— Ты, Эдуардо, сейчас должен думать о себе, я даю тебе последний шанс. Садись, время у тебя еще есть, прикинь, подумай.

— Банни, говорю тебе как другу, не вмешивайся ты в это дело. Обратного хода мне нет.

— Придумай. Уплати неустойку. Или что там у вас полагается?

— Голову надо будет отдать! Свою голову, а она мне еще нужна, Банни.

— Чтобы думать, Эдуардо. Твои карты биты. Сам видишь.

— Задал ты мне задачу, Банни. Выпьем, может, что и придумается. — Антиноми старался всеми силами тянуть время. Он выбирал нужный момент, чтобы нанести неотразимый удар. Он знал приемы каратэ, с помощью которых противник почти мгновенно терял сознание или лишался способности к сопротивлению. Мешал стол. Надо было подойти ближе. Антиноми встал со стаканом в руке: — За твое благополучие, Банни!

— Сядь! — строго прикрикнул тот.

— Да ты что? Кто у кого в гостях?

— Ты, Эдуардо. Сядь и не шарь рукой под столом. Пистолеты в коробке хорошо завязаны твоим галстуком. Надеюсь, ты не против?

— Какие разговоры? Распоряжайся здесь всем. — В голосе Антиноми послышалась зловещая мягкость. Он медленно выпил и, ставя стакан, молниеносным движением раскрытой ладони левой руки нанес удар в дыхательное горло. Малютка Банни успел отклониться вправо, и удар пришелся вскользь, железные пальцы только ссадили кожу на шее. Малютка Банни упал вместе с креслом, выпустив из рук ампуломет. Лежа, он видел, как Антиноми рванул картон коробки, выхватил кобуру, расстегнул и выхватил кольт. Никогда Малютка Банни не забудет выражения его лица — торжествующего, неумолимо жестокого. Гангстер наслаждался, глядя, как его поверженный противник лихорадочно шарит рукой по ковру, не спуская глаз с кольта. Наконец Малютка Банни накрыл своей широченной ладонью крохотный ампульный пистолетик, и тут Антиноми нажал на спуск, лицо его исказилось, он жал изо всей силы, но выстрела не было. Наконец он понял, в чем причина, и привычно, большим пальцем, сдвинул предохранитель. В этот миг грудь его словно обожгло раскаленным железом. Он закачался, но устоял на ногах и стал медленно поднимать вдруг отяжелевшее дуло пистолета, шепча деревенеющими губами:

— Сейчас и ты… сейчас…

Малютка Банни выстрелил второй раз. Кольт выпал из рук Антиноми.

Поединок продолжался всего несколько секунд, но какими долгими показались Малютке Банни эти мгновения. Он тяжело поднялся с ковра, ударом ноги отбросил кольт, хотя и видел, что Антиноми мертв. Постоял, поглядел на него. В распахнутых темно-карих глазах убитого сохранялся еще живой блеск, но в них появилось выражение отстраненности от всего земного. На пальце зелеными бликами переливался изумруд.

— Черт побери! — проворчал Малютка Банни, думая, что в те четверть секунды, пока Антиноми снимал предохранитель, решилась его судьба. Он назвал себя самонадеянным идиотом, который, будучи вооруженным до зубов, чуть было не позволил убить себя.

«Теперь хоть не будь разиней. Решай, и поскорее, как быть с этим. Можно так и оставить. Пусть и кольт лежит возле него. Подумают, что хотел застрелиться и умер от удара». Тут он вспомнил о стюарде, того не проведешь, он сразу поймет, в чем дело, и на теле Антиноми остались синие пятна. Опытный врач поймет. Коротышка Рой, может быть, сразу и не выдаст, а будет тянуть из него деньги. Но потом… Нет, первый вариант отпадал, Рой, наверное, сейчас ждет у двери. Может быть, что-то даже слышал.

Он подошел к окну, рама была опущена, пахнуло морской прохладой. Выглянул. Вверху, ближе к носу, рдел красный бортовой огонь, далеко внизу журчала вода, вспыхивали красные отблески на волнах. Справа и слева в ближних каютах было темно, светились окна только в нижних ярусах, оттуда рвались завывающие голоса джаза, рокотали барабаны.

Банни был воспитан на правиле средневековых рыцарей, что все находившееся на противнике переходит в его личную собственность. Без зазрения совести он очистил карманы, набитые деньгами: как всегда, и в этот вечер Антиноми играл удачно. Сдернул с пальца кольцо с изумрудом. Задержал взгляд на фотографии пожилой красивой женщины и очаровательной девочки лет шести, очень похожих на застывшее лицо Антиноми. Фотографию положил в карман убитого, прошептав:

— Никогда бы не подумал, что и он кого-то любил…

Подняв тяжелый труп, он подволок его к окну и вытолкнул в него. Донесся короткий всплеск. Малютке Банни он показался таким оглушительным, что он застыл у окна, ожидая, что сейчас проснутся все пассажиры, замолкнет музыка, судно остановится.

Джаз гремел с прежней силой, судно мчалось по ночному океану. Выбросив в волны все оружие, Банни закрыл окно.

Ноги подгибались. Подошел к креслу, хотел сесть и отпрянул от него — в нем только что сидел Антиноми, — пересел в свое кресло. Выпил полстакана неразбавленного виски. Стал мысленно кого-то уверять, что не хотел убивать этого человека, что только оборонялся. Потом встал, вытащил носовой платок, протер им стол, стаканы, бутылку с остатками виски, оконную раму. Обвел взглядом салон, припоминая, за что еще брался руками.

Из невидимых светильников лился желтоватый свет. Вся мебель стояла на месте. На ее матерчатой обшивке не могло остаться отпечатков пальцев. Разве на шкафу? Протер полированную поверхность шкафа и пошел к двери, осторожно ступая по ковру. Повернув голову к зеркалу, почувствовал саднящую боль на шее. Подошел ближе к зеркалу. На шее синела полоса. Покачал головой: «Если бы на дюйм правее к сонной артерии…»

Протер ручку двери. Открыл ее. Выглянул в коридор. Коротышка Рой шел к нему из зеленоватого сумрака.

— Я думал, что ты останешься у него ночевать, — сказал он, подойдя. — Уже третий час. Беспокоился за тебя…

— Идем, Рой. Я провожу тебя немного. Вот бы ни за что не поверил, что плывем вместе. Ну что стоишь?

— Думаю зайти к Антиноми.

— Зачем?

— Видишь ли, я по ошибке прихватил его портсигар.

— В самом деле? Как же это так, Рой? Я поклялся, что этого не могло быть, и заплатил полную стоимость вещи.

— Сколько?

— Двести долларов.

— Мало, Банни. Портсигар золотой, стоит дороже.

— Такую сумму он сам назвал.

Рой захихикал:

— Ах, Банни, здорово я тебя разыграл!

— Не понимаю, Рой.

— Портсигара-то никакого нет. Все это я сейчас придумал.

— Для чего?

— Не догадываешься? Там ли Антиноми или его уже нету?

— Ну и что?

— Ты же его убрал!

— Не угадал, Рой. Антиноми до сих пор не пришел.

Из груди Коротышки Роя вырвался стон:

— Врешь, Банни! Я кое-что слышал. Он там.

— Ты слышал шум из другой каюты.

— Нет, Банни! Я разобрал ваши голоса.

— Еще что?

— Больше ничего. Потом все стихло. Кто-то наливал в стаканы виски.

— Я наливал. Выпил всю бутылку. Заснул, как ты. Проснулся и решил послать его к дьяволу.

— Пистолеты?

— Выбросил в окно. Держать их опасно. Ему оставлять — еще опаснее.

— Надо было вызвать нашего детектива, понятых и составить акт.

— Капитан запретил делать обыски в каютах.

— Врешь все, Банни!

— Помолчи, Рой. Кто-то сюда идет.

Когда мимо прошли два матроса, Малютка Банни шепнул с угрозой:

— Иди за мной и заткнись!

— Иду, иду, Банни. Ты не обижайся. Значит, ты его не пристукнул?

Коротышка Рой семенил за Малюткой Банни, нудно скуля:

— Опять остаюсь ни с чем. Надо было самому пришить, раз он такой подлец. Денег у него куча. Игрок. Кольцо на пальце тысяч за пять, а то и больше. Нет, Банни, так нельзя. Если ты его убрал, то давай по-честному: половину его капитала мне. Ты всегда поступал честно.

Малютка Банни остановился, посмотрел в пустынные концы коридора, сказал, сдерживая раздражение:

— Я могу, Рой, объяснить полиции, кто разделался с этим человеком.

— Кто, Банни?

— Ты, Рой. А кто же? Когда я зашел в каюту, ты только что спустил его в труп в окно. У тебя на морде все было написано, Рой. Так что брось скулить и благодари деву Марию, что зашел я, а не лейтенант Лоджо.