой, маневрируя ими по неподготовленным путям, открытым противнику для стрельбы прямой наводкой.

До этого он полтора года служил сначала взводным, а затем ротным командиром. В тридцатых он отслужил срочную и потом еще два года сверхсрочной, ему предлагали идти на курсы младших командиров, но в стране назревало что-то нехорошее и Александр решил затаиться — с его-то происхождением. Поэтому до начала войны он работал агротехником в колхозе, потом, когда пришли немцы, он также — на всякий случай — скрылся в лесу, где заранее оборудовал себе тайничок с припасами на первое время. Там его нашли эти странные "партизаны", и он начал работать в их мастерских. И уже в начале сорок второго ему снова предложили идти на курсы младших командиров.

Тогда так припекало, что даже с него, ценного специалиста, решили снять бронь. И, хотя идти на курсы ему именно предложили, он решил не отказываться — несмотря на то, что порядки новых властей отличались от того, что он видел до этого, еще было какое-то недоверие, он хорошо знал поговорку "мягко стелет да жестко спать", поэтому не стал дразнить гусей и поплыл по течению. Окончив курсы, он в свои двадцать восемь стал командиром пехотного взвода, участвовал в обороне Орши. Смоленск он брал, командуя ротой штурмовиков — новая балльная система цепко отслеживала все его успехи и неудачи, и общего баланса надежно хватало для того, чтобы продвигаться вверх. По секрету ему сказали, что несколько баллов он набрал из-за политрука их батальона, которого Александр арестовал за попытку поднять бойцов в атаку на хорошо подготовленную оборону без артиллерийской и танковой поддержки.

Так что к весне сорок третьего Александр был уже опытным командиром. Но, как показали курсы и летние оборонительные бои, его опыт, да и мышление, все еще ограничивались уровнем роты, где все вопросы можно было решить в голове. Батальон же требовал уже штабной работы, а это совсем другой уровень и подходы к принятию решений. В батальоне надо было увязывать действия более многочисленных и разнообразных по тактике и вооружению подразделений. Количество перешло в качество — это положение основоположников Александр полностью прочувствовал только с началом немецкого наступления.