— Да… — произнес Казимир.

— Да! — подхватили матросы. — Да, скифы мы! Да, азиаты мы! С раскосыми и жадными очами!

— Но скажите, — возмущенно воскликнул Казимир. — Что может быть лучше жареной курицы? Что?!

— Жареный петух? — невозмутимо предположила Кристина-поэтесса.

— Сгущенка! — сказал один матрос.

— Тушенка! — сказал другой.

— Нет, сгущенка! — сказал третий.

— Нет, тушенка, — сказал четвертый.

А потом уж и не разобрать было, кто и что говорил. В воздухе, как волейбольные мячи, носились только два слова: «Сгущенка!!!», «Тушенка!!!»

— Вот вы у меня какие… — задумчиво промолвил Казимир.

Тут Петя заметил, что стена начала медленно сдвигаться, и он быстро юркнул в свою комнату, не успев попрощаться с Великим Магистром.

Петя увидел, что одни матросы уже купаются в океане, другие — загорают. Кристина, превращенная в человека, со спасательным кругом в одной руке и с мегафоном в другой, ходит по берегу и строго поглядывает на купающихся, а Казимир, мурлыкая песню, сдвинув бескозырку на затылок, во фраке, при шпаге и с моноклем возится неподалеку со своей пушкой — КАУ.

Петя прислушался. Казимир напевал что-то знакомое — то ли по-молдавски, то ли по-русски:

— Доброе утро, — сказал Петя.

— Привет, — сказал Казимир. — Вот и все готово к нашему уроку.

— А что это за кнопки такие на пушке появились? — спросил Петя. — Вчера их не было.

— Это — очень интересные кнопки. Нажмешь на левую — орудие выстреливает банку тушенки. На правую надавишь — вылетает банка сгущенки. Всю ночь изобретал. С курицами покончено. Голос масс! Веление времени.

— Казимир, а вы не знаете, почему у нас в магазинах ни тушёнки, ни сгущёнки — ничего? Только по праздникам, и то не всегда?

— Магистр, — строго сказала Кристина. — Нельзя с ребенком все время говорить о еде! О еде и о еде! Это — непедагогично. Вы его растлеваете. Понятно вам это или нет?

— Я учу его программированию, — возразил Казимир. — А если я при этом прибегаю к кулинарным примерам, то что поделаешь? Не скрою, мне близка это тема… Вот у меня жена — подчеркиваю: профессор! — так она всегда с огромным интересом…

— Ах, да разве в этом дело? — перебила Кристина. — За ограждение не заплывать! — рявкнула она в мегафон матросам. — Кому говорю — не заплывать! Магистр! Дело не в том, что ваша жена любит готовить…

— А она не любит, — с достоинством сказал Казимир. — Она профессор. Готовлю всегда я. Вот эти руки готовят, — он показал свои руки. — Руки молодые…

— Да не в том дело, не в том, — настойчиво сказала Кристина.

— Вот вы поете: «гармони́я». А что такое «гармони́я», толком даже и не знаете.

— Знаю, — возразил Казимир. — Это — кулинария.

— Нет! — страстно воскликнула Кристина. — Нет и нет! Гармония — это… Ну, Магистр?

— Меланхоли́я, меланхоли́я! — наперебой подсказывали загоравшие матросы, которые потихоньку подползали поближе, жадно слушая спор своего начальства.

— Меланхолия, что ли? — спросил Казимир простодушно.

— Нет, — сказала Кристина. — Нет!

— А что?

— Это, прежде всего, духовная пища, — торжествуя, объяснила Кристина. — Духовная! А уж потом — физическая. Вот что такое ГАРМОНИ́Я.

— Как интересно, — сказал Казимир.

— Магистр, какая у вас главная методическая ошибка? — продолжала Кристина. — Если вы не можете обойтись без ваших кулинарных опытов, то — ладно. Но перед этим — обязательно! — вы должны говорить с ребенком о чем-нибудь духовном, понимаете? Только в этом случае мы обеспечим гармоническое развитие личности. — Она повернулась к Пете: — Отрок, хочешь гармонично развиваться?

— Нет, — сказал Петя.

— Не можешь — научим, не хочешь — заставим, — сурово произнесла Кристина.

— Ладно, — сказал Казимир, — поговорим с ним о чем-нибудь духовном. Гармония так гармония. Начинай, Кристина.

Кристина пересекла невидимую плоскость, разделявшую морской берег и Петину квартиру, и оказалась перед книжной полкой.

— А это что? — спросила Кристина и достала с полки сборник японских стихов. — Хайку? Отрок, это ты читаешь хайку?

— Нет, это родители читают, — сказал Петя.

— А знаешь ли ты, отрок, — заговорила Кристина, — что, когда Басё осваивал дзэн у мастера Буттё, тот однажды спросил у него: «Чем вы занимались эти дни?», а Басё говорит: «После дождя мох особенно зелен». А Буттё говорит: «Что же раньше — Будда или зелень мха?» А Басё говорит: «Слышите, лягушка прыгнула в воду!» Вот, отрок, с этого и началась новая эпоха в хайку.

— Ну, чего затараторила? — недовольно спросил Казимир. — Ничего не понял. Кто осваивал дзэн?

— Басё, — ответила Кристина.

— А Буттё спросил у него: «Чем вы…»

— У кого спросил?

— У Басё.

— Так.

— «Чем вы, говорит, занимались эти дни?»

— Это Буттё спросил?

— Буттё, Буттё.

— А Басё?

— А Басё говорит: «После дождя мох особенно зелен».

— Не понял, — сказал Казимир. — Кто зелен?

— Мох, — сказала Кристина, — мох.

— А, — сказал Казимир, — так-так?

— А Буттё говорит: «Что же раньше? Будда или…»

— Будда — это бог такой, — пояснил Казимир.

— Знаю, — сказал Петя.

— …Что же, говорит, раньше, Будда или зелень мха?

— Так.

— А этот отвечает: «Слышите, лягушка прыгнула в воду?»

— Какое же резюме? — спросил Казимир. — При чем тут лягушка?

— Это значит, — отпускать свой ум, — объяснила Кристина.

— Как это?

— То есть, доверять ему… Дьявольщина, не помню без конспекта! Видите ли, Магистр, сосредоточенность на вопросе учителя предполагает остановку, разрыв связи с текущими событиями. А ученик не хочет разрывать эту связь. И потому отвечает не на вопрос, а на то, над чем действительно сосредоточена его мысль…

Петя вдруг зевнул.

— Полундра! — крикнула ему на ухо Кристина. — Прекрати этот цинизм! Разгильдяй!

— Продолжай, пупсик, — сказал ей Казимир. — Он больше не будет.

— Так вот, я говорю: ответ Басё заставил Буттё проникнуться его настроением в большей степени, если бы Буттё услышал логически обоснованный ответ. Никакой мистики, Магистр! Не полное отсутствие связи, а иной тип связи!

— Все с духовным? — спросил Казимир.

— Так точно.

— Что ж, хвалю. Так и жгешь глаголом. Ну, а теперь айда к нашему орудию.

— И правда, айдате, — сказала Кристина.

— Извини, Кристина, — сказал Магистр, вынимая шпагу, — я тебя, пожалуй, того…

— Ничего, ничего, — ответила она, — мне даже приятно, когда я — машина.

Она не договорила.

— «Шаварган-бух!» — произнес Казимир.

Кристина оцепенела. На голове у нее появился поварский колпак с двумя скрещенными мортирами.

— Что это за…

— … полоски были нарисованы? — спросил Казимир у Пети, когда они вышли на морской берег.

— Где?

— У тебя в комнате на дверном косяке?